Мария Метлицкая - Испытание медными трубами (сборник)
Лена устало кивнула:
– Точно здорова. Просто устала.
– От чего? – недоумевал муж. – Отдохнула на Кипре. Почти все лето в деревне. Потом этот карантин почти три недели. Может, на работе неприятности? Ты скажи мне только, ради бога, правду! И мы все решим сообща. Как всегда. И тебе станет легче.
– Есть немножко, на работе, – ответила Лена. – И еще, знаешь, видимо, началась перестройка организма, – смущенно добавила она.
– В каком смысле? – не понял муж.
– В смысле климакса, уж извини за подробности. Нервы ни к черту. Все раздражает. Плохой сон и аппетит.
– Не рановато? – усомнился Сережа.
– Сорок лет. Уже пора. Сейчас климакс помолодел. Экология, динамика жизни. Нервы, продукты.
– А ты была у врача? – не унимался муж.
– Да, он мне все так и объяснил, – вдохновенно врала Лена.
– Ну, слава богу! – почти успокоился муж. – А то я совсем растерялся. Ну ты хоть попей что-нибудь. От нервов. А то совсем с катушек съедешь.
Лена кивнула.
«Как я научилась врать! – с ужасом подумала она. – Просто виртуозно. За всю жизнь столько не врала, сколько за последние три месяца. И близко познакомилась с муками совести. Так близко, что врагу не пожелаешь. Действительно, как сказал кто-то из великих, самое большое несчастье – это больная совесть».
Она считала дни до приезда Славы, сходила с ума от того, что приближались Новый год и приезд Таниной снохи. Потом она успокаивала себя, что эта сноха – деревенщина и ничего не заподозрит. Потом она думала о том, что, по словам Эллы, эта Лариска – въедливая, как пиявка. И обязательно захочет проверить драгоценности на подлинность, чтобы в очередной раз умыть глупую дуру свекровь и показать ее сынуле, на что уходят его потом и кровью заработанные денежки. И какая идиотка, транжирка и лохушка его любимая мамаша.
Эта Лариска снилась Лене в кошмарах. На суде она кричала, что Лене надо дать десять лет за обман государства и бедной старушки пенсионерки.
Утром, на трезвую голову, Лена понимала, что ни до какого суда дело, конечно, не дойдет – побоится обнародовать свои доходы сама Лариска. А вот деньги, скорее всего, придется вернуть. С моральной компенсацией. Как тому мужику. А как поведет себя Слава – непонятно. Может, и вовсе откажется от знакомства с Леной. Кому охота денежки возвращать?
В общем, каждый день Лена вздрагивала от звонков в дверь – ждала милицию или бандитов. Неизвестно, что лучше. Начали трястись руки и дергаться глаз.
Новый год надвигался. Надо было купить подарки детям, свекрови и мужу, закрыть в школе четверть и подготовиться с детьми к капустнику. Дела немного отвлекали. Но как только она оставалась одна…
Лена подумала, что надо бы съездить к Элле и поздравить ее с Новым годом. Она-то точно ни в чем не виновата. Принести какой-нибудь новогодний сувенир, коробку конфет и цветы. Но тут же отказывалась от этой мысли – смотреть Элле в глаза будет невыносимо. «Просто позвоню», – думала она.
Тридцатого Лена наконец взяла себя в руки: поставила варить овощи для оливье, замариновала курицу и сделала любимый всеми лимонный пирог. Сережа принес елку, и дети радостно ее наряжали. Лена стояла в проеме двери и думала о том, как три месяца назад она была абсолютно и безоговорочно счастлива. Тридцать первого разобрали большой стол, постелили белую скатерть, и все дружно принялись доставать парадную посуду.
– Лучше мы сами, – сказал муж, забирая из Лениных рук хрустальный бокал для шампанского. – А то еще кокнешь, – улыбнулся он, – а бокалы исторические, подарены на свадьбу.
Лена вышла на кухню, тихо заплакала и подумала: «У меня такая замечательная семья – и дети, и муж. А я сама все испортила».
Она посмотрела на часы, взяла телефон и набрала Эллин номер.
– С Новым годом! – Лена попыталась говорить веселым и беспечным голосом. Она пожелала Элле здоровья, благополучия и душевного покоя. Та с иронией комментировала Ленины пожелания. Разговор уже пора было сворачивать, как вдруг Элла сказала:
– Ой, Лен, а я совсем забыла. – Она замолчала и тяжело вздохнула. – Таньку-то Лосеву мы похоронили.
– Как? – вскрикнула Лена.
– Да вот так. Тринадцатого декабря ее машина сбила. Насмерть, прямо у дома, на Тверской. – Элла опять вздохнула. – Вот так-то. Все было у человека – и здоровье, и деньги. Весь мир у ног, живи – не хочу. И вкуса к жизни она не потеряла: и тряпки новые покупала, и цвет волос меняла раз в полгода. И платье сшила к Новому году. Под те аметисты. Всех убить хотела. А видишь, как вышло. Человек предполагает, как говорится… Жалко ее – неплохая баба была. Невредная. Богатством не очень кичилась – в меру. Похоронили ее, конечно, по-царски. Сынок постарался. Все честь по чести. Отпевали в Елоховской. Гроб полированный, с бронзой. Только ей уже точно все равно. А если бы знала – была бы довольна. – Элла усмехнулась и вздохнула: – А в Марбелью я так и не съездила. Ну, да черт с ней. Весной поеду в Юрмалу, в санаторий. Вот такие дела, Лена.
Распрощались.
Лена сидела на табуретке и держала в руке телефонную трубку.
– Мам, ты что застыла? – На кухню зашли сын и дочь.
Дочь рассмеялась:
– Ты что как мумия, мам?
– Ничего, – сказала Лена.
– Ну тогда пойдем веселиться! – И дочь потянула ее за руку.
– И есть очень хочется, – добавил сын.
Лена встала, словно под наркозом. Села за стол. Родные внимательно смотрели на нее.
– Ну? – сказал с раздражением муж. – Что опять не так?
– А действительно! – Лена тряхнула головой, улыбнулась и стала раскладывать по тарелкам салаты.
Она сглотнула слюну и почувствовала, что в первый раз за несколько месяцев захотела есть. Она съела полную тарелку салата и положила добавки. Все смотрели на нее с удивлением.
– Мам, а ты не беременная? – хихикнул сын.
– Дурак! – ответила Лена.
– Хороший диалог! – усмехнулся муж.
В двенадцать, под бой курантов, подняли бокалы. А потом, когда наконец наелись, все пошло как обычно: раздача подарков, танец вокруг елки, щелканье пультом перед телевизором. Часа в два все захотели гулять. На улице, озаряя небо разноцветными вспышками, громко рвались петарды и вспыхивали огненными фонтанами фейерверки.
Лена гулять не пошла – сказала, что уберет со стола и накроет чай. Когда захлопнулась входная дверь, она вышла на кухню, и, не зажигая света, прижалась лбом к холодному и темному стеклу. На улице вовсю шло веселье. Вот и все, подумала она. Это называется – концы в воду. Теперь никто и никогда не уличит ее в афере. Даже если ушлая Танина сноха найдет украшения, вряд ли ее заинтересует их происхождение. Она никогда не узнает, сколько потратила на них ее транжира-свекровь. Заберет все себе и будет спокойненько носить, не подозревая о подлоге. Короче говоря, все шито-крыто. Значит, Лена спасена. Ей ничего не грозит – ни бандиты, ни правоохранительные органы. И не придется общаться со Славой – уже счастье. Потому что с ней все равно не справиться – силы слишком не равны. Получается, что Татьянина смерть спасла Лену от позора и мук. Получается, что она должна радоваться этому событию – смерти ни в чем не повинного человека. Она, Лена. Приличный, казалось бы, человек. Или – когда-то приличный человек. Она подумала о том, что ее поразило больше всего – смерть Татьяны или собственное освобождение. Наверно, эти вещи неразрывно связаны, успокаивала она себя. И значит, на ней еще один грех.
