Эрик-Эмманюэль Шмитт - Женщина в зеркале
Мускулистый хищник не замедлил показаться. Когда глаза их встретились, он не удивился: наверняка учуял Анну издалека.
Он нарочно ощетинился, оскалил клыки, властно глядя на нее. Она склонила голову, смежила веки, кроткая, покорная. Он стоял неподвижно, закрепляя свое превосходство. Внезапно он расслабился, весело подбежал к ней, обнюхал пальцы, даже коснувшись ее кожи мокрым носом.
Она улыбнулась ему. Он понял знак.
Они оба напились из реки, как можно более шумно, как бы соревнуясь, потом Анна выпрямилась.
Волк выказал удивление: может быть, он не представлял, что она такая высокая, поскольку до сих пор видел только согбенной. Анна не оставила ему времени на размышления, заявив:
— Пойдем, мне надо многое тебе показать.
Она пошла вперед не оборачиваясь.
Вначале она не слышала ни звука — он не спешил следовать за ней, затем различила мягкую поступь — волк догонял и обгонял ее. Раз уж он хотел оставаться вожаком стаи, она притворилась, что подчиняется; тем не менее, то немного отставая, то отклоняясь чуть в сторону, она смогла направлять его по своему усмотрению. На подходе к большой ферме она остановилась, пригнулась. Волк инстинктивно последовал ее примеру. С палкой в руке, она, опираясь на локти, поползла вперед, к странному бугорку, засыпанному листьями.
— Смотри, — прошептала она.
Протянув палку к бугорку, Анна резко ударила. Лязгнула пружина, что-то взметнулось, и в одно жуткое мгновение стальные челюсти впились в палку.
Испуганный волк зарычал, отпрянул, готовый кинуться на железную штуку.
— Вот, это волчий капкан. Капкан на тебя. Ты должен научиться их распознавать и никогда к ним не подходить.
Волк по-прежнему скалил зубы, показывая десны с выступившей пеной.
— Теперь нечего бояться. Капкан захлопнулся.
Волк повернулся к Анне, склонил голову. Она вновь произнесла эти фразы; он заскулил.
— Волчий капкан, — настойчиво повторила она, как будто важно было, чтобы он запомнил эти слова.
На четвереньках, припав к земле, они осторожно продвигались сквозь траву так, чтобы собаки и крестьяне их не заметили.
Анна обнаружила еще три капкана. Каждый раз при этом волк подскакивал в припадке дикой ярости, но до него понемногу доходило. На четвертый капкан он уже сам указал Анне, насторожив уши, вытянув хвост и обнажив клыки. При помощи палки она обезвредила зубастые клещи.
— Ты понял?
Он косился на нее, сидя на своих мощных задних лапах, его молчание выражало глубокое возмущение: «За кого ты меня принимаешь? Когда речь идет о жизни и смерти, я быстро соображаю».
Она еще поискала шарики, отравленные мышьяком или начиненные осколками стекла. Но таковых им на пути не попалось.
Они вернулись к реке, как домой. Там утолили жажду. Потом Анна попрощалась с волком:
— Пожалуйста, никогда больше не трогай мужчин, женщин, детей. Если ты пощадишь их, люди будут к тебе не так жестоки.
Когда она поднялась, волк, понимая, что она уходит, гордо, как любовник, не желающий признавать, что его покидают, первый побежал к лесу, оставляя отпечатки острых когтей.
Анна побрела в сторону Брюгге.
В течение нескольких часов, пока она шагала, слева от нее раздавался то хруст валежника, то шорох гальки; зная, что это волк, она соблюдала их безмолвный уговор и не подавала виду, что слышит. А волк, прячась в нескольких метрах от нее, делал вид, что не провожает ее.
Завидев Брюгге с его высокими стенами, узорными крышами и наводящей оторопь на путников огромной башней, Анна испытала двойственное чувство: хотя ее и радовала предстоящая встреча с близкими, она уже скучала о ночной лужайке, реке, близости зверя. Несмотря на опасность и трудности жизни в лесу, человеческому обществу она предпочитала жизнь на природе, там она себя чувствовала лучше, свободнее, и ничей осуждающий взгляд не лип к ее коже, не давил на плечи. Между небом и землей, вне гнетущих городских стен она задавала себе меньше вопросов, а в случае необходимости находила ответы.
Анна очистила платье от грязи, отерла башмаки, наскоро пригладила волосы, затем, переведя дыхание, прошла мимо стражи и вошла в город.
От тети Годельевы она ждала горьких упреков; она заставила волноваться добрую женщину и еще больше огорчит ее отказом рассказать о своих приключениях, поскольку никто не поймет ее отношений с волком.
Едва ступив на городскую площадь, она почувствовала на себе косые взгляды и расслышала шепот, становившийся все явственнее.
— Это она, — тихо сказал водонос.
— Нет, та постарше, — отвечал зеленщик, толкавший перед собой тележку.
— Да, это та девчонка, о которой все говорят, я давно ее знаю, — разрешил их спор рыбак.
Анна опустила голову и, глядя себе под ноги, ускорила шаг. Как же так? Они все еще не забыли? Неужели они будут обсуждать ее разрыв с Филиппом до скончания времен? А ей-то казалось, что месяц назад появление свирепого волка заставило забыть об ее истории. Она шла, втянув голову в плечи, упершись взглядом в мостовую, не видя больше фасадов зданий, отражавшихся в воде каналов, и так боялась встретиться глазами с горожанами, что несколько раз натолкнулась на кого-то из них.
Продержаться до дому. Никому не отвечать.
Послышался чей-то громкий голос:
— Это она! Это Анна! Которую пощадил волк!
Анна съежилась и подняла голову: Рубен, сын суконщика, организовавший облаву, взобравшись на бочку, показывал на девушку пальцем.
Вокруг нее столпились прохожие. Ее рассматривали.
Рубен возбужденно продолжал:
— Голодный волк готов был броситься на нее, но она его остановила! Она заговорила с ним! Он слушал ее. В конце концов она уговорила его не есть ее, и волк убежал в лес!
Женщины и дети с восхищением рассматривали Анну. Некоторые мужчины еще сомневались в правдивости происшедшего.
Рубен сменил тон и выражение лица; блеющим голосом он взволнованно пролепетал:
— Это чудо!
Кто-то в толпе опустился на колени. Все осенили себя крестным знамением.
Такая реакция повергла Анну в панику. Она дрожала перед жителями Брюгге, боясь их больше, чем волка.
14
29 февраля 1906 г.
Гретхен,
я сейчас расскажу тебе такую странную историю, что, может быть, ты мне не поверишь. Впрочем, если бы я сама не пережила этих событий, я…
С чего начать?
О моя Гретхен, по моему неровному почерку, по этим корявым буквам ты можешь судить о том, как дрожит моя рука. Мой мозг не в состоянии вместить более трех связных фраз. Я не могу прийти в себя после всего, что произошло. Не говоря уже о том, чтобы изложить все на бумаге…
