Мария Елифёрова - Двойной бренди, я сегодня гуляю
— Насчёт авантюр — чья бы корова мычала, — одними губами ответил он. — Можно подумать, это я флиртую с барнардками.
— Много чести — ссориться с тобой в его присутствии, — оборвала Лика и отодвинулась. Лаи вернул капсулу в гнездо пояса и объявил:
— Нам везёт. Амаи сейчас в городе, и он сможет приехать в гостиницу уже сегодня вечером.
Озорно улыбаясь, он поднял бокал с недопитой минеральной водой.
— За успех нашего предприятия! Кто предоставит компьютер?
Лика и Коннолли как по команде посмотрели друг на друга. Ситуасьон, однако, мелькнуло в голове у Лики. Затея, конечно, бредовая, но свитка ей для Виктора не жалко, с неё не убудет; вот только как быть с Патриком? Он точно истолкует это превратно; лучше не высовываться. А если она промолчит, уступит инициативу Патрику, не получится ли с её стороны уход от ответственности?
— Ладно уж, — сказал Коннолли, — бери мой. У меня с собой есть дополнительный блок памяти на два леодр-байта — в случае чего, хватит.
19. С ЛАИ ЧТО-ТО ДЕЛАЕТСЯ
Марс, экспедиция D-12, 16-17 ноября 2309 года по земному календарю (17-18 сентября 189 года по марсианскому).
— Вы мне можете объяснить, что делается с нашим уважаемым гостем?
Джеффри Флендерс сделал вид, что не различает фирменной иронии Мэлори в конце фразы. Он неспешно отпил кофе из пластиковой чашки.
— Работает над чем-то. Хочет проверить какие-то свои предположения.
— Догадываюсь, что работает, — с плохо скрытым раздражением произнёс Мэлори. — Для того, чтобы пить кофе, — он покосился на Флендерса, — А-лаборатория не нужна. А он торчит там безвылазно.
— Я вас не понимаю, — отчуждённо сказал Флендерс, прихлёбывая кофе. — Разве не вы дали ему ключ?
Тон его показался вначале Мэлори тоном расчётливого вызова; но потом начальник экспедиции понял, что это была просто усталость. Усталость от полевого сезона и, вне всякого сомнения, от самого Мэлори. Этого было достаточно для того, чтобы чувство удовлетворения от проделанной работы приобрело для него неприятный металлический привкус.
Он знал этот привкус. Это был привкус марсианской пыли, состоявшей из окислов железа; он регулярно чувствовал его на губах в проходных шлюзах — удалить из них всю пыль никогда не удавалось. Внутри самой станции воздух был идеально чист. Рецепторы Мэлори не могли ничего ощущать. Но на второй месяц пребывания на станции вкус ржавой пыли стал преследовать его в минуты раздражения или дурного самочувствия. Мэлори не был уникален: "марсианский синдром" поражал от десяти до тридцати процентов работавших на раскопках. И всё же он старался скрывать это от остальных участников экспедиции.
То, что он сам от них устал, их, конечно, не волнует, подумал он с накипавшей злостью.
— Я дал ему ключ на вечер тринадцатого, — сказал он. — А сегодня уже семнадцатое! Сколько, по-вашему, можно работать?
Можно подумать, ты знаешь значение этого глагола, король ты наш Артур, вдруг подумал Флендерс. В нём самом усидчивость Лаи вызывала острый комплекс неполноценности. В научных сообществах у Флендерса сложилась репутация аккуратиста и отчасти зануды, но он-то знал сам о себе, что его корректность и умение обращаться с материалом достигнуты путём жестокой самодисциплины. Энтузиазм не принадлежал к числу его добродетелей; им двигало чувство... нет, не долга, а желания доказать окружающим, что место под академическим солнцем ему досталось благодаря умению работать, а не родственным связям в научной среде. Он заставлял себя доводить свои публикации до соответствия научным стандартам — не более. Совсем по-другому было с Лаи. То, что для Флендерса было утомительным довеском к признанию в научных кругах, барнардцу давалось с непринуждённостью, с которой впору было пить бурбон.
С Лаи, безусловно, что-то делалось. После того полёта в двадцать пятый квадрат он заперся в А-лаборатории и практически не покидал её вот уже четвёртые сутки. Он, по-видимому, совсем не ложился спать и забывал даже поесть — за всё это время он лишь три раза проскальзывал в столовую, чтобы, давясь, проглотить завтрак или ужин и тотчас же вернуться. Зрелище он являл собой трагикомическое — он едва держался на ногах от переутомления, страшно оброс и не замечал ничего, что происходит вокруг. Прошлой ночью он вывалился в таком виде в коридор к бутербродному автомату и чуть не до обморока перепугал Айену Иху, которой тоже именно в этот момент вздумалось сходить за бутербродом.
— Как хочешь, Джеф, а Носорог прав, — сказал Коннолли, когда они вышли из столовой. — Пора его выуживать.
— Тебя-то что так беспокоит?
— Да то, что он сам себя гробит чёрт знает зачем! — возмутился ирландец. — Мы что, будем дожидаться, когда ему понадобится неотложка?
— Он не ребёнок и в няньке не нуждается. Наверняка он знает, что делает. А если мы ему помешаем работать...
— Но мы можем хотя бы заглянуть, как он там, — настаивал Коннолли. — Постучаться и проверить?
— Лучше отправь ему сообщение.
— Уже пытался. Он заблокировал компьютер от всех входящих со станционных адресов. А то, думаешь, я бы поленился узнать, над чем он работает?
Флендерс посмотрел на часы. Времени было около десяти вечера. Он попытался вспомнить, когда в последний раз видел Лаи, но разные дни спутались у него в голове.
— Ладно, — он опустил руку с часами. — Пошли посмотрим.
Помещения на станции располагались компактно; в лаборатории не было другого входа, кроме как через медиа-зал. Коннолли и Флендерс остановились перед дверью.
— Кто-то ещё возжелал поработать на ночь глядя, — сказал Патрик. Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Для экономии энергии в полы рабочих помещений были встроены сенсоры, выключавшие свет, как только комната пустела. Свет в медиа-зале безусловно означал чьё-то присутствие.
— А может, это он сам. Решил перебазироваться.
— Кто знаем. Глянем.
Коннолли постучал, прислушался и, не дождавшись ответа, толкнул дверь.
— Я не совсем заблуждался, — сдержанно заметил Флендерс.
Картина, представшая их глазам, была недвусмысленной. Лаи полулежал в отодвинутом от стола кресле, перевесившись вниз, как тряпка. Комбинезон на нём был расстёгнут и перекручен, из-под него виднелась смятая несвежая рубашка. По полу были разбросаны обёртки от шоколада. Похоже, у Лаи хватило сил выбраться из лаборатории, но дальше медиа-зала он доползти не сумел.
Патрик поцокал языком, созерцая эту мизансцену.
— Да-а...
— Программа не отвечает или зависла.
Оба подошли к Лаи. Как и следовало ожидать, их появление его не разбудило. Он находился в состоянии полнейшей бесчувственности, так что Коннолли на какое-то мгновение засомневался, сон это или обморок. Но, прислушавшись к его дыханию, понял, что медицинская помощь не требуется.
— Граф Монтекристо вылез из подземелья, — Флендерс разглядывал каштановый ёршик на голове и подбородке Лаи. — Я бы и за неделю так не зарос.
— А что ты хочешь — у них пульс сто ударов в минуту.
— Смотри-ка, у него все виски седые.
Действительно, в отросших волосах Лаи над ушами было довольно много седины. Коннолли не особенно впечатлило это открытие, но Флендерс был ошеломлён.
— Я-то думал, он в биологическом плане не старше нас с тобой.
— Все они лет до тридцати выглядят как бойскауты. А потом из них сразу песок сыплется.
Коннолли посмотрел на распростёртую в кресле фигуру.
— Будить? Или просто взять и отнести в комнату, благо весит он не много?
— А как ты попадёшь в его комнату без ключа?
— Ключ должен быть где-то у него в кармане.
— Ага, под комбинезоном. А чтобы снять с него комбинезон, тебе придётся поднять его из кресла. Так и так будить.
Ирландец нагнулся к Лаи и потряс его за плечо. Тот не реагировал.
— Сильнее, так ты его не проймёшь.
— Сам попробуй, — буркнул Коннолли. Его усилия привели лишь к тому, что Лаи пробубнил что-то невнятное — очевидно, на языке своей планеты, — и снова завалился набок.
— Погоди, — сказал Флендерс. Мысль о том, что придётся дотрагиваться до Лаи, смутила его. Лучше не надо, подумал он. Он огляделся и увидел на столе у компьютера стакан с водой. — Вот что! Давай-ка, приподними его под мышки... так...
Оттянув на барнардце ворот рубашки, Флендерс осторожно, тонкой струйкой слил воду из стакана ему на шею. Вода потекла по его спине; он вздрогнул, открыл мутные со сна глаза и заморгал.
— Работать мешаете, — слабым голосом выговорил он на маорийском.
Вид его был настолько комичен, что Флендерс и Коннолли не удержались от хохота. В следующее мгновение Лаи обрёл некоторую адекватность.
— Я что, спал? — спросил он по-английски, осознав, что находится в медиа-зале.
— Как медведь, — подтвердил Коннолли. — Заработался до полного астрала.
