Кристофер Бакли - Здесь курят
– Мне говорили, что вы, скорее всего, именно так и ответите.
– Да что вы?
– Вы притворяетесь яппи на Нюрнбергском процессе, верно?
– При чем тут яппи? Это термин восьмидесятых годов. А нынче у нас девяностые
– Прошу прощения.
– И к тому же, – продолжал он, принимая обиженный вид, – получается, что вы меня в нацисты зачислили?
– Нет. Это вы почему-то черпаете аналогии из истории Третьего рейха.
– Ну, одно дело называть нацистом себя. Своего рода самоуничижение. Когда же тебя называет так кто-то другой, получается уже осуждение. Не очень-то это хорошо с вашей стороны.
– Приношу извинения. И все же оплата закладной как-то не годится в качестве жизненной цели.
– То есть совершенно. Хотя девяносто девять процентов всего, что делается в этом мире, дурного и хорошего, делается ради оплаты закладных. Если бы все просто снимали квартиры, мир был бы куда более приятным местом. Ну, и потом детей нужно учить. Boт она, главная сила зла в современном мире.
– Вы женаты?
– Разведен, – чуть поспешней, чем следовало, сообщил Ник.
– Дети?
– Сын. Но он уже почти взрослый.
– Сколько ему?
– Двенадцать.
– Он у вас, видимо, развит не по годам. И как он относится к вашей работе? – Бели честно, двенадцатилеток не очень-то интересует, откуда берутся деньги. Я мог бы податься в вивисекторы, но, пока я способен исправно снабжать его роликовыми коньками и снегокатами, ему это будет до лампочки. Конечно, я не ставлю знака равенства между вивисекцией и табачным делом. На самом деле, я очень сострадаю животным, которых используют в сомнительных научных экспериментах. Тем, которых мучают в НИЗ. Несчастным кроликам. Сердце разрывается, когда видишь, как они сидят по клеткам, выпуская клубы дыма.
– Дыма?
– Они там устроили такие машинки для курения. Преступники. Слушайте, если я начну выкуривать в день по семь тысяч сигарет, мне, скорее всего, поплошает. А я курю много.
– Но разве вам приятно, когда вас обливают грязью? Разве нет более легких спосо-6ов оплачивать закладную и обучение ребенка?
– Если людям нравится воображать меня последним негодяем, между тем как я всего-навсего предоставляю им информацию о законном и, должен добавить, освященном веками промысле, – превосходно, нет проблем. Всегда готов к услугам.
Хизер полистала блокнот, заронив в душу Ника мрачные подозрения.
– Вы ведь работали репортером в ВРТК?
– Угу, – сказал Ник и щелкнул зажигалкой. – Вы не будете против, если я закурю? Похоже, Хизер это позабавило.
– Да, пожалуйста. Эта тема вас не очень смущает?
– Нимало, – сказал Ник, выдыхая дым так, чтобы он не попал ей в лицо, хотя для этого ему пришлось задрать голову, будто бронзовому дельфину в фонтане.
– Я просмотрела тогдашние газетные сообщения, – мягко сказала она, – но, согласитесь, будет лучше, если вы сами мне все расскажете. Чтобы я ничего не напутала.
– Ну, если это и новость, то с бородой. Вы собираетесь построить на ней большую часть вашей статьи?
– Нет. Не большую. Итак, все произошло в Кемп-Лагроун…
– Угу, – Ник неторопливо загасил сигарету. Спасибо Господу, сотворившему сигареты, которые позволяют человеку собраться с мыслями или, по крайности, принять философический вид.
– Вы помните, президент Бродбент любил общаться с молодыми парнями – он-де сам когда-то служил в морской пехоте и все такое. Я сидел в нашем фургоне, прослушивая обмен радиосообщениями. Мы получили данные о частотах от одного… ну, в общем, от человека, имя которого вам, скорее всего, известно, поскольку вы так и так знаете всю эту историю, – Ник вздохнул. – Стало быть, частоты мы знали, вот я и слушал, Что на них говорится, и вдруг сплошняком пошли сообщения о том, что Бродяга подавился костью и умер. А «Бродяга» – это было кодовое имя, которым Секретная служба обозначала президента Бродбента, причем я знал, что президент в эту самую минуту завтракает с курсантами, так что я, сами понимаете…
– Связали одно с другим?
– Угу. А после выяснилось, что речь шла о другом подавившемся Бродяге.
– Собаке начальника базы?
– Да. Короткошерстном немецком пойнтере. Шестилетнем короткошерстном немецком пойнтере, весившем шестьдесят семь фунтов. Это он подавился куриной костью.
– И?..
– Этот эпизод не способствовал моему продвижению по службе.
– Вы, наверное, ужасно себя чувствовали… мне очень жаль.
– Туг, знаете, с какой стороны посмотреть. Многим ли выпадал случай, объявить народу: «Президент мертв»? Произнося эти слова, испытываешь очень сильные чувства, раже если президент живехонек.
– Да, – сказала Хизер. – Могу себе представить. – Порок? – с нервным смешком переспросил он.
Хизер придвинулась еще ближе и принялась теребить двумя пальчиками шелковый галстук Ника.
– Впрочем, мне редко доводилось видеть его в столь привлекательной упаковке, – Она медленно подняла взгляд и уставилась Нику в глаза. – Ощущение просто болезненное, правда?
– Не знаю, – пожал плечами Ник, – не мне судить.
– Я даже ходила из-за этого к психиатрам. По их словам, все дело в моем отношении к религии, к авторитету церкви. Некоторые женщины заводятся от непристойных разговоров. А я – от общения с нравственными выродками.
– Вообще-то, я не считаю себя….
– Ох, – хрипловато сказала она, – бросьте вы это и расскажите подробнее о ваших планах пристрастить побольше детишек к курению.
– Вы ничего не перепутали?
– О нет, – сказала Хизер, обмакивая палец в свой «дзабайоне» и неторопливо засовывая его в рот, – не думаю.
– Не для печати?
Грудь Хизер приподнялась.
– Как насчет… полнейшей… конфиденциальности?
– Договорились.
И Ник махнул рукой официанту.
Глава 10
Сверхсовременный торговец смертью:
НИК НЕЙЛОР, ОБЩЕСТВЕННЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ТАБАЧНОЙ ИНДУСТРИИ
Злонамеренный яппи или сводник, обслуживающий 55 миллионов американских курильщиков?
ОН ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО «БОЛЕЕ ЧЕМ ГОРД» ПРОГРАММОЙ АТИ, НАПРАВЛЕННОЙ ПРОТИВ КУРЕНИЯ СРЕДИ ПОДРОСТКОВ. Хизер Холлуэй Корреспондент «Мун»
Бобби Джей и Полли поджидали Ника за их всегдашним столом у Берта, близ под-дельного пламени. На лице Бобби цвела самодовольная улыбка величиной с Башню Трампа. Полли, похоже, еще не решила, как ей относиться к статье Хизер, занявшей в «Мун», в разделе «Стиль жизни», целую полосу, однако запоздавшего к обычному времени Ника она, пока тот усаживался, разглядывала с непривычным любопытством.
– У тебя усталый вид, – язвительно сообщила она.
– Тяжелое утро, – пожаловался Ник. – Совещание насчет нашей стратегии в случаe запрета рекламы, сочинение меморандума по синдрому тошноты, радиодебаты с Крейгхедом. Представь только – зануды и сволочные скудоумцы используют теперь фразу «табак и другие наркотики» во всех своих публикациях. Так что, отныне мы ничем не отличаемся от торговцев героином. Или алкоголем, – прибавил он, чтобы поддеть Полли.
