Марина Юденич - Сент-Женевьев-де-Буа
На его несчастье, а быть может, наоборот на счастье — иначе сцена выглядела бы совсем уж комичной, под рукой его не было сейчас подушки, одеяла или какого другого предмета, коим можно было бы закрыть лицо. Будь иначе — он непременно бы поступил именно так. Тело же его было настолько ослаблено физически — и это тоже было мучительно стыдно, — что он не чувствовал в себе сил пошевелить руками — иначе он спрятал бы лицо в ладонях, или, по крайней мере, перевернулся бы на живот, уткнувшись лицом в мягкую обивку дивана, или попросту убежал бы, впрочем это ему вряд ли удалось бы сделать, будь он даже и в нормальной физической форме Диван в его номере, куда его доставили секьюрити и на который он немедленно рухнул без сил, плотным кольцом окружали четверо сотрудников службы безопасности отеля.
Те двое, которым он сдался возле номера старушки и двое — присоединившиеся к ним возле лифта, они, очевидно, ловили его на верхнем этаже. Теперь все четверо стояли вокруг дивана тем же плотным кольцом, что и шли, конвоируя его восвояси, словно боясь, что он выкинет еще что-нибудь, стоит им только разомкнуть круг. Они молча, настороженно и недобро, к тому же весьма бесцеремонно разглядывали его и это было тоже стыдно, унизительно и нестерпимо, но ничего поделать он не мог Кто-то еще, невидимый им из-за широких спин охранников, нервно расхаживал по номеру, но и он был молчалив.
Похоже было, что никто из них не уполномочен принимать какие-либо решения и вообще мало представляет, как вести себя в подобной ситуации — все ждали кого-то, кто мог хоть как-то ее разрешить. Так и оказалось — послышался звук открываемой двери, чьи-то быстрые шаги, изумленный и испуганный одновременно возглас — Что происходит? Ему плохо? Он оказал сопротивление? Что они с ним делают? — взволнованный молодой голос выпалил все эти вопросы на одном дыхании. Секьюрити зашевелились, но кольца не разомкнули — Понимаете, мсье де Буасси, этот русский — мсье Поляков, он стал требовать… — голос постарше крайне сбивчиво и испуганно начал объяснять ситуацию тому, кого звали де Буасси, но был остановлен — Я знаю, что произошло Но, что сейчас? Он сопротивляется?
— Нет. Он… Он… лежит — Его, что, связали?
— О, нет, мсье де Буасси! Как можно было… Он просто лежит…
— Тогда почему здесь столько секьюрити? И зачем они так стоят? Где он?
Он может говорить?
— Но я думал, мсье де Буасси…. На всякий случай… до вашего прихода… Да, он, мсье Поляков, кажется в полном сознании Просто не очень хорошо себя чувствует, я думаю…
— Вы свободны, господа, — тот кто носил красивое имя де Буасии наконец обратился к охранниками и они немедленно разомкнули оцепление, — нет, кто-нибудь один или двое останьтесь… Но не здесь. Где ни будь рядом.
Вы меня слышите мсье Поляков? Как вы себя чувствуете? Вы говорите по-французски?
Де Буасси оказался высоким стройным довольно молодым человеком, с тонким породистым лицом, как бы подтверждающим его право на столь громкое имя. Очки в тонкой золотой оправе скрывали глаза, но большой хищный, как клюв опасной птицы, нос на загорелом холеном лице, тонкие красиво очерченные губы, высокий гладкий лоб, на который небрежно падали длинные пряди блестящих черных волос создавали классический гармоничный образ молодого аристократа, потомка старинного и славного рода, помещенного на жительство в конец века двадцатого, а посему вынужденного получить хорошее современное образование и, видимо, работать. Очевидно, он принадлежал к руководству, а быть может и к клану владельцев отеля, жил здесь же, в отеле или неподалеку на одной из старинных вилл и поднят был на ноги ни свет ни заря в виду исключительности и чрезвычайности происшествия Говорил он быстро, короткими отрывистыми предложениями, которые будто бы наскакивали друг на друга, но возможно это была его обычная манера По крайней мере, внешне, господину де Буасии удавалось хранить спокойствие Второй человек, оставшийся в гостиной, после того, как секьюрити бесшумно удалились с поля действий, заняв позиции где-то неподалеку, как велел де Буасии, был, напротив, совершенно откровенно взволнован Он был много старше патрона — лет, примерно, пятидесяти, а, может быть, и больше Его седины дышали благородством, с неким, однако, налетом театральности Возможно, этому способствовало то, что одет он был в торжественную униформу служащих отеля Вероятнее всего, это был старший ночной портье, который имел несчастье дежурить именно в эту злополучную ночь Теперь он очень боялся, что поступил как-нибудь не так, возможно, слишком сурово обойдясь с Поляковым, отдав его под конвой охраны, а, возможно, наоборот, слишком мягко, не вызвав полиции. Словом, он просто не знал, как должен был себя вести и каковы теперь будут последствия. И от этого очень волновался.
— Да, я говорю по-французски. Спасибо — Поляков сам удивился и одновременно нашел еще один повод устыдиться, от того как слабо и с трудом дались ему эти слова Последнее относилось к вопросу де Буасии о самочувствии и, похоже, тот это именно так и понял — Вы уверены, что вам не нужен врач?
— Да, уверен Пожалуйста, пусть все уйдут Если необходимы мои объяснения, я дам их вам — Разумеется. Господа, можете оставить нас — Де Буасии был действительно тем человеком, который уполномочен принимать решения и, надо отдать ему должное, умел это делать. Его распоряжение было выполнено незамедлительно, хотя пожилой портье не скрывал своей озабоченности и тревоги, оставляя патрона один на одни с сумасшедшим русским Это крупными буквами было написано у него на лбу, но возражать он не смел и спешно, насколько позволяли возраст и этикет покинул апартаменты.
Де Буасси опустился в низкое кресло, то самое в котором всего несколько часов назад сидел актер. Только теперь Поляков заметил, что остатки их бурного пиршества со стола убраны и номер приведен в обычный идеальный порядок. И лишь окно сочли необходимым оставить открытым, а занавеску — отдернутой — комнату заливали яркие лучи раннего солнца и было свежо Поляков сделал попытку подняться с дивана — беспомощно лежать перед безупречно вежливым и предупредительным де Буасси, который наверняка презирал его в душе, а то и смеялся над ним, было совсем уж унизительно Он тяжело спустил ноги на ковер и сел на диване Теперь они сидели практически напротив друг друга, глаза в глаза. Де Буасси хранил молчание, с сочувствием, по крайней мере, внешним, наблюдая за его усилиями. Когда ему показалось, что Поляков достаточно удобно устроился на диване и посторонняя помощь ему не требуется, он заговорил — Собственно, мне не нужны ваши объяснения, мсье Поляков Картина ясна и ваше поведение мне понятно Поверьте, это я говорю искренне Но традиции нашего отеля, и то положение в котором все мы теперь находимся, как вы понимаете, требуют от меня принятия решения И боюсь, оно не очень придется вам по душе, но…
— Не утруждайте себя, мсье де Буасси, — Поляков почти взял себя в руки, хотя душу его по-прежнему терзали жгучие приступы стыда Возможно, заговори с ним де Буасси, как-нибудь иначе, он не сумел бы справиться с тем, что творилось сейчас у него внутри и опять бы натворил Бог знает каких глупостей Но дружелюбный, с изрядной долей сочувствия тон француза, который возможно и был искренним, но в любом случае главной целью своей имел — подсластить очень горькую для Полякова пилюлю, неожиданно оказал на него благотворное воздействие. Поляков нашел в себе силы отвечать более ли менее достойно Суть пилюли и горечь ее для Полякова заключались в том, что ему отныне и навсегда закрыт будет доступ во все заведения этой известной и почитаемой ценителями истинной роскоши и комфорта системы, — я знаю, в чем заключается ваше решение У меня есть несколько часов, чтобы привести себя в порядок и собрать вещи?
— Ну разумеется. Расчетный час, у нас, как и везде наверное, в полдень — у вас есть еще по меньшей мере четыре часа — сейчас только девять. Но если этого не достаточно, я могу продлить ваше пребывание у нас еще на некоторое время Скажем, часов до четырех?
— В этом нет необходимости. Я успею.
— Благодарю вас, мсье Поляков И знаете что, на вашем месте я возможно поступил бы так же, но ведь и вы на моем… — Де Буасси не закончил фразы, словно испытав затруднение с подбором нужных слов, и только развел руками — Вы правы, — Поляков нашел в себе силы подняться с дивана. Он не знал, подаст ли де Буасси ему руку, поэтому и свою не протянул для рукопожатия Трудно сказать, как понял это де Буасси, он лишь сдержано кивнул и направился к двери — Один только вопрос.
— Да, мсье Поляков? — голос де Буасси впервые за всю их беседу слегка изменил ему Все это время, он все-таки волновался и только сейчас, сочтя инцидент исчерпанным, видимо, несколько расслабился. Реплика Полякова застала его врасплох — Кто была та пожилая леди, которую я разбудил?
