Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман
Сделав петлю по центру комнаты, Федор развернулся и направился неторопливым шагом в сторону кухни.
– Ты где? Чего не проходишь?
– Иду, иду.
На кухне недавно сделали ремонт, и все еще пахло свежей штукатуркой и затиркой для керамики. В центре просторного помещения стоял круглый стол, окруженный по сторонам тремя стульями из разных комплектов, а на столе – салат, миска с круглыми маленькими свежими булочками и откупоренная бутылка вина, распространяющая вокруг себя запах винограда. Ароматизатор, во всяком случае.
Он взял бутылку и разлил по бокалам.
– За что выпьем, красотка?
– Даже не знаю.
– Все-таки за встречу? Или может за тебя?
– Можно и за меня, – Елена рассмеялась. – но лучше за то, что мы с тобой встретились. Даже не знаю, как бы я это все вынесла в одиночку. Папа всегда любил говорить, что скука – первый симптом безделья, но сейчас у меня другая скука. По нему. Он всегда веселый был.
Не чокаясь, она выпила половину бокала и приложила свою кисть к губам, словно пыталась и отереть губки и укусить себя, приводя в чувство.
– Я видел его.
– Кого?
– Того человека из ДК. Мы столкнулись с ним в минкульте.
– И ты молчал?
– Я молчал, чтобы ты не волновалась, – неуверенно произнес Федор. – Но дальше я молчать не намерен. Я расскажу всему миру кто он такой, что они такое. И они все будут наказаны. Это группа, и их цель – захват власти. Но я им не позволю! Я соберу большую пресс-конференцию. И расскажу все про их деятельность. Все, что узнал за последний месяц. И они больше не смогут прятаться в тени! Всех их настигнет какое-нибудь правосудие. Я знаю.
Федор поднес к губам свой бокал и сделал пару глотков, воодушевленный в своей справедливости и грядущем успехе.
Не останавливаясь на достигнутом, он подлил и себе и Елене еще немного вина.
– А какой будет информационный повод? – уточнила Елена.
– Что, прости?
– Пресс-конференцию нельзя собрать просто так. Нужен какой-то информационный повод, интересная тема. Если ты заявишь в пресс-релизе, что хочешь разоблачить тайное общество, вряд ли кто-нибудь придет тебя послушать. В Интернете этой теорией заговора все блоги забиты, а под выборы так вообще – лавина! Ты не думал над поводом?
– Честно говоря, я плохо представляю себе, что такое пресс-конференция и как она проводится.
– Я же на журналистику учусь.
– Серьезно?
– Ну надо же, – наигранно воскликнула Серебренникова. – Ты в гостях у девушки, и даже не знаешь, чем она занимается?! Что за нравы пошли! Я бы к себе домой не пустила парня, если до конца не уверена в нем.
Федор рассмеялся.
– Я же будущий металлург. а людей привлекает все, что блестит. Так что справлюсь я как-нибудь и с этим твоим «информационным поводом».
Елена хихикнула и протянула бокал, он поднял свой.
– Чин-чин! – произнесла она звонко.
Немного помедлив, Федор ответил:
– Gesundheit!
От соприкосновения стекла со стеклом родился тонкий, но мелодичный звон, моментально наполнивший всю кухню и даже отразившийся в воздуховоде и дренажной трубе раковины.
Они отпили немного и почти синхронно поставили бокалы на пол. Стрельцов взял одну из ароматных булочек, что лежали в миске, подкинул вверх на полметра, поймал и, не мешкая, надкусил.
– Расскажи мне о своей маме. – неожиданно произнесла она.
– У нее были рыжие волосы и очень добрые глаза, – произнес Федор. Это первое, что он о ней вспомнил. – А еще, она практически всегда знала наперед, будет ли дождь в этот день или нет. Сейчас бы она сказала, чтобы я зонт взял.
Первые серебряные капли упали на подоконник, но из-за стеклопакета их шелест слышался приглушенным и ненавязчивым. Вот уже и горизонтальные царапины расчертили окно от угла к углу, и город, что виднелся за стеклом, медленно терял свои очертания.
– А мне тут историю интересную рассказали, – невпопад произнесла Елена, перебив Стрельцова, словно почувствовала, что задела очень больное место совершенно некстати, не в той атмосферы и совершенно без всякого умысла или цели. – У моих друзей большой зеленый попугай. Как-то он отравился лаком, когда стол лакировали. И они вызвали орнитолога. Представляешь, приходит такой весь из себя такой Мистер Бутово-2023, в куртке «Адидас», в штанишках «Адидас» с лампасами, туфлях с длинным носком, такими свинцовыми гайками, покрашенными под золото, с изображенными черепами птиц. Вытащил попугая из клетки, положил на пол. А птичка не шевелится. Он садится рядом на корточки и говорит такой: «Семки есть?». Ты представляешь, а у попугая как раз целая миска семак стоит!
Приличия диктовали Стрельцову смеяться над ее шутками, хотя ему самому они не казались остроумными. В компании Мешкова он, скорее всего, не стал бы делать ничего подобного, но явный интерес девушек часто заставлял его совершать и не такие глупости. К тому же это отвлекало его от смерти матери, трагедии, которая висела над ним все эти дни и обострила и без того сильное чувство вины, что он был ей дурным сыном за двоих – за себя и за бестолкового брата-близнеца.
– Я лучше историю расскажу.
– Тебе не понравилась моя?
– Не в этом дело, – несколько раздраженно произнес он. – Мы как-то с Денисом шли по улице. Это друг мой. ну ты его видела. а нам навстречу какой-то кавказец. Говорит: «Новым ай-секом не интересуетесь?» – и нам показывает такой же, как у меня. Я хотел пошутить, сказать, что, мол, о, это же мой! Но потом решил, что еще свинорезом в ребро ткнет – и поминай, как звали.
– Не очень весело, – констатировала она.
– Зато это натолкнуло меня на некоторые мысли, – продолжил Федор. – Например, на то, что город – это автомат. И все вокруг – словно транзисторы одной большой материнской платы. А мы лишь программы, написанные определенным кодовым языком, выполняем в нем разные функции. Все эти гипермаркеты, дороги, транспорт, системы образования, здравоохранения, развлечения – все это автоматика, которая возит тебя, лечит, кормит, развлекает, не приводя в сознание. Как-то я попробовал проверить свою гипотезу. Стоял на Сухаревской. Подошел к краю Садового кольца, и тут же ко мне подъехал человек и спросил: «Куда едем?». Я сказал, что никуда не едем, я просто дышу воздухом и любуюсь видами. Он разозлился и уехал. Я отошел от края, а через пять минут снова подошел. Снова подрулил какой-то Nissan, выглянул чувак и спрашивает: «Куда едем, командир?». Я ему: «Я тут просто воздухом дышу». Он ляпнул что-то вроде: «Понаехали тут козлы» – и уехал тоже. Я и третий, и четвертый и пятый раз подходил к проезжей части. Постоянно кто-то останавливался и злился, когда я нарушал автоматику города.
– Как-то у тебя все заморочено, – протянула Елена, едва улыбнувшись захмелевшей улыбкой.
– Дальше хуже. Смотри. Ты выходишь из дома, и тут же какой-то гастарбайтер метет улицу. Как к человеку у тебя нет к нему претензий. Ты готов даже мириться с ним, если он будет жить там у себя в Чуркестане. Но тут он для тебя не человек, а машина по уборке улицы. Когда русские националисты бунтуют, это никого не волнует, они свои права, якобы, защищают. А бунт мигрантов это страшно. Это фактически восстание машин, технокалипсис какой-то. Они не имеют морального права бунтовать. Мне как-то так брат прямо и сказал. Почему не могут? Люди же? Нет. Не могут. Потому что они – часть городского автомата. Мы довольны тем, как вычищены улицы, но презираем их как людей. Для нас они должны просто сделать свое дело и спрятаться в бокс на подзарядку. А если они шляются по городу и портят своим видом наши среднерусские красоты, то всё, это сбой автоматики, самое время злится, негодовать, вопить, ругать правительство и что-то там требовать. А требовать не получится. Машина работает на правильно написанном программном коде и на топливе, а не на заклинаниях и оппозиционных зикрах на площадях.
– И в чем проблема?
– Проблема в том, что мы написаны на испорченном коде. Поэтому вся наша страна-автомат работает в полуавтоматическом режиме, иногда скатываясь на ручной. И она никогда не станет полноценным автоматом. что думаешь?
– Думаю, что уже поздно! – воскликнула она, наливая по третьему бокалу вина. – Тебе стоит остаться, а то на улице тебя убьют злые роботы-гастарбайтеры.
– Шутишь все?
– Нет, – вполне серьезно ответила она. – Сегодня ты останешься.
Федор немного выждал, чтобы услышать легкий смех неудачной шутки, но не дождался его. Чтобы сбросить наваждение, а может, чтобы наоборот, нагнать его на себя, он отпил еще немного из бокала и едва заметно кивнул в ответ.
Здание, где располагалось информационное агентство, находилось на Тверской, неподалеку от пересечения с Садовым кольцом. Медиа-холдинг владел только последним, шестым этажом старого советского завода, белого и ребристого, словно фигурно склеенного SD-принтером кубика из термосмолы. На его крыше стояли железными клетками рекламные конструкции, которые в былые дни светились красочным неоном, а теперь, из-за кризиса, мрачно сгрудились черными балками индустриальной паутины, среди которой уже не разглядеть товар, который они предлагали.
