Милан Кундера - Смешные любови (рассказы)
И даже утренний свет следующего дня не рассеял его мрачного расположения, а увидев идущего навстречу по курортной площади доктора Гавела с элегантной женщиной, и вовсе ощутил в душе зависть, почти схожую с ненавистью: дама была кричаще красива, и настроение у доктора Гавела, весело закивавшего ему, было кричаще радостным. В этом сиянии редактор почувствовал себя еще более жалким.
— Это редактор местного журнала; он познакомился со мной лишь ради того, чтобы проторить дорожку к тебе, — сказал Гавел и представил его красавице.
Когда молодой человек понял, что перед ним женщина, которую он видел на экране, его неуверенность и вовсе возросла; Гавел принудил его немного пройтись с ними, и редактор, не зная, что и сказать от растерянности, стал излагать свой прежний журналистский проект, дополнив его новой идеей: он охотно поместил бы в журнале общее интервью с обоими супругами.
— Дорогой друг, — предостерег его Гавел, — беседы, что мы с вами вели, были приятными и благодаря вам даже занятными, но почему, скажите на милость, их следует публиковать в журнале, предназначенном для обладателей больного желчного пузыря и язвы двенадцатиперстной кишки?
— Могу себе представить эти ваши беседы! — улыбаясь воскликнула пани Гавлова.
— Мы говорили о женщинах, — уточнил доктор Гавел. — В пане редакторе я нашел для этой темы выдающегося партнера и собеседника, светоносного друга моих ненастных дней.
— Он не наводил на вас тоску? — спросила пани Гавлова у молодого человека.
Редактор был счастлив, что доктор Гавел назвал его своим светоносным другом, и к его зависти вновь стала примешиваться благодарная преданность; молодой человек заявил, что скорее он наводил тоску на доктора Гавела; он ведь отлично осознает свою неопытность и пресность, даже — добавил он — свою ничтожность.
— Ну, мой дорогой, — засмеялась актриса, — представляю, как ты тут хорохорился!
— Вовсе нет, — редактор встал на защиту доктора, — вы же, сударыня, не знаете, что такое этот городишко, это захолустье, в котором я живу.
— Здесь ведь так красиво! — возразила актриса.
— Да, для вас, приехавшей сюда ненадолго. Но я здесь живу и буду жить. Постоянно один и тот же круг людей, которых знаю как свои пять пальцев. Постоянно одни и те же люди, которые одинаково думают, и то, о чем они думают, одни глупости и пошлости. Воленс-ноленс я должен уживаться с ними и порой даже перестаю осознавать, что постепенно приспосабливаюсь к ним. Как ужасно стать одним из них! Как ужасно видеть мир их близорукими глазами!
Редактор говорил со все возрастающим пылом, и актрисе казалось, что в его словах она слышит дуновение вечного протеста молодости; это захватило ее, поразило, и она сказала: — Вы не должны приспосабливаться! Нет, не должны!
— Не должен, нет, — согласился молодой человек. — Пан доктор вчера открыл мне глаза. Любой ценой я должен вырваться из заколдованного круга этой среды, из заколдованного круга этой убогости, этой серости. Вырваться, — повторял молодой человек, — вырваться!
— Мы толковали о том, — стал пояснять Гавел жене, — что банальность провинциального вкуса создает ложный идеал красоты, что по сути своей он неэротичен, даже антиэротичен, тогда как подлинное, взрывное эротическое волшебство остается вне поля зрения. Вокруг нас ходят женщины, способные довести мужчину до самых головокружительных чувственных потрясений, но здесь их никто не замечает.
— Вот именно, — согласился редактор.
— Их никто не замечает, — продолжал доктор, — потому как они не соответствуют меркам здешних портных; а вся суть в том, что эротическое волшебство проявляется скорее в деформациях, чем в симметрии, скорее в выразительности, чем в соразмерности, скорее в оригинальной, чем в серийной прелести.
— Верно, — согласился редактор.
— Ты же знаешь Франтишку? — спросил Гавел свою жену.
— Знаю, — сказала актриса.
— А знаешь ли ты, сколько моих друзей за одну ночь с ней отдало бы все свое состояние? Голову даю на отсечение, что в этом городе никто ее не замечает. Да хоть вы, пан редактор, вы же знаете пани доктора Франтишку, но скажите, заметили ли вы когда-нибудь, какая это потрясающая женщина?
— Нет, право слово, нет! — сказал редактор. — Мне и в голову никогда не приходило посмотреть на нее как на женщину!
— Разумеется, — сказал Гавел. — Она казалась вам недостаточно худой. У нее вам не хватало веснушек и говорливости.
— Да, — сказал молодой человек понуро, — вчера вы поняли, какой я болван.
— А вы когда-нибудь обращали внимание на ее походку? Замечали ли вы, как красноречивы ее ноги в движении? Пан редактор, если бы вы слышали, о чем эти ноги рассказывают, вы покрылись бы краской, хотя я-то знаю, какой вы неисправимый греховодник!
9— Дуришь голову невинным людям, — сказала актриса мужу, когда они простились с редактором.
— Ты же прекрасно знаешь, что это признак моего хорошего настроения. И клянусь тебе: с той минуты, что я сюда приехал, это со мной впервые.
На сей раз доктор Гавел не лгал; встретив утром подъехавший к станции автобус и увидев жену сперва за оконным стеклом, а потом улыбающуюся на подножке, он преисполнился счастьем; в предыдущие дни все запасы веселости оставались в нем неизрасходованными, и оттого сейчас от радости он едва не сходил с ума. Они вместе бродили по колоннаде, грызли круглые сладкие вафли, заглянули к Франтишке, дабы получить свежий отчет о новых изречениях ее сына, совершили с редактором прогулку, описанную в предыдущей главе, и подшучивали над пациентами, прогуливавшимися по улицам в оздоровительных целях. В этой связи доктор Гавел не мог не заметить, что многие встречные устремляют на актрису пристальные взгляды, а обернувшись, он и вовсе убеждался, что они останавливаются и смотрят им вслед.
— Ты раскрыта, — сказал Гавел. — Людям здесь нечего делать, вот они и ходят самозабвенно в кино.
— Тебе это неприятно? — спросила актриса, считавшая публичность своей профессии определенной провинностью и мечтавшая, как и все настоящие любовники, о любви тихой и тайной.
— Напротив, — рассмеявшись, сказал Гавел. Потом он долго, по-ребячьи, забавлялся тем, что пытался заранее отгадать, кто из встречных узнает актрису, а кто нет, и держал с ней пари, сколько человек узнает ее на следующей улице. И вправду: оборачивались солидные дяди, селянки, дети, да и те немногие красивые женщины, что в это время еще попадались на курорте.
Гавел, проводивший последние дни в унизительной неприметности, был осчастливлен вниманием встречных и возмечтал о том, чтобы лучи интереса, возбужденного женой, как можно больше падали и на него; он обнимал актрису за талию, склонялся к ней, шептал ей на ухо самые разные любезности и скабрезности, а она платила ему тем, что прижималась к нему и возводила на него повеселевшие глаза. И Гавел под множеством взглядов чувствовал, как к нему вновь возвращается утраченная примет-ность, как его тусклые черты обретают зримость и выразительность, и вновь наполнялся гордой радостью от ощущения своего тела, своей походки, своего пребывания на земле.
Когда вот так, любовно сплетясь, они брели вдоль главной улицы мимо витрин, в окне магазина охотничьих принадлежностей доктор Гавел вдруг увидел светловолосую массажистку, что вчера столь нелюбезно обошлась с ним; она стояла в пустом магазине и болтала с продавщицей. «Поди-ка сюда, — сказал он изумленной супруге, — ты лучшее создание на всем белом свете, я хочу сделать тебе подарок», — и, взяв ее за руку, ввел в магазин.
Болтавшие женщины тотчас умолкли, и массажистка впилась долгим взглядом в актрису, беглый кинула на Гавела, снова перевела глаза на актрису и снова на Гавела; Гавел с удовлетворением отметил это, но, не удостоив ее ни единым взглядом, стал быстро осматривать выставленные товары: рога, ягдташи, дробовики, бинокли, палки, намордники для собак.
— Что вам угодно? — спросила его продавщица.
— Минутку, — сказал Гавел; наконец под стеклом прилавка он увидел свистки черного цвета и указал на один из них. Продавщица подала. Гавел поднес его к губам, дунул, оглядел со всех сторон и снова издал негромкий свист. «Какая прелесть», — оценил он свисток и положил на прилавок перед продавщицей положенные пять крон. Свисток протянул жене.
Актриса узнала в подарке очаровательную ребячливость мужа, озорство, его умение найти смысл в бессмыслице и наградила его восхищенным, обожающим взглядом. Но Гавелу этого было мало. «И это вся твоя благодарность за такой прекрасный подарок?» — шепнул он ей. И актриса поцеловала его. Обе женщины не сводили с них глаз, пока они не покинули магазин.
А потом они снова бродили по улицам, по парку, грызли вафли, свистели в свисток, сидели на лавочке и заключали пари, кто из прохожих обернется на них. Вечером, входя в ресторан, они едва не столкнулись с женщиной, похожей на скаковую лошадь. Она с изумлением посмотрела на них, долгим взглядом — на актрису, беглым — на Гавела, потом опять на актрису, а когда снова перевела взгляд на Гавела, то непроизвольно поклонилась ему. Гавел тоже поклонился в ответ, а затем, нагнувшись к уху жены, спросил ее, любит ли она его. Актриса влюбленно вскинула на него глаза и погладила его по лицу.
