Андрей Панов - Разящий крест
Но однажды Кирилл самовольно пробрался через стену наружу, а когда вернулся, то рассказал такое, во что никто не поверил. И на следующий же день их отправили к Пограничникам, не допуская лишних контактов с населением города. На заставе друзей накачали снотворным, и очнулись они уже в Центре реабилитации жертв техногенных катастроф, затерянном в глухом лесу под неизвестным городом.
В распределителе, как его называли сами сотрудники, Михаил и Кирилл пробыли год. Их учили новейшей истории, социальному устройству общества, нормам поведения. Регулярно с ними встречался психолог, пытающийся облегчить знакомство с новым – реальным – миром. Но как он ни старался, не смог избавить друзей от чувства несправедливости по отношению к жителям Периметра и озлобленности на правительство страны. Внешне Грачёв и Векшин вели себя нормально, учились, общались, никак не проявляя своей злости. Но решили, что как только выберутся из распределителя, начнут поиски Периметра, чтобы освободить всех его жителей.
И то ли их случайно подслушали, то ли психолог что-то заподозрил, но однажды утром Кирилл не вышел из своей комнаты к завтраку. На расспросы Михаила сотрудники Центра ответили, что его друга перевели в другой распределитель. А через несколько дней увезли и Михаила: в микроавтобусе без окон доставили к поезду, быстро перевели в отдельное купе и вкололи снотворное. Когда Михаил проснулся, поезд уже подъезжал к Воронежу. Сколько времени он находился в бессознательном состоянии, и пересаживали ли его в другие поезда, Грачёв не знал. Последняя ниточка, связывающая его с Векшиным, оборвалась.
В Воронеже Михаил поступил в школу полиции, закончил младшим лейтенантом. На работу в госструктуре он возлагал большие надежды: думал, что доступ к архивным материалам поможет найти Периметр и Кирилла. Но все его попытки что-то узнать успехом не увенчались. А озлобленность только увеличивалась. Особенно на фоне укрепления и проникновения во власть православия, роста нетерпимости в обществе, репрессий и терроризма. Ещё в 2044 году на последнем курсе их время от времени отправляли то в ночные патрули вокруг церквей, но на охрану закрытых мероприятий с участием священников. После выпуска такие наряды стали регулярными. Наблюдая за поведением служителей церкви, слушая их разговоры, Михаил ещё больше утверждался в мысли, что защищает не тех людей.
Атаки на дружинников, церкви и священников продолжались. Город был буквально завален листовками, в Интернете открылась социальная сеть «Воинов атеизма», доступная только из специального браузера. Тогда Грачёв решил сам обратиться к атеистам с предложением помощи. Проверяли его долго – почти полгода он поставлял сведения «подполью» об известных ему мероприятиях, облавах и иных планах полиции. И только в июле он смог встретиться с предводителями революционеров – Гусляром и Потапом – для обсуждения его дальнейшей роли. От них Михаил узнал, что планируется покушение на митрополита-губернатора Воронежа и что совершить его должен он – лейтенант полиции Грачёв.
Савва нервничал. Он сидел в не очень новой «Ладе» и ждал. Ждал сигнала, боялся, но надеялся на успех. Это была его первая акция против функционера такого высокого уровня.
За три прошедших года Савва участвовал не более чем в десятке вооружённых операций: друзья его берегли – настолько глубоко внедрённых в стан противника людей было всего несколько. И не у всех за городом стояли конспиративные дачи. Васильев без осложнений доучился в университете, защитил этим летом диплом и продолжал работать в ботаническом саду уже полноценным научным сотрудником под руководством нового заведующего лабораторией. Генноинженерный проект закрыли в конце 2044 года, и теперь Савва занимался селекцией, простым клонированием растений и созданием банка клеток.
Машу они освободили уже через несколько недель после ареста, когда её перевозили из следственного изолятора в суд. Терентьеву отвезли в Хворостань, а осенью сделали ей новый паспорт, по которому она устроилась на местную ферму помощником агронома.
В деревню кроме Саввы почти никто не ездил. Отец побывал один раз, всё понял и решил забыть о домике. С сыном он обсуждать увиденное не стал: только обнял его и пожелал удачи. Данила и другие руководители «подполья» приезжали редко – только для важных разговоров, которые боялись вести в городе.
К 2047 году «Воины атеизма» насчитывали уже несколько десятков человек активных участников и немногим меньше внедрённых агентов. Укрепились связи с ячейками из других городов, в том числе и с московским «подпольем», чему поспособствовало появление социальной сети революционеров, разработанной в столице. Почти все добываемые деньги Данила и Потап тратили на нужды сообщества: снимали конспиративные квартиры, покупали оружие и технические средства, платили специалистам. Через одного из помощников Матвея Гусельников смог напрямую связаться с поставщиком боеприпасов, тем самым исключив из цепочки лишнее «звено». Матвей негодовал, но в итоге смирился – начинать войну он не хотел.
Акции подпольщики проводили по всей Воронежской области, однако к желаемому результату так и не приблизились. Даже те люди, что приняли крещение для собственной безопасности, не являясь при этом верующими, не спешили возмущаться действиями властей, всё глубже внедряющих в повседневную жизнь нормы православного поведения, не выходили на митинги и либо отмалчивались, либо открыто осуждали атеистов. План Данилы по расшатыванию общества провалился. Гусляр нервничал, срывал зло на ком попало, но понимал, что изменить положение можно только путём государственного переворота. На этом же настаивали столичные подпольщики, и хотя полностью своих планов не раскрывали, всё же намекали на что-то грандиозное, планируемое на август 2047 года. И точкой отсчёта должны были стать убийства митрополитов-губернаторов в крупных российских городах в течение нескольких дней. Над подготовкой такого покушения воронежские «Воины атеизма» работали уже с мая.
– Славка, ты на месте? – голос Гусельникова из наушника вырвал Васильева из раздумий.
– Да, – откликнулся Савва на свой «подпольный» псевдоним. Он специально выбрал неправославное имя – Светослав, уменьшительный вариант которого был созвучен его настоящему имени.
– Ну, жди – мы скоро.
Был жаркий августовский понедельник – праздник преображения Иисуса Христа. Благовещенский кафедральный собор переполнен, вокруг, в сквере, толпился народ с фруктами – все ждали, когда после второй литургии митрополит-губернатор Воронежской области, совершающий службу, выйдет для освящения плодов. Вдоль ограды – оцепление из православных дружинников, в сквере толпу сдерживали полицейские. Движение по близлежащим улицам было перекрыто, отдельные группки пэдэшников патрулировали вокруг Первомайского сквера, а некоторые, что повыше, протискивались в толпе, пытаясь высмотреть подозрительных лиц.
Где-то там, в оцеплении недалеко от лестницы стоял Михаил Грачёв и ждал своего часа. На углу улиц Феоктистова и Фридриха Энгельса занял пост Мишка Гущин: он должен был прикрывать отход Грачёва. Данила же ходил в толпе, подсчитывая полицейских и дружинников и оценивая, сможет ли Грачёв в паникующей народной массе просочиться к западным воротам. Савва тем временем в автомобиле с поддельными номерами ждал друзей во дворе четвёртого дома по улице Чайковского неподалёку от арки.
«Сколько ж народу! – думал Гусельников, пробираясь к полицейскому оцеплению и вытирая со лба платком пот. – И так жара, мoчи нет, так они ещё набились, как шпроты в банке. Яблочки им освятить! Мы вам освятим...» Оказавшись у соборной лестницы, Данила осмотрелся и заметил на другой стороне «коридора» Грачёва. Тот стоял спиной к пока ещё спокойной толпе, лицо было невозмутимо, всем своим видом Михаил внушал уверенность. «Молодец, Мишка! Как держится, а!» – усмехнулся Данила и стал выбираться обратно к восточным воротам.
Снаружи было значительно свободнее, дышалось легче, хотя солнце жарило нещадно. Гусляр выжал платок и снова вытер лицо. Опустился, будто завязывая шнурок, а сам проверил на ноге под джинсами пистолет – на месте. Поднимаясь, оглянулся и дёрнулся как от разряда током: метрах в двадцати от него стоял Андрей Коржаков и разговаривал с другим пэдэшником. Данила быстро развернулся и пошёл к своей позиции – углу улиц Феоктистова и Мира. Скрывшись за поворотом ограды сквера, он позвонил Савве:
– Здесь Коржаков.
– Он тебя видел?
– Вроде нет... Не знаю. Я быстро ушёл.
– Так. Занимай позицию и смотри в оба: Андрей не должен испортить дело. Если заметит тебя – уводи его во дворы.
– Ага. Я понял. Всё. Давай.
Данила надеялся, что даже если Коржаков заметил его и узнал, то ещё не скоро найдёт в таком скоплении людей.
