Эмманюэль Роблес - Это называется зарей
«Ну вот, — подумал Валерио. — Опять этот его повелительный тон». Он не испытывал любви к своему тестю. Носильщик уложил чемоданы в багажник машины. Анджела села рядом с доктором, Латанса — на заднее сиденье. Было около двух часов, когда они вошли в маленький ресторанчик на пьяцца[27] Кармина. Валерио заранее заказал там столик. Их встретили музыкой Моцарта, лившейся из немецкого радиоприемника, народу в зале было мало, всего две или три пары, разговаривавшие шепотом. В эту минуту Валерио уже испытывал не угрызения совести, а, скорее, что-то вроде облегчения. Он выбрался из порта и вышел в открытое море. «Бедная, бедная девочка!» — подумал он, заметив хрупкий затылок Анджелы, ее маленькое, нежное ушко.
Сидевшая напротив Анджела влюбленно смотрела на него. Вытянув губы, она изобразила поцелуй. Силясь улыбнуться, он погладил ее руку. Куда подевались упоительные часы, проведенные ими на улочках Помпей? Да и были ли они? Действительно были? Все это, казалось, принадлежало какой-то другой жизни, в висках у него застучало, голова закружилась. Слова и жесты утратили всякий смысл.
Музыка смолкла. Заказав вина, Латанса обратился к Валерио, повернув к нему свое тяжелое лицо, как поворачивают лампу или прожектор. Валерио опустил глаза, уставившись в тарелку.
— Итак, мой дорогой друг, — заговорил Латанса, словно продолжая начатую ранее беседу, — я отплываю завтра в девять часов утра на «Портичи». Сразу по прибытии в Неаполь я займусь квартирой на виа Кьяйа. Стоит ли говорить о том удовлетворении, которое я испытал, узнав, что вы, наконец, согласились обосноваться рядом с нами. Квартира эта освободится немедленно. Так что вы уже сейчас можете завершать здесь свои дела. Я внесу плату на наем помещения, это 800 000 лир. Вам понадобится около 500 000 лир на ремонт. Дайте мне договорить. Я все понимаю… Но я предоставляю эти суммы с тем, чтобы вы могли вернуть их, когда сможете, торопиться незачем. Но не забывайте, клиентура у вас будет совсем иная, не то что здешние оборванцы, — это одна из самых богатых клиентур Неаполя, и я не сомневаюсь, что очень скоро сумею ввести вас в нужный круг.
— Здесь Луиджи не берет платы за три четверти своих консультаций, — со снисходительной улыбкой проговорила Анджела.
— Это бедные люди, — хмуро сказал Валерио. — Не оборванцы, а бедные люди.
— Но вам же надо жить, черт побери! — возразил Латанса жизнерадостным тоном.
— У меня не хватает духа брать плату с некоторых семей, для которых цена одной консультации составляет три дня пропитания.
— Похвально, — сказал Латанса. — Я с вами согласен. Но на виа Кьяйа у вас не будет оснований для такого рода угрызений совести — угрызений, которые, безусловно, делают вам честь, мой дорогой друг. Вот увидите. Только скажите мне, сколько времени вам понадобится, чтобы освободиться от своих обязанностей на этом кошмарном острове.
— О, месяца вполне хватит, правда, дорогой? — поспешно сказала Анджела.
— Безусловно, — хмуро ответил Валерио.
— Месяц? Превосходно.
— Мне надо ввести в курс дела моего сменщика.
— Надеюсь, вы это быстро уладите. А переезд дело несложное. К тому же в Неаполе я все приготовлю к вашему прибытию. Вот увидите. Все будет хорошо. И вы не пожалеете об этой глухомани. Анджела будет чувствовать себя гораздо лучше, станет счастливее, а вы за короткое время сможете заработать целое состояние. Да, да, я в этом уверен…
В сознании Валерио странным образом всплыло воспоминание об одной ночи в Триполитании. Бомбы, сброшенные британскими самолетами, упали недалеко от госпиталя. Взрывной волной перевернуло палатки с больными и ранеными. Палатка хирургического отделения рухнула в тот самый момент, когда там оперировали солдата, у которого при выходе из лагеря оторвало миной левую ногу. Всюду слышались крики и стоны, а тем временем взрывы раздавались все ближе и ближе. В чем был смысл этой боли и вообще всего этого ужаса? Быть может, именно эти крики и отделяли его от тестя! Между ним и тестем всегда будут стоять эти крики. Валерио захотелось рассказать ему о той безумной ночи, он заколебался, потом и вовсе отказался от этой мысли.
Под конец трапезы все трое перешли в бар. Было начало четвертого. Посетителей осталось мало, но в углу, у окна Валерио заметил Казеллу, сидевшего напротив красивой черноволосой женщины. Они пили кофе. Судя по всему, Казелла был в ударе. «Вот дьявол!» — подумал Валерио. Но Казелла тоже успел его заметить. Сказав несколько слов молодой женщине, он встал и, подскочив к доктору, энергично тряхнул его руку.
— Я отыскал ее, доктор!.. Сильвану, конечно. Она рассказывает о Гордзоне настоящие ужасы! Идите к нам!
— Я не один.
— Не один? Жаль.
За три часа он вновь обрел всю свою жизненную энергию. Его зеленые глаза блестели как у кошки.
— Очаровательная женщина, говорю я вам. А Гордзоне обращался с ней как с потаскухой. У нее чудесная квартирка. Это он ее содержал, но что за скотина! В тот день, когда Сандро шлепнул его, он вел себя с ней особенно гнусно. И все-таки на другой день, узнав обо всем, она выплакала все глаза. Женщина, что вы хотите. В конце концов, она согласилась, чтобы я сфотографировал ее. Послушайте, завтра я буду в Салине. Надеюсь узнать что-нибудь новенькое. Мне не терпится закончить эту работу и отправиться в Египет! Обстановка там накаляется. Ладно, я все понимаю и не хочу вас больше задерживать. До завтра. Где вы живете?
— Виа Реджина-Элена. Третий дом слева, не доходя площади.
— Мы с вами вместе выпьем по стаканчику.
— До завтра.
— До завтра, доктор.
Он отошел и с удвоенной силой стал обхаживать Сильвану, которая внимательно смотрела на Валерио. Анджела с отцом сели в другом углу, возле окна, откуда был виден весь порт.
— Кто это? — спросил Латанса.
— Один журналист.
— Он, наверное, приехал из-за этой истории с несчастным Гордзоне?
— Да.
— Я его, кажется, знаю. Его зовут Казалле или что-то в этом роде.
— Казелла.
— Ну, конечно, Казелла. Имя известное!
— Я читала его репортажи в «Ла Стампа», — сказала Анджела своим голоском маленькой девочки.
— Сейчас он работает для «Оджи», — заметил Валерио. — Протянув руку, он взял чашку и неторопливо выпил глоток, пытаясь скрыть волнение.
— Так расскажите же нам об этом гнусном преступлении! — сказал Латанса. — Бедный Гордзоне! Я хорошо его знал. Конечно, он был не ангел, и все-таки не такой уж плохой человек. Мне известно, что в делах он не всегда был честен, а главное, умудрялся обирать лучших своих друзей. Но тем не менее… Такой конец… Я читал все это, плачевная история.
— Жена его очень милая женщина, — сказала Анджела.
— Да.
— А убийцу так и не нашли?
— Нет.
— Говорят, — заметила Анджела, — будто бы он прячется в самой Салине. Я читала об этом позавчера, уж не помню, в какой газете.
— Да, похоже, что так.
— Он заслуживает веревки, — сурово сказал Латанса, погладив рукой свой гладкий череп.
— Можно мне закурить, дорогой? — спросила Анджела, доставая сигарету.
— Ну, разумеется! — сказал Латанса. — В этом нет ничего плохого.
— Дело не в этом, — молвила Анджела. — Луиджи уверяет, что не может целовать меня, если я курила, ему тогда кажется, будто он целует мужчину.
— Что за бред! — со смехом воскликнул Латанса. — Кури, моя дорогая. Ты так натерпелась за эти четыре месяца. Все медики палачи.
Анджела с нежной улыбкой смотрела на Валерио.
— Мне и правда можно? — спросила она. — Правда?
— Ну, конечно, — проворчал Валерио.
— Ты прелесть, — сказала она, делая первую затяжку.
Латанса бросил взгляд в сторону Казеллы и Сильваны.
— Это его жена? — спросил он.
— Любовница Гордзоне.
— О! — молвила Анджела, тотчас наклонившись, чтобы получше разглядеть ее.
Казелла разглагольствовал, размахивая руками.
— Она красивая, — заметил Латанса.
— Но госпожа Гордзоне тоже очаровательна. Понять не могу, зачем он изменял ей, — обиженным тоном сказала Анджела.
— Ба! — ответил Латанса. — Любитель удовольствий. Ведь у него было огромное состояние?
— Да.
— И говорят, будто он хотел подцепить жену того типа, который убил его?
— Это не совсем так.
— Неважно. Наверняка тут что-то в этом роде.
— Нет. Сандро и его жена были очень дружной парой. Они по-настоящему любили друг друга. А Гордзоне с самого начала мучил их, проявлял жестокость, был к ним несправедлив. После смерти жены Сандро…
Он умолк. Ему вдруг показалось, будто он снова очутился перед тем самым часовым, который в темноте у входа в лагерь Бардиа обстрелял его. Солдат велел ему идти вперед, а в пятнадцати метрах, возможно испугавшись, выпустил в него автоматную очередь, но не задел. Момент был похожий. Осторожное продвижение в ночи и притаившаяся в молчании опасность. Все его нервы напряглись до предела. Латанса не шевелился. Его большие глаза пристально смотрели на Валерио.
