Виктор Андреев - Страдания юного Зингера. Рассказы разных десятилетий
Дверь открыла сама хозяйка. Правой рукой она придерживала у горла ворот халата.
— Входите, Валентин Евгеньевич, я вас ждала.
— И я ждал встречи с вами, словно цинготные зубы вкусной и здоровой пищи, — ответил Валентин, стоя уже в прихожей.
— Ого! — улыбнулась хозяйка. — Ответ, признаться, весьма неожиданный. Что же, если вы голодны, то, разумеется, я вас накормлю.
— Да что вы, что вы, Светлана Борисовна, я не голоден. Это я так… пошутил… неудачно, наверное. Тогда извините. Но я, честное слово, рад, что пришел к вам.
— Ну, а чаю-кофе все-таки выпьете?
— Спасибо. От кофе не откажусь.
— Тогда проходите на кухню.
С делами было покончено в десять минут. За это время вскипела вода. Хозяйка поставила на стол банку растворимого кофе две чашки, сахар, достала коробку конфет.
Они сидели на диване, полукругом охватывающем кухонный стол. Светлана Борисовна стала говорить про квартиру, про житье-бытье. Потом спохватилась:
— Да что это я, ей-богу! Вам все это неинтересно.
Валентин немного придвинулся к ней.
— Говорите, пожалуйста. Я слушаю вас — и целую ваш голос.
— Молодой человек у нас поэт? — Светлана Борисовна критически оглядела его и спросила: — А вы уверены, что умеете целовать?
— ???
— Я имею в виду голос.
Валя взглянул на ямочки возле Светланиных губ и произнес, как бы задумчиво и со вздохом:
— Если ты сведешь на нет
мой родной менталитет,
будешь плакать ты сама —
я сведу тебя с ума.
А Светлана Борисовна ответила без вздоха и совершенно серьезно:
— Я и не знала, что мы с вами на «ты», Валентин Евгеньевич!
— Но что нам мешает перейти на «ты»? — Валентин еще немного придвинулся к хозяйке. — А я могу даже поэму о любви прочитать. Оптимистическую.
— Длинную?
— Очень.
— Тогда не надо.
— Но я все равно прочту. Уверен, что вам понравится.
Если я приду однажды
и скажу, что я несчастен, —
выстави меня за дверь.
— Всё?
— Всё.
— Но я могу выставить вас за дверь прямо сейчас. Не хотите?.. Тогда, молодой человек, сидите тихо и не чирикайте.
Глаза Светланы смеялись, но лицо ее было строгим. И даже, наверное, хмурым.
Сидеть тихо и не чирикать — это в планы гостя не входило.
Он был уже готов положить свою ладонь на ее руку, но в это мгновение откуда-то из-под дивана вылез пуделек и деловито уселся между ним и Светланой Борисовной. Та от души рассмеялась.
— У-у, какой славный песик! — фальшиво сюсюкнул Валентин.
Хозяйка обиделась.
— Это девочка, — сказала она сухо. — Ее зовут Карменсита.
Валя попытался улыбнуться:
— Подходящее имя для карманной собачки.
— Опять обижаете, Валентин Евгеньевич, — надув губки, произнесла хозяйка.
Валентин потер пальцами мочку уха.
— М-да… Не угодил… — Помолчал. — А знаете что? Давайте я ее выведу погулять?
— О-о! Вот это было бы очень мило с вашей стороны. Не затруднит?
— Какой разговор, Светлан Борисовна?! Для вас… ради вас… я… — заторопился Валентин.
Выйдя на улицу, он почти тотчас выпустил поводок из рук. Карменсита помчалась к ближайшему деревцу. Валя глянул вослед собачке, сплюнул и пошел в дом.
— А где Карменсита? — с неподдельным испугом спросила Светлана Борисовна.
— Да вот, — стал оправдываться Валентин, — не успели выйти за дверь, а она вырвалась и убежала…
— Врете! — Хозяйка схватила с вешалки пальто.
— Да погодите же, Светлан Борисовна! Вы же больны! Да не волнуйтесь вы так! Сейчас я приведу вам ее!
— Не верю я вам, Валентин Евгеньич. — Светлана Борисовна торопливо сбегала вниз по лестнице. — Ни на грош я вам не верю.
Карменсита, поскуливая, сидела у самой двери. Хозяйка схватила собачку, прижала к груди.
— Дрожишь, бедненькая! Малышка моя! Перепугалась, девочка?.. А вы, вы, Валентин… как вас там по отчеству… Уходите сейчас же! Видеть вас не хочу! Вы просто изверг какой-то!.. — Она осеклась. Глаза ее пылали гневом и презрением.
«…Не задался день, — думал Валентин, идя по улице. — Не день, а осколки какие-то. А вроде все так славно начиналось!.. Э-эх, поторопился я. — И вспомнил: утром ему снились птицы; а оказалось: трезвонит будильник. — Вон оно что! Вот отчего фиаско — сам день начался с обмана…»
Валентин вздохнул.
То ль мука пшеничная,
то ли мука смертная.
Жизнь идет отличная,
только очень скверная.
Снова вздохнул. И сказал, — словно в утешение себе:
Ничего на свете нету,
лишь любовь по интернету.
— Чего же здесь фантастического? — удивится читатель. — Обыкновенная бытовуха.
Давай, читатель, объяснимся.
Фантастическое здесь вот что. Валентину в кругу друзей-приятелей, за бутылкой вина или водки, не раз доводилось вспоминать эту историю, этот день — и никогда в его рассказе не было почти ни единого слова правды.
Прохиндеец
— Алло, Ирина?.. Ира, это я — Борис. Это я только что звонил, но телефон…
— Это не телефон, это я положила трубку. Я не хочу с тобой разговаривать.
— Но подожди, не вешай трубку. Я тебя умоляю — послушай…
— Не умоляй. И слушать не хочу. Мне противно. Я понимаю: ты извиниться хочешь, прощения попросить. А мне твои извинения нужны как…
— Но…
— Тебе Миша нужен? Его здесь нет. Он на работе. Туда ему и звони.
— Я звонил. Никто не подходит. Я подумал…
— Думать раньше надо было. Вчера. Садист сентиментальный! («Ну, спасибо…») А теперь: гуд бай.
И вдруг ее прорвало: Ирина заговорила резко, зло, почти без пауз.
— Звони ему, встречайся, целуйся с ним! На здоровье! Но зачем ты и Миша твой, — зачем мне-то вы нервы треплете? Вы. Оба. Да, оба. Скажи: зачем?.. Вот видишь, уже молчишь. Зачем ты вообще к нам заявляешься? Ты приезжаешь — на день, на два. Гость дорогой, как же! И Михаил все ради тебя забывает. Все дела, дом, семью. Жену. Всё — побоку. Я ему сразу — никто. И звать никак. Одно только: «Ведь Борисыч приехал! Я с ним так давно не виделся! Мне с ним так о многом поговорить надо! Пить? Ну что ты! Ни-ни». А чем все ваши встречи кончаются? Самой обыкновенной пьянкой. Тьфу на вас. Просто свинство, честное слово. И зачем мне-то постоянно врать? Что я вам сделала плохого? И тебе, и ему? А вы всё врете. И ты, и Михаил твой любимый. Господи! Разве я вас ссорила когда-нибудь? Клин между вами вбивала? За что же ты меня так ненавидишь, а, Боря? Чем я виновата перед тобой, перед Мишей? Ты — хороший, он — хороший, вы все — просто замечательные. Одна только я у вас — плохая. Мегера какая-то. Стервь египетская… Ты вот приехал, и через день — фьють! — и нет тебя. А мы потом с мужем неделями ссоримся. Он на меня бочку катит, я — на него. А я что, в ссоре хочу с ним жить? Как по-твоему? Ну, скажи. И ты — слушай, слушай меня! Хоть это тебе сейчас и неприятно. Но я всю правду скажу. Друг тебе твой любимый не скажет. А я — скажу. Достал ты меня. Можешь обижаться на меня — твое дело. И вот знаешь, как я тебя называю? Прохиндеец! Обидно, да? Ничего, потерпишь. Ты на себя посмотри. Вот прямо сейчас посмотри. Ну. Хорош? Приезжаешь к нам полупьяный, рожа красная, врешь без зазрения совести и без какого-либо смысла. И друг твой любимый тоже хорош! Я понимаю — что же я, не понимаю? — ну, встретились после долгой разлуки, поговорили, ну, выпили немного. Ну, разойтись не могли никак. Но что: домой мне нельзя было позвонить, а? Где вы вчера с ним были? Всю ночь почти. Хороши вы, значит, были, если позвонить не смогли. Как до первой рюмки дорветесь — так всё, тормоза не держат, остановиться вовремя ну никак не можете. Противно. А обо мне вы подумали? Что я всю ночь не спала, — подумали?! Ну, где, где вы были? Молчишь. Эх, ты… А у меня ведь нервы не стальные, учти. И Михаил твой пусть учтет, друг твой любимый! Терпение мое однажды и лопнуть может. И худо вам тогда будет. Ох, худо!.. Да, впрочем, я ведь для вас — так, пустое место, ноль без палочки. Да-да, я знаю, что я говорю. Но — ничего, ничего, будете еще локти кусать. И другу своему любимому, Борис, можешь это передать… У меня тоже голова на плечах имеется, и я не глупее вас. И в какой-нибудь прекрасный день я не только тебя, Борис, но и его — на порог не пущу. Хватит! Так и запомните. Раз и навсегда. Оба. Вы оба. Я умею не только любить, но и ненавидеть — тоже. Этого вы еще не знаете. И предупреждаю: берегитесь! И ты это запомни. Учти на будущее — если ты нас, как ты сам всегда твердишь, любишь. Пьяницы несчастные. О, Господи, Господи, за что же? Ты все запомнил, Борис? Тогда — всё. Я тебе сказала, ты меня понял. Так? У меня в отличии от вас, пьянчуг-забулдыг, еще дел по горло. А Михаила на работе найдешь. Но если вчерашнее повторится… Ты понял меня, Борис? Я не шучу! И последнее: попадетесь мне сегодня под горячую руку — убью. Обоих. Разом.
