Эрик Сигал - История Оливера
Это нас сблизило.
– Оливер, ты даже не стал врать.
– Ну, разве тебя не расстроило мое малодушие, хоть это и правда?
– Нет. Наоборот, я рада.
– Почему это?
– Потому что знаю, что ты никогда меня не обманешь.
Подобных разговоров у нас с Марси еще ни разу не было. Вернее, естественно, она со мной делилась своими проблемами, когда была подавлена или на нервах. Что боится, как бы я не нашел себе новое «развлечение», пока она будет в разъездах. То же самое переживал и я. Странным образом, мы говорили друг другу нужные слова – вот только слишком легко они слетали с языка.
Может, это все потому, что я ожидал чего-то большего. Из-за моей нетерпеливой натуры. Ведь те, у кого был счастливый брак, знают точно, чего им нужно. И чего им не хватает. Но было бы нечестно требовать слишком многого от человека, у которого никогда не было… друга… которому можно было бы доверять.
И все равно, надеюсь, когда-нибудь я буду нужен Марси больше, чем теперь. И тогда, может быть, она даже разбудит меня среди ночи и спросит что-то вроде: «Оливер, скажи, если окажется, что я не могу иметь детей, ты ведь меня не разлюбишь?»
26
– Марси, я буду горько плакать всю неделю.
Произнес я эту фразу в холле аэропорта. Часы показывали шесть утра.
– Не неделю, а одиннадцать дней, – поправила она, – мы еще ни разу не расставались так надолго.
– Да, – улыбнулся я. – Я просто подумал: а вдруг на демонстрации применят слезоточивый газ?
– Ты говоришь это так, словно будешь специально нарываться, Оливер! – укоризненно посмотрела на меня Марси.
В точку. Да, побывать на демонстрации и столкнуться с полицией кое для кого признак настоящего мачо. Чем не повод поднять самооценку, которая с приходом в мою жизнь Марси опустилась ниже плинтуса.
– И не надо провоцировать чертовых копов, – добавила Марси.
– Обещаю. Буду вести себя хорошо, – неохотно пробурчал я.
Затем объявили посадку. Поцеловав ее на прощание, я помчался, зевая на ходу, на свой автобус до Вашингтона.
Признаюсь честно, я люблю, когда моего участия требуют какие-нибудь «очень важные» дела. В эту субботу в Вашингтоне должен был состояться крупный антивоенный марш, и за три дня до него организаторы обратились ко мне с просьбой помочь в переговорах с Департаментом юстиции. «Ты нам правда очень нужен», – сказал мне Фредди Гарднер. Я ходил, гордый, как павлин, пока не узнал, что для них я не только опытный профессионал, но и «человек, который выглядит, как идеальный республиканец».
Загвоздка номер один заключалась в том, по какому маршруту двинутся демонстранты в этот раз. Дело в том, что обычно митингующие проходят по Пенсильвания-авеню, мимо президентского дворца, однако в этом году администрация президента настоятельно потребовала, чтобы марш прошел южнее. Интересно, думал я, насколько? Что ж нам, к Панамскому каналу, что ли, идти?
Каждую ночь я отправлял Марси подробные сводки.
– Клейндиенст (коллега) продолжает занудствовать: «Будут беспорядки», «Будут беспорядки».
– Откуда, черт его дери, он знает? – заинтересовалась Марси.
– В этом-то и штука! Вот и я у него спросил: с чего, мать его, он это взял? – ответил я.
– Прямо такими словами? – пораженно спросила Марси.
– Ну… почти. В любом случае он ответил: «Так сказал Митчелл» (наш общий знакомый по работе).
– А откуда знает Митчелл?
– Я спрашивал. Никакого ответа. Я чуть ему не вмазал, еле удержался.
– Очень «зрелый» поступок был бы. Ты вообще как, не хулиганишь? – улыбнулась Марси на том конце провода.
– Если бы за эротические мысли давали срок – уже бы мотал пожизненное, – ответил я с идиотской ухмылкой.
– Я рада, – сказала она.
Конечно, счета за телефон нам приходили просто сверхгигантские.
На вечер четверга два епископа и целая орава священников назначили «Мессу мира» под стенами Пентагона. Нас предупредили, что скорее всего их попытаются арестовать, так что среди прихожан оказалась масса юристов.
– Беспорядки были? – спросила Марси, когда созванивалась со мной тем вечером.
– Нет. Полиция вела себя довольно вежливо. Но люди, толпа! Это невероятно. Они орали священникам вещи, которые и пьяные в баре постыдились бы сказать. Мне захотелось снести пару голов.
– И как, снес? – поинтересовалась Марси.
– Только мысленно, – развеял я ее опасения.
– Это хорошо, – довольным голосом произнесла она.
– Я скучаю по тебе, Марси. Мне хочется тебя обнять.
– Терпи. А что стало со священниками?
– Мы обратились в суд в Александрии, чтоб помочь им выкарабкаться. Вроде все прошло нормально. С чего ты, черт возьми, сменила тему? Я что, не могу поплакаться, как соскучился по тебе?..
В пятницу правительство отыгралось. Несомненно, молитвами мистера Никсона (и Билли Грэма[59]) на Вашингтон обрушились порывы холодного ветра. К тому же, на улице была огромная влажность. Но все это не остановило процессию со свечами, идущую за потрясающим капелланом Йеля по имени Билл Коффин. Черт побери, язык у этого парня был подвешен так, что он мог бы вернуть к религии даже меня. Позже я ходил послушать его в Национальный кафедральный собор. Я стоял в задних рядах (собор был забит под завязку) и дышал воздухом солидарности. В этот момент я отдал бы что угодно за возможность подержать Марси за руку.
Пока я совершал свой беспрецедентный визит в дом божий, орды Йиппи[60], Безумцев, «Синоптиков»[61] и прочих безмозглых придурков устроили безобразное побоище в районе развязки Дюпон. Разом подтвердив все опасения, которые я пытался развеять последнюю неделю.
– Сукины дети, – рассказывал я Марси, – им не нужно даже повода – лишь бы потом любоваться на себя в газетах и по телевизору.
– Им-то и надо было снести башку, – заметила она.
– Ты чертовски права, – расстроенно ответил я.
– А где был ты?
– В церкви.
Марси не поверила. Чтобы убедить ее, пришлось процитировать пару отрывков из проповеди Коффина.
– Знаешь, я уверена, – сказала она, – что в завтрашних газетах будет полколонки про службу и три страницы о беспорядках.
Увы, она оказалась права.
Мне плохо спалось. Совесть мучила: я наслаждаюсь роскошью дешевого мотеля, в то время как тысячи демонстрантов обосновались на ледяной земле и мокрых скамейках.
Суббота встретила нас ледяным ветром, но радовало то, что хотя бы прекратился дождь. Пока в моей юридической помощи еще никто не нуждался, и не было ничего, против чего можно было протестовать, я решил прогуляться к собору Святого Марка, который превратился в место встреч.
