Александр Тарнорудер - Ночь - царство кота
Где-то в середине четвертого курса Танька исчезла — ходили слухи, что ее убили из ревности какие-то арабы, потом говорили, что не убили, а только покалечили, потом, что Танька сама, на любовной почве, пыталась покончить с жизнью, но неудачно. Истина оказалась гораздо прозаичнее, ее прижало машиной к стене, совсем легко, на первый взгляд, но потом оказалось запущенное повреждение позвоночника, и Танька Черноус постепенно оказалась прикованной к креслу. После долгого перерыва она появилась только на госэкзаменах, в кресле, в сопровождении мамы — арабы, ясное дело, отвалили.
Катерина почувствовала себя виноватой, она только сейчас заметила стоявшее сбоку за скамейкой инвалидное кресло и поняла, что оно — танькино.
— А мне врали, что ты уехала, — это были первые Танькины слова, когда Катерина примостилась рядом на краю скамейки.
— Я и уехала.
— Да бро-ось ты-ы! — протянула Танька. — Шмотки и здесь можно купить.
— В Израиль. Я сейчас просто в отпуске, предков навещаю. Может, паспорт показать, если не веришь?
— Покажи! Никогда еврейский паспорт не видела.
Покопавшись, Катерина протянула ей паспорт. Танька осторожно взяла в руки свою былую мечту жизни.
— А я тоже в Израиль еду ровно через две недели, тридцатого, не веришь? — она небрежно протянула паспорт обратно, и Катерина, под настороженными взглядами остальных, настоящих бабок, убрала его в сумку.
— Тур или в гости к кому?
— Ты не поверишь — почти детективная история. Меня Набиль разыскал!
— А кто это, Набиль?
— Как это кто? Жених мой бывший. — Танька была уверена, что пол-Москвы, или по крайней мере «керосинки», просто обязаны знать палестинца Набиля Абуда — Танькиного жениха. — Долго разыскивал, мы ведь с маманей переехали, и телефон поменялся. А нашел. Он теперь в Палестинском Государстве большой человек.
— Ну, уж, — Катерина скривилась, — нет такого государства, только автономия есть, а про Абуда я ничего не слышала…
— Нет, так будет, а Набиль в какой-то тайной службе работает, засекречен.
— И он тебе это сразу с ходу рассказал?
— А что? Я ему не чужая.
— Так все пятнадцать лет и разыскивал?
— Семья у него, жена, детей пятеро, а тебя, говорит, забыть не могу.
— И это он тебя к жене и пятерым детям в гости приглашает?
— Не в гости, а лечиться, говорит, спину тебе вылечим, за счет государства, как помогавшей движению. Теперь, говорит, такое лечат, лазером.
— А где он живет, твой Набиль, в каком городе?
— Он называл какой-то, но я не запомнила, название какое-то чудное, жерех — не жерех, не помню.
— Иерихон?
— Во — во, похоже, только он как-то по-другому произнес.
— Джерихо?
— Нет, по ихнему как-то, ну да черт с ним. А ты-то как, где работаешь?
— В банке.
— Здорово! Они же такие бабки платят! Надо же, в Израиле и в банке! У тебя машина — иномарка, небось.
— У нас все иномарки, Израиль своих не выпускает.
— Дела…
— А ты как, работаешь где?
— Какая там работа, здоровым не хватает. Как социализм отменили, так все и покатилось. У меня пенсия, первой группы, маманя тоже уже два года к зарплате пенсию получает — живем. Нам много не надо. Набиль обещал кресло новое купить, ортопедное, с этим, говорит, старым, неудобно на людях показаться. А ты где живешь?
— В Хайфе.
— А что не в Тель-Авиве, квартиру там дали, что ли?
— Какое там дали, сами купили, три комнаты.
— Это ж какие деньги надо иметь…
— А у нас и нет.
— А на что купили тогда?
— Ссуда из банка, теперь выплачивать почти всю жизнь.
— А Хайфа — это где, к северу от Иерусалима или к югу?
— На север, а что?
— Да Набиль говорил, что он к северу живет, может я в гости заеду, пригласишь?
— Конечно, приглашу, — Катерина не верила ни одному Танькиному слову. — Когда, ты сказала, летишь?
— Тридцатого. Компания еврейская, смешно так называется Алаль.
— Эль-Аль.
— Во-во, правильно, Элаль. Хочешь, билет покажу? Я его с собой ношу, а то никто не верит, бабульки, вон, даже и сейчас не верят, говорят, вру, а они кроме билета на электричку да на трамвай ничего не видели.
Танька проворно вытащила из сумки довольно уже засаленный билет и протянула Катерине. Билет был действительно на тридцатое августа, на рейс Эль-Аль в Тель-Авив и обратно. Тот же полет, что и у Катерины. Выпущен в Израиле каким-то агентством Нассер Турс. Обратной даты не было. Ну да, понятно, подумала Катерина, лечение непонятно сколько займет. Понятно — непонятно, понятно — непонятно… Сказать, что летим одним рейсом или не надо? Лучше не надо, только в Шереметьево надо быть начеку, а там, может, пронесет — в самолете не встретимся. Как же, не встретимся, самолет-то небольшой, неудобно получится. Наверное, стоит прямо сказать, что вместе летим.
— Брывэт!
Катерина вздрогнула: к ним подошел чернявый парень в хороших кроссовках, джинсах и клетчатой рубашке, похожий на азербайджанца, если бы не был арабом. Внешность вполне рыночная, оглядела его Катерина, если бы не это знаменитое арабское «б». Только вот грузинский акцент зачем?
— Познакомься, Махмуд, это моя институтская подруга Катерина. Катерина, это Махмуд.
— Махмуд. — Парень оглядел Катерину с интересом.
Начинается, подумала Катерина, ничего не ответив.
— Ну, мне пора, — Катерина решительно встала, поблагодарив судьбу за вовремя прерванный разговор, — счастливой поездки.
— Пока, может свидимся еще когда, — Танька схватила Махмуда за руку. — Ну что, Махмудик, готово?!
— Готово. Бойдем, сядешь, скажешь, если что не так. Нэт, лучше тут сыды.
Оглянувшись, Катерина увидела, как Махмуд махнул кому-то рукой, и с проезжей части через переход прямо на середину бульвара вскарабкался миниван-мицубиши. Бабки гомонливо запротестовали.
— Дэвушка, ынвалыд, хадыт не может, ныкто бомоч не хочэт, адын Балэстын бомогает, совест нэ у кого нэт. — Махмуд, как и положено, сам перешел в наступление.
Еще двое, одетых в ту же униформу, что и Махмуд, откатив дверцу минивана вытаскивали новое инвалидное кресло. Тут же появилась милиция, только в какой-то другой, новой форме, и потребовала у обитателей минивана документы. Танька, заметив, что Катерина еще не совсем исчезла из вида, принялась делать отчаянные жесты. «Ну, уж нет, — сказала себе Катерина, — только милиции мне не хватает для полного счастья», — она махнула Таньке в ответ и пошла дальше по бульвару.
Какой-то сюр, подумала Катерина: через двадцать лет палестинцы отыскивают заморочную дурочку, чтобы везти ее в Израиль лечиться, оплачивают билет, лечение, пребывание — не бывает. Так не бывает! Или они хотят получить с этого какие-то политические дивиденды? Раструбить всему свету — смотрите, мол, какие мы гуманисты, а не террористы совсем. Но почему именно русская девка, а не из какой-нибудь Рамаллы или Шхема, или Шуафата, например, или Джебалии? Катерина догуляла до Сретенского бульвара, вышла на Чистые Пруды, но так и не решила головоломку. Она спустилась в метро, чтобы ехать к себе на Ленинский, но вдруг, замешкавшись, чуть не наткнулась на клетчатую рубашку. Ту самую клетчатую униформу арабских хлопцев из минивана. Глупости, подумала Катерина, совпадение, но неприятный осадок остался. Она вышла из вагона на «Ленинском проспекте», направляясь домой, в тот самый сталинский дом, где бывший магазин «Спартак», как боковым зрением снова заметила клетчатую рубашку.
Катерина испугалась, то есть по-настоящему испугалась. Она выбралась на поверхность через дальний выход и шла по направлению к дому, отчаянно размышляя, что предпринять.
— Слежка? — спрашивала она себя саму.
— Но зачем? — не могла она ответить на поставленный вопрос.
— Или показалось? — следовало с одной стороны.
— Но столько одинаковых рубашек — это слишком! — отвечали с другой.
— Эксперимент? — спросили с одной стороны.
— Эксперимент! — ответили с другой.
Переход от бывшего магазина «Диета» к бывшему магазину «Спартак» занял целую вечность. Назойливо продавали какие-то газеты, назойливо совали какие-то листовки и брошюрки, назойливо просили милостыню. Катерина, превозмогая себя, (уж лучше поверху, никогда больше через этот переход) добралась до той стороны Ленинского, быстренько, перескакивая через ступеньку, выпрыгнула наружу и спряталась над лестницей за двумя телефонными будками.
Клетчатая рубашка, озираясь, выплыла на поверхность.
На счастье Катерины прямо напротив будок остановился частник, высаживая пассажиров, и она, не дожидаясь расчетов, влетела в «жигуль» с левой стороны, не обращая внимание на шарахнувшийся в сторону троллейбус.
— Большая Ордынка! Пожалуйста! — взмолилась Катерина, и водитель сорвался с места, как ошпаренный — одного опытного взгляда в зеркало ему хватило, чтобы понять, что пахнет хорошим заработком.
