Анатолий Гладилин - Беспокойник
Тигр увидел освещенную широкую дыру, и инстинкт, древний спасительный инстинкт подсказал ему правильное решение.
Он оказался в узком коридоре, где было сухо и светло. Только бы в другом конце нашелся выход, подумал тигр, иначе мне крышка. Но в другом конце коридора показался человек. Значит, выход был. Тигр бросился к выходу. В последнее мгновение мелькнула мысль: «Вдруг человек его остановит?» Но человек тихо сел на пол, а тигр проскочил мимо него, а потом вверх по ступенькам и выпрыгнул снова на эту же улицу, но с другой стороны. И дальше тигр, словно умудренный опытом предков, уходящих от погони, повернул обратно.
Он несся прыжками по улице, и ливень по-прежнему хлестал мостовую, и люди все куда-то попрятались, а может, их всех тогда смыло потоками воды, и он обгонял четырехглазых зверей, бегущих слева от него, но это были звери мирные, и он это чуял, а потом почувствовал, что его нагоняет тот, агрессивный зверь, и тогда тигр свернул направо, и дальше он уже знал, куда бежать, он знал, что скоро появятся те ворота, из которых он впервые вышел в город.
Надо было пересечь улицу, и он не раздумывая перепрыгнул ее в два прыжка, прямо перед носом у маленького зверя, который от неожиданности взвизгнул, резко свернул вправо и даже попытался влезть на столб.
Его преследователь нагонял его, воя яростно и зло. Но тигр свернул в знакомые ворота и проскочил в щель, и дальше он бежал, безошибочно находя кратчайший путь к родной клетке, но бежал уже не так быстро, понимая, что в эту щель преследователю не пролезть, не те размеры.
Дверца все еще была открыта, тигрица ходила из угла в угол, и когда тигр совершил свой последний прыжок и оказался в клетке, она подошла к нему и больно ударила лапой.
Потом она закатила форменную истерику. Она высказала все, что думала про него: молокосос, развратник, шляется Бог знает где, а она тут одна, нервничает, волнуется, а ему, конечно, наплевать.
А он молча забился в угол и все еще дрожал, каждую минуту ожидая услышать вой и фырканье агрессивного зверя. Но потом он понял, что зверь его потерял. И он успокоился.
А тигрица еще долго и нудно ворчала. Потом, правда, она была добра к нему.
* * *Зав. отделом информации отодвинул листок.
— Не пойдет. Вот помнишь, Петя, у нас однажды прошла заметка? Всего тридцать строк. Пионер из шестого класса собрал у себя дома летательную машину, точно такую же, как Леонардо да Винчи пять веков тому назад. Вот это был ударный материал! Автору триста рублей старыми деньгами выписали. На Доске почета висел. Шеф на летучке отмечал. А ты лезешь с ерундой. Подумаешь, тигр гулял по улицам. Нашел чем удивить. Ищешь дешевые сенсации? А выговора с занесением ты еще не зарабатывал?
По Москве ходило огромное количество как всегда противоречивых слухов. Через неделю в «Московском комсомольце» напечатали статью «Кто сильнее, лев или тигр?», но речь там шла только об Азии и Африке.
На Западе все крупные газеты на следующий день вышли с огромными заголовками на первых полосах: «Тигр идет по Москве», «Тигр-людоед», «Москва в панике», «Тигр пожирает девушку» и т.д.
Солидная «Таймс» сухо информировала, что количество жертв насчитывается до 59 человек, съеденных и искалеченных. От каких-либо комментариев «Таймс» отказывалась.
«Нью-Йорк пост» напечатала фотографию тигра, сидящего у входа в Политехнический музей.
Несколько ультраправых газет поместили подробный отчет своих московских корреспондентов. Автор одной из статей намекал, что, дескать, происшествие не случайно, и, дескать, это своеобразный протест животных против новой экономической реформы.
В Москве в районных отделениях милиции зачитывался приказ начальника управления о повышении бдительности.
Капитану Чеснокову вынесли благодарность с занесением в личное дело.
Инспектора Говорова уволили из органов.
Директор зоопарка, красный и потный, ерзал в кожаном кресле, а человек с очень тихим голосом продолжал:
— И если так дальше пойдет, и звери, когда им захочется, будут выходить на улицу...
(И вообще, плохо у вас поставлена воспитательная работа — чуть было по привычке не добавил человек с очень тихим голосом, но вовремя спохватился.)
Когда тигров снова перевели в старую клетку, там была уже новая дверь, новый замок, а с внешней стороны повешено объявление:
«Ввиду крайней опасности категорически запрещается заходить за барьер».
1965ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЕ РАССКАЗЫ
1. ВЗРЫВ НА СТАДИОНЕ
Очень трудно было достать билеты на матч «Ботафого» — «Васка да Гама», поэтому наверху люди сидели на ступеньках лестниц и, как потом утверждала статистика, число зрителей превышало двести тысяч. А в проходах еще толпились продавцы мороженого и прохладительных напитков. Продавцы совсем забыли про дело, они переступали с ноги на ногу и громко подбадривали футболистов (словно их крики можно было услышать в мощном реве стадиона), и это, конечно, шло в убыток торговле. Но их можно было понять. Уж слишком хорошо играл Армандо, центрфорвард «Ботафого». Он был просто великолепен, он проходил защитников, как нож масло, а когда он забил второй гол, а судья не засчитал, определив офсайд, возмущению трибун не было предела.
Солдаты, занимавшие первые ряды, встали и взялись за руки, ожидая напора разъяренных болельщиков.
Ошибка судьи не обескуражила «Ботафого». И хотя счет был ничейный (1:1), вся игра шла у ворот «Васка да Гама». Армандо легко прошел трех защитников, но его партнер не понял маневра, не успел на передачу. Но вот мяч опять попал к Армандо. Два защитника растерянно топтались перед танцующим форвардом. Сейчас должна была последовать передача или серия финтов. Стадион орал: «Давай, Армандо, еще гол!»
Поэтому никто не обратил внимания на зеленый самолет спортивного типа, который вдруг откуда-то с высоты спикировал к чаше стадиона и, резко вывернув вверх, словно растаял в лучах солнца.
Впрочем, наблюдать, куда скрылся самолет, уже было некому. Предмет, сброшенный летчиками, едва лишь коснулся поля. Через несколько секунд вылетели все стекла в окнах домов и отелей, окружавших стадион.
Говорят, там тоже были раненные осколками стекла, но о них сразу же забыли, потому что весть об ужасной катастрофе навела панику в городе.
Зеваки и полиция, стоявшие снаружи стадиона, у ограды, сначала не поняли, что произошло. Как рассказывали очевидцы, больше всего их поразила наступившая тишина. Поодиночке и группами они потянулись к входу на трибуны, причем впереди шли полицейские — на всякий случай, чтобы не допустить прохода безбилетников.
Зрелище, открывшееся им, нельзя передать словами. Очевидно, бомба была какая-то особенная. Трибуны стадиона уцелели, только обуглились деревянные перила. Но люди — все зрители до единого человека, все были мертвы.
Через полчаса в городе творилось что-то невообразимое.
Машины с солдатами, полицией, пожарные грузовики и кареты «скорой помощи» прорывались к стадиону. А навстречу им поток машин, в каждой из которых сидели от пяти до двенадцати горожан, плачущих, орущих и причитающих, спешили из города. Все боялись новой бомбы.
Армия была поднята по боевой тревоге. Военные самолеты прочесывали небо. Грозно заворочались орудия крейсеров.
Неделю страна жила на военном положении. На всех дорогах патрули останавливали все машины и у всех проверяли документы. Были посланы ноты протеста во все страны, с которыми Амазония поддерживала дипломатические отношения. Но дипломаты, аккредитованные в столице, толпились у дворца президента с соболезнованиями своих правительств. Великие державы и международный Красный Крест тут же предложили свою помощь.
Пресса всего мира строила догадки о причинах катастрофы и высказывала весьма противоречивые гипотезы о том, где искать виновных.
Полиция Амазонии на всякий случай арестовала лидеров ультраправых и коммунистов. Из соседних стран приехали знаменитые детективы. Но, увы, следы таинственного зеленого самолета так и не были обнаружены.
12 ноября — день взрыва на стадионе — было объявлено днем национального траура.
Тем временем жизнь в городе входила в привычное русло.
На страницах газет некрологи знатных горожан, крупных финансистов, известных киноактеров и государственных деятелей, погибших 12 ноября, постепенно уступали место политическим и спортивным новостям.
Замелькали фотографии очаровательной сеньоры Лючии, ставшей после гибели отца и дяди самой богатой невестой Амазонии.
В департаментах оживленно обсуждали новые кандидатуры на посты директоров — ведь на матче 12 ноября присутствовало много высших чиновников.
После памятного черного воскресенья на каждом предприятии столицы остановилось по нескольку станков, а в магазинах недосчитывалось продавцов, а в офисах фирм пустовали некоторые столы служащих. Но так как в стране была огромная армия безработных, то уже на третий день за станки и прилавки стали новые люди, а в офисах фирм пронырливые чиновники заняли должности, о которых они раньше мечтали только в сладком сне, а освободившиеся вакансии заполнили учтивые молодые люди с университетскими дипломами.
