Ольга Литаврина - Пока мы рядом (сборник)
Привычка во всем искать причину помогает мне не раскисать и не опускать руки ни при каких условиях. И теперь я сначала благополучно отрыл Денькин ключ в куче бритвенных принадлежностей на подзеркальнике в ванной. А потом позвонил Эльке, своей бывшей жене, – самому нужному человеку для «наведения мостов» с последним, кто видел Дэна.
– Аллоу? – Голос в трубке ничуть не изменился за те лет пять, что мы даже не перезванивались. Только от матери я узнавал, что у Эльки все хорошо, она счастлива с новым мужем и уже готовится к воспитанию внуков – в отличие от меня, «бабника и алиментщика».
На миг я ощутил, как все возвращается, как будто я приехал из командировки и везу подарки ей и нашей «дочурке».
– Эля? Это Сотников.
Почему я не сказал «Кирилл»? Наверно, сразу захотелось обозначить границу общения. Так у меня невольно получалось всякий раз с этой нелюбимой женщиной.
Мы помолчали. Она отозвалась, и голос ее слегка дрогнул. И я увидел: стоит она, в халатике и шлепанцах, и прижимает к уху трубку, стараясь не показать «неприличного» волнения.
– Да-да, Кирилл, – она наконец обрела вполне светский тон, – слушаю… вас.
– Могла бы сказать и «тебя», – попер я на таран, – могла бы спросить, как, мол, там твои дела, одинокий волк? А у меня, между прочим, ужасные события!
Вот именно так! Ни о чем не расспрашивать, как говорила бабка, «не рассусоливать», а то, не дай бог, она уже в разводе. Никаких личных тем, только жалость и сочувствие. Я с удовольствием убедился, что прав: светские интонации исчезли и прорвались ее обычные деловитость и нелицемерное сочувствие – женщины любят помочь ближнему.
– Кирилл, что случилось? Преступники? Охотятся за тобой? Как охотятся? Ты что, опять ведешь расследование? Пропал Денька? Разгром в квартире? Помочь?.. Помочь с уборкой! Как хорошо ты попал! Мой как раз в командировке, молодые живут отдельно… Конечно, я срочно приеду! Жди меня и ничего не трогай – я читала, что могут пригодиться отпечатки пальцев!
Довольный, я положил трубку. Сочувствующая Элька наверняка выведет меня на Денькину бывшую благоверную. Еще и уберет отменно. Не торопясь, я приготовил яичницу и даже позволил себе рюмочку перед завтраком. Так лучше думалось, а до прихода Эльки я хотел восстановить в памяти все, касающееся Дэна. Словно я наблюдал за ним со стороны – холодным объективным взглядом ученого, а не доверчивым дружеским.
Денька Забродин появился у нас в редакции всего на год позже меня и с моей же подачи. С ним и его Иркой мы, так сказать, «дружили домами». Наши жены были и, наверное, остались лучшими подругами. Мы и женились почти одновременно: в восьмидесятом мы с Элькой, так как у нее «поджимал срок», в восемьдесят первом – Дэн с Ириной, которые так и не нажили детей. В нашей компании Дэн единственный не учился в вузе. Он и в Москве-то появился случайно: приехал на заработки из далекой уральской Губахи, как старший мужчина в семье после смерти отца. Первое время Дэн возил большого начальника и «бомбил» по вечерам на его иномарке. Как-то вечером и познакомился с Ириной. Он и у нас в редакции поначалу был водилой – возил Маришу и нас на особо важные встречи. Закончил почему-то дизайнерские курсы, а чувство языка было у него в крови. Вот так он стал «сотрудником-универсалом», как шутили у нас. Нет-нет, да и выдавал весьма интересный матерьяльчик. Его почему-то особенно привлекали, как говорили раньше, «деклассированные элементы» – бомжи, проститутки, наркоманы и маньяки. Мало кому у нас хотелось возиться с этим «дном», а читатели как раз обожали такую «жареную» информацию. Так что творческая ниша у Деньки образовалась своя, и очень даже выигрышная. Настолько, что и диплом вроде как не имел значения. Незаметно и ненавязчиво Дэн сделался своим в нашей команде, по-настоящему незаменимым. В работе выкладывался полностью, за что и был вечно попрекаем собственной женой и по достоинству ценим Маришей Суровой.
Все это я машинально прокручивал в голове, поднимая с пола разлетевшиеся из альбома любительские фотографии. Вот самые первые – свадьба Дэна и Ирины, мы с Элькой – свидетели. Дэн, хоть и сильно не дотягивающий до нашей почти двухметровой троицы, но прямой и стройный, в строгом сером костюме, был тогда в расцвете своего, несколько специфического, но несомненного обаяния. Как говорили наши старшие дамы в редакции – «вылитый певец Рафаэль из старого фильма «Пусть говорят»». Дэн действительно был не слишком высок, но и не коротышка. Темнокудрый, кареглазый, он сражал женский пол и обаятельной красотой, и неотразимой белозубой улыбкой, и юмором, и хорошо подвешенным языком. А спецификой я назвал вот что: в семье Забродиных, сколько себя помнил Денька, царил полный матриархат. Пьющий слабовольный отец не смел перечить самостоятельной и властной Денькиной матери. Да и умер он рано. А младшая сеструха хоть и не вышла в мать характером, зато была хлебосольной, и в доме вечно толклись смешливые подружки. Вот и вырос Денька в женском обществе, рано начал пользоваться вниманием малолеток, и к моменту нашей встречи был уже завзятым донжуаном, обрел уверенность в себе, шарм, неуловимую мягкость и ореол покорителя девичьих сердец. Чем и сразил неглупую и смазливую Ирку, долго и неусыпно охранявшую девичью крепость. Вообще, в отличие от нас, однолюбов, бабник Денька женился всего однажды и продержался в браке дольше всех.
Вот он на последней, пятилетней давности, фотографии вместе с женой, все такой же галантный и играющий в преданную любовь. Тот же красавчик и записной сердцеед. И только я, может, и не самый близкий, зато самый давний московский приятель, читаю в его глазах тайную горечь, как кислота, разъедавшую душу.
Денька, к сожалению, вырос далеко не дураком. И где-то годам к тридцати остро ощутил ту самую специфику своего обаяния, которая и сыграла с ним жестокую шутку. Его «рафаэлевские» чары неотразимо действовали на женский пол только до двадцати, максимум – двадцати четырех лет. На возраст увлечения индийскими фильмами, обожания певцов и актеров, любовных записочек (позже – эсэмэсок) и обжимания в подъездах. А вот дальше – никак. Настоящих взрослых женщин Дэн не интересовал. Мешали сутуловатая фигура, узковатые плечи, кривоватые монголоидные конечности. Самолюбивый Дэн и сам сторонился ровесниц – единственной взрослой женщиной в его жизни была все та же Ирэн. А вот без конца иметь дело с малолетками было чревато и частенько приводило к скандалам. Не раз оказывался Забродин на волосок и от статьи за изнасилование, и от принудительной женитьбы, и от самосуда отцов и братьев. Ирка, которую он терзал и мучил, хоть и любил по-своему, была его единственной соломинкой, ибо бороться с собой Забродин не мог. И когда, лет пять назад, они все же развелись – после двадцати-то лет брака! – вся наша компания дружно умоляла Ирку не бросать бабника-мужа на верную погибель. И все пять лет нам оставалось только удивляться, как неожиданно остепенился непутевый Денька. Оставшись один, он не запил и не пустился во все тяжкие. Напротив, навел порядок в квартире, рьяно окунулся в работу, так, чтобы на девиц не оставалось времени. И даже раскопал в своих маргинальных кругах тему настолько интересную, что боялся наболтать лишнего и только изредка и таинственно уверял нас, что слава самого читаемого журналиста у него, считай, в кармане. А так как в склонности к пустой трепотне Денька замечен не был, мне не давала покоя мысль, что есть какая-то касающаяся друга мелочь, которую мы упустили, и раскопать ее некому, кроме Кира Сотникова…
Довольный, я собрался опрокинуть еще стаканчик коньяка под яичницу, но звонок Эльки прервал мои высокомудрые раздумья. Я поспешил к двери.
Глава 5
Приехали!
До свадьбы моя жена носила хорошую украинскую фамилию Гончаренко, несколько не вязавшуюся с нелепым претенциозным именем Элеонора. Поэтому с радостью стала Сотниковой. И осталась ею до сих пор, хотя прошло уже семнадцать лет после нашего развода.
И была новоиспеченная Эля Сотникова худенькой, стройной, с хохляцкими черными бровями и карими очами, заводной и смешливой. Воздыхателей у нее и подруги Ирки было хоть отбавляй, и если бы не «маленькая неосторожность», допущенная в свое время, я, ни в чем не повинный Кир Сотников, возможно, остался бы холостяком. Но мои однокурсницы, обе практичные хохлушки, оказались по-женски дальновидными и сметливыми. И когда перед старостой нашей группы Элеонорой Гончаренко вплотную встал вопрос о семейном гнездышке, они взвесили все шансы окружавших ее парней, и выяснилось, что против меня не потянет ни один. Еще бы! Москвич, с пропиской в Доме на набережной и определенными видами на престижную должность.
Когда Элька, случайная подружка, многозначительно намекнула мне на «задержку», весь хитрый расклад двух лисичек представился мне так ясно, что постоянное после разлуки с Майкой желание «чем хуже – тем лучше» сработало на автомате. Оно, да еще черта моего характера, которой я расплачивался за хамоватый снобизм матери: я не умел использовать обстоятельства и людей в своих интересах. Напротив, страшно не любил отказывать и стремился сам порадовать не только самых близких, но и самых дальних. Мне было легко «войти в положение», «поставить себя на место»… Для журналиста качество нужное, для начальника и даже простого эгоиста – противопоказанное. Отказ в просьбе, даже самой неудобной, вызывал у меня душевный дискомфорт и нравственные терзания. Единственным знакомым мне человеком, еще сильнее обремененным сим неудобным качеством, был Венька Ерохин.
