Ольга Маховская - Зависть как повод для нежности
– Видите ли, он считает себя гением… – Полина снова перевела разговор с Галины на Маркина.
– Это правда. Он – гений, –торжественно объявила жена гения.
Полина смутилась. Она поторопилась отойти за салфеткой – повод сделать перерыв. А сама соображала: «Да она сумасшедшая и есть. Раз он – гений, то все и позволено. Почти как у Достоевского: раз Бога нет, а одни гении, то все позволено». Вернувшись за столик, попыталась вести разговор конструктивно:
– Я не знаю. Нам показалось, что, если бы вы не присылали денег, а тратили их на детей, он бы меньше пил. И может, что-то изменилось бы?
– Я не отправляю ему денег, – Мария могла опровергнуть любой тезис самого здравомыслящего человека на земле. Она занималась этим всю жизнь. Полине глупо было с ней тягаться.
– Как же? А он говорит, что вы его содержите. Любите до сих пор. А он вам изменяет…
– Значит, они спали вместе? – снова про Галю.
«Да она ревнивая!» – поняла Поля.
– Кто?
– Да Галя ваша. Решила свои законы устанавливать, – Мария напомнила, кто является хозяйкой положения, у кого права на Алексея. А раз права у нее, то и решения она будет принимать сама, без постороннего участия. Цель этой встречи для Марии обрисовалась со всей четкостью: ей нужно было собрать информацию о потенциальной или реальной сопернице, чтобы положить ее на обе лопатки. Пьет Маркин или не пьет, пишет картины или не пишет, Марию не интересовало. Она про это знала если не все, то достаточно много, чтобы кто-нибудь мог сообщить ей что-то новое.
– Галка от него бежала. Ей такое счастье и даром не надо. Она хотела вам помочь. Может, вы не знаете, что с ним происходит? Оставьте его, замуж выходите. А на деньги эти зубы себе вставите*.– Полина упрямо пыталась выполнить миссию психолога.
*Комментарий психологаОтсутствие зубов говорит о полном небрежении к себе. Верный признак психологии жертвы.
Она хоть и не сразу, но заметила, что щеки у Марии впали как раз из-за отсутствия зубов. И рот из-за этого был бледным и провалившимся. Никогда таких измученных не видела. Только в хрониках про узников концлагерей. Мария приосанилась и отчеканила:
– Это не твое дело. Я не отправляю ему денег. Я ему не жена. Я – сестра, – «сестра» прозвучало как титул, высочайшая моральная оценка своей личности. «Жена» было почти оскорблением. – Ее тоже зовут Марией, но она сейчас в Париже. Наверное, она и отправляет. У нее денег много. Ей все равно.
Полина была поражена.
– Ой. Извините. Мы же не знали. Мне не нужно было вам звонить. Извините. Ошибка…
И Полина попыталась уйти. Но эта несчастная вдруг резким движением остановила ее. Цапнула своей костлявой рукой за локоть и приказала:
– Сядь! Тут курят? – зло оглянулась на официанта, показав ему, что нужна пепельница. Оглядела зал с презрением, закурила.
– Да нет, я сказала неправду. Только что…
«Юродивая, что ли? – подумала Полина. – Только что сказала, что посылает деньги. Тут же не посылает… То она жена, то сестра… Ну Галка и откопала клад…»
– Никакая жена не посылает ему денег. Это я. Он не переживет, если узнает, что она вышла замуж. Я просила еене говорить. – Мария впервые за весь разговор посмотрела в глаза Полине спокойно, так, что ей можно было верить. – Она давно вышла замуж за французского галериста. А я работаю библиотекарем, институт не окончила, родители болели, да и денег не было. Сдаю родительскую квартиру, сама живу на их даче, ее не продали, и отправляю Алеше деньги. Может, у него наладится все… Он очень талантливый.
– А если нет? – изумилась Полина тому, как можно собственную жизнь закладывать в расчете на чужой талант.
– Что значит «если нет»?
– Если он неталантливый? Извините, я просто подумала, что не все же художники талантливые, – постаралась быть деликатной.
– Это не про Лешу. Он с детства был особым мальчиком. Ей просто не хватило терпения. Это непросто – быть женой гения.
– Разве сегодня еще есть гении? – Поле хотелось разрушить в голове несчастной женщины миф о гениальности брата. Она видела в этом выход.
– Гении были всегда. И всегда им была нужна поддержка. – Мария была одержимой.
– Поддержка нужна всем. И вам тоже.
– Я потерплю. Пока у него все нормально, моя жизнь не бессмысленна. У меня ведь никого нет, – развела руками женщина, рассыпая пепел по поверхности столика.
– Почему? Вы красивы… – Полина решила поработать над самооценкой Марии.
– Ага. В России много красивых и умных женщин. Верных только не осталось… – отмахнулась та.
– Неправда, – возразила Полина. Почему не осталось? Она сама не собиралась изменять.
– А вы замужем? – снисходительно спросила Мария, не собираясь выслушивать советы юного психолога.
– Нет.
– Вот видите. Не довелось попробовать.
– Может, и не доведется… Зачем же всех в неверности обвинять…
– Обязательно нужно кому-то быть верным. Ребенку. Мужу. Родителям.
– Брату.
– Брату тоже. Не бойтесь жертв. Только через жертву можно утвердить любовь. Любовь – это боль.
Мария была проповедником, как всякая одержимая и истинно верующая.
– У вас никого не было, кроме брата? – вдруг догадалась Полина.
– Были книги. Я – библиотекарь в поселке. Работала в Ленинке, а когда переехала на дачу, перешла в местную библиотеку, поближе к дому. На дорогу много времени и денег уходило.
– А разве сегодня люди ходят в библиотеки? – Все, что говорила Мария, было из другого мира.
– Ходят. Чем дальше от Москвы, тем больше. Других развлечений нет. А к чтению приучены.
– Может, вам поехать к нему? В Америке ведь тоже есть библиотеки… – Поля снова попыталась сформировать у Марии образ прекрасного будущего.
– Вы не понимаете. Это женщина должна посвятить себя мужчине. Мужчина – нет. Он принадлежит делу. Я бы ему мешала. А так все складывается. Я тут, сторожу могилы родителей и сдаю квартиру.Он там, пишет картины.
– Вы не его мир боитесь разрушить, а свой. Потому что, когда он начнет о вас заботиться, вы станете простой слабой женщиной. И тогда вы точно выйдете замуж. И станете счастливой.
– Смеетесь? – ощетинилась Мария.
– Вы боитесь счастья. Да вы оба поклялись быть несчастными до конца дней.Это плохо, когда несчастье сближает. Если бы вы были рядом, вы бы ненавидели друг друга за эту неспособность что-то изменить к лучшему. Наверное, ваш отец был строгим. Или мама. И вы жаловались друг другу, друг друга жалели… – Полина копала вглубь, пытаясь задеть Марию за живое. Ей искренне хотелось хоть что-то сделать для этой несчастной женщины.
– Откуда вы знаете? – вдруг встрепенулась Мария.
– Откуда? Да я ведь сама привыкла быть несчастной, – Полина снова пошла на сближение, боясь оттолкнуть или унизить собеседницу. – Это как проклятье. В детстве тебя загоняют в эту западню. А потом ты уже не веришь, что можно что-то изменить. И думаешь: а, ладно, зато живая. Нас нужно расколдовывать, а то мы и сами не живем, и других гробим.
– Рассказать ему все? – недоверчиво спросила Мария.
– Я бы рассказала и позвала его сюда. Если его сердце может сжаться от боли за вас, значит, он еще жив. Соберется и приедет.
– Я не видела его уже лет десять…
– Перестаньте слать ему деньги. Так он никогда не спохватится. Вы же не вечная. Однажды все равно эта помощь иссякнет, и что тогда? – Полина уже слышать не могла эту отчаянную, которая принесла себя в жертву ничтожному, эгоистичному, безнадежному человеку…
– Не знаю, попрошу кого-то ему помогать. – Наверное, Мария думала об этом, но вскользь. Как всякая добровольная жертва, она одержима была только идеей, а людей вытесняла.
– Он обманывает вас, вы – его. Кто-нибудь, кроме вас, верит в его гениальность?
– Этого достаточно. При жизни гения в него верит в лучшем случае один человек.
– При жизни? Вы понимаете, что программируете его на смерть? Вы говорите: умрешь, тебя признают. Нет, вот так: умри, тебя признают! И вас признают – как единственную женщину, которая верила в него. Вы оба маньяки, с одной манией на двоих, –Полина не могла сдерживать гнев.
– Да нет. С одним талантом на двоих, – улыбнулась победно Мария.
– Кто вам это сказал? Вот я – обыкновенный психолог. Работаю в детском саду. Все дети талантливы. Все! Стоит только похвалить, как ребенок расцветает. Он старается. Хочет все самое лучшее показать. Это так приятно – делать что-то необыкновенное! А потом что-то происходит. Кто-то говорит, что у него нет таланта и ни на что он не способен. И ставит его перед выбором: или стараться, проявлять себя, или смириться с тем, что есть, ни о чем не мечтать, не проявлять себя. А вас ведь легко было погасить. Сказали: «Ну ты, конечно, замухрышка, но зато братец у тебя принц. Будешь служить ему до гроба, в этом и есть счастье обыкновенной девочки. Тебе еще повезло!»
