Чинуа Ачебе - И пришло разрушение…
Оконкво предупредил остальных, что идти надо в полном вооружении.
— Мужчины Умуофии никогда не отказываются от приглашения, — сказал он. — Они могут отказаться сделать то, о чем их просят, но выслушать просьбу они никогда не откажутся. Однако времена переменились, и мы должны быть начеку.
Итак, они отправились к окружному комиссару, вооружившись мачете. Взять ружья они посчитали для себя неподобающим. Шестерых мужчин ввели в помещение суда, где их уже поджидал окружной комиссар. Он принял их любезно. Они сняли с плеч мешки из козьих шкур и вложенные в ножны мачете, положили все это на пол и уселись сами.
— Я попросил вас прийти, — начал комиссар, — из-за тех событий, которые произошли здесь в мое отсутствие. Мне вкратце о них рассказали, но прежде чем принять какое-то решение, я хочу услышать, что вы можете сказать по этому поводу. Давайте поговорим по-хорошему и поищем пути, которые избавили бы нас от возможности повторения подобных происшествий в будущем,
Тогда поднялся Огбуефи Эквуеме и начал рассказывать о том, что произошло.
— Постой-ка! — прервал его комиссар. — Я хочу позвать сюда своих людей, пускай послушают ваши жалобы и примут их к сведению. Многие из них пришли сюда из дальних мест и хоть и говорят на вашем языке, но совсем не знают ваших обычаев. Джеймс! Ступай, приведи их!
Его переводчик вышел из комнаты и вскоре вернулся с двенадцатью стражниками. Они уселись на полу рядом с представителями Умуофии, и Огбуефи Эквуеме принялся рассказывать о том, как Енох совершил убийство эгвугву.
Все дальнейшее произошло с такой молниеносной быстротой, что шестеро старейшин не успели и глазом моргнуть. Последовала жестокая схватка, столь краткая, что воинам не удалось даже вытащить из ножен мачете. На приглашённых надели наручники и увели в арестантскую.
— Ничего плохого мы вам не сделаем, — заявил им позже окружной комиссар, — если, конечно, вы согласитесь действовать с нами заодно. Заботясь о вашем благе и о благе вашего народа, мы хотим править вами мирно. Если кто-нибудь посмеет обидеть вас, мы немедленно придем вам на помощь. Но и вам мы не позволим обижать других. У нас есть суд, где мы вершим правосудие — точно так, как это делается на моей родине, которой правит великая королева. Вы очутились здесь потому, что сколотили шайку и вознамерились не давать людям спокойно жить — стали жечь их дома, разрушать их церкви. Это недопустимо во владениях нашей королевы, самой могущественной правительницы на земле.
Мое решение таково: вы заплатите штраф в две сотни мешков каури. Вы будете немедленно освобождены, как только согласитесь уплатить штраф и поручитесь, что соберете нужные деньги. Что вы на это скажете?
Шестеро старейшин угрюмо молчали, и комиссар на время оставил их одних. Покидая арестантскую, он велел стражникам обращаться с заключенными с уважением, какое подобает старейшинам Умуофии. Стражники ответили: «Слушаюсь, сэр!» — и отдали комиссару честь.
Но как только комиссар ушел, главный стражник, исполнявший также обязанности арестантского цирюльника, принес бритву и наголо обрил воинов. Они все еще были в наручниках и сидели, безучастно глядя в одну точку.
— Кто тут у вас главный? — насмехался стражник. — Посмотреть, так в Умуофии каждый нищий носит на ноге браслет со знаками титула. Должно быть, красная цена ему — десять каури, не больше.
Весь тот день и весь следующий шестеро арестованных ничего не ели. Им не давали даже пить, не разрешали выйти по малой нужде или зайти в кусты по большой. А ночью снова пришли стражники, они всячески издевались над старейшинами и стукали их бритыми головами друг о друга.
Даже когда их оставляли одних, они не разговаривали. Лишь на третий день, не в силах больше выносить голод и оскорбления, старейшины нарушили молчание.
— Надо было послушаться меня и убить белого человека! — прорычал Оконкво.
— И сидели бы мы уже теперь в Умуру и дожидались, когда нас повесят, — заметил кто-то.
— Кто это собрался убить белого человека? — крикнул стражник, вбежавший в камеру.
Никто не ответил.
— Мало вам того, что вы натворили, так вы еще задумали белого человека убить! — В руках у него была крепкая палка, и он принялся дубасить каждого по голове и спине. Оконкво задыхался от ярости.
Как только шестерых старейшин посадили под замок, стражники отправились в Умуофию и сообщили жителям, что задержанных не отпустят до тех пор, пока за них не заплатят штраф в двести пятьдесят мешков каури.
— Не заплатите штраф сразу — увезем ваших старейшин в Умуру и повесим.
Весть об этом тотчас же облетела все деревни Умуофии, обрастая на пути всевозможными подробностями и измышлениями. Одни утверждали, что старейшин уже увезли в Умуру и на следующий день повесят. Другие говорили, что семьи заключенных тоже ждет виселица. Некоторые уверяли, что солдаты уже на пути в Умуофию и что жителей перестреляют так же, как перестреляли жителей Абаме.
Было время полнолуния. Но не слышно было детских голосов в ту ночь. Пусто было деревенское ило, на котором собираются поиграть при луне дети. Женщины Игуедо не сошлись в своем потайном уголке разучивать новый танец, чтобы потом показать его всей деревне. Юноши, никогда не спавшие в лунные ночи, не вышли в эту ночь из своих хижин. Деревенские тропинки, которыми они обычно направлялись в гости к друзьям и возлюбленным, не оглашали их мужественные голоса. Умуофия притаилась, — так испуганный зверь, наставив уши, принюхивается к застывшей зловещей тишине и не знает, куда бежать.
Тишину ночи нарушила звонкая дробь огене деревенского глашатая. Он призывал всех мужчин Умуофии, начиная с возрастной группы Акаканма и старше, собраться утром на базарной площади. Глашатай прошел всю деревню вдоль и поперек, не пропустив ни одной из главных деревенских тропинок.
Усадьба Оконкво казалась вымершей. Можно было подумать, что ее затопило холодной водой. Вся семья была в сборе, но все говорили шепотом. Услышав, что отец посажен в арестантскую и что его ждет виселица, Эзинма прервала свое двадцативосьмидневное пребывание у родственников будущего мужа и вернулась домой. Добравшись до Умуофии, она тотчас же отправилась к Обиерике узнать, что собираются предпринять мужчины Умуофии. Но Обиерики с самого утра не было дома. Жены его полагали, что он отправился на тайный совет. Эзинма осталась довольна: значит, что-то все-таки делается.
На следующее утро после призыва глашатая мужчины Умуофии собрались на базарной площади и решили незамедлительно собрать двести пятьдесят мешков каури, чтобы умилостивить белого человека. Они не знали, что пятьдесят мешков пойдут стражникам, которые для того и увеличили размер штрафа.
Глава двадцать четвертая
По уплате штрафа Оконкво и его друзей тотчас освободили. Снова окружной комиссар беседовал с ними о великой королеве, о мире, о добрых законах. Но они не слушали его. Они просто сидели, уставив тяжелый взгляд на комиссара и на его переводчика. Наконец им вернули мачете и козьи шкуры и велели отправляться домой. Они встали и пошли прочь. Они не разговаривали ни со встречными, ни между собой.
Здание суда, как и церковь, находилось за пределами деревни. С деревней его связывала широкая, всегда многолюдная тропа, которая вела также к реке, что протекала за тюрьмой. Ее песчаные берега были со всех сторон открыты солнцу. И деревенские тропы, тоже песчаные, в сезон засухи были открыты солнцу. Но как только подходил период дождей, на тропу с обеих сторон начинали наступать буйно разраставшиеся кусты. Теперь был сухой сезон.
По дороге в деревню им то и дело приходилось сталкиваться с женщинами и детьми, которые с кувшинами на голове шли по воду к реке. Но мужчины глядели так мрачно, что женщины не осмеливались даже поздороваться с ними: поспешно отступали они в сторону, давая дорогу. Когда же они вступили в деревню, к ним стали одна за другой присоединяться кучки мужчин, пока наконец не образовалась большая толпа. Шли молча. Поравнявшись с усадьбой кого-нибудь из шести старейшин, часть толпы откалывалась и вместе с хозяином входила во двор. Молчаливое, скрытое возбуждение охватило деревню.
Лишь только разнесся слух об освобождении шести старейшин, Эзинма начала готовить отцу обед. Приготовленную еду она отнесла к нему в оби. Оконкво ел рассеянно, без аппетита, только для того, чтобы доставить дочери удовольствие. В оби собрались друзья и мужская часть родственников, и Обиерика стал уговаривать Оконкво поесть как следует. Все остальные хранили молчание. Ни от кого не укрылись длинные рубцы на спине Оконкво, оставленные плетью стражника.
Ночью по деревне снова ходил глашатай. Он бил в железный гонг, оповещая, что наутро на базарной площади вновь соберется весь клан. Все поняли, что Умуофия наконец-то решилась сказать свое слово.
