Джумпа Лахири - Низина
По дороге в гости Гори читала книгу, но сейчас было уже темно, и Субхаш спросил:
— А женщины были вроде бы доброжелательны. Кто они?
— Я не запомнила их имен, — ответила она.
Общительность, с которой она держалась в компании, улетучилась. Гори казалась усталой и немного даже раздраженной. Трудно было понять вообще, понравилось ли ей в гостях, или она просто делала вид. И все же Субхаш спросил:
— Может, нам приглашать к себе кого-нибудь из них иногда?
— Как хочешь.
— Они могут чем-то помочь тебе, когда родится ребенок.
— Я не нуждаюсь в этом.
— А я имел в виду, как подруги.
— Не хочу проводить время с ними.
— Почему?
— У меня с ними нет ничего общего, — сказала она.
Несколько дней спустя он вернулся домой и не обнаружил Гори, как обычно в гостиной на диване с книжкой и чашкой кофе.
Он постучался в спальню и, не услышав ответа, приоткрыл дверь. В комнате было темно, но Гори там не было. Он громко позвал ее, гадая, куда она могла деться. Может, вышла прогуляться? Время близилось к ужину, на улице темнело, и она ни словом не упоминала о прогулке, когда он звонил несколько часов назад.
Субхаш пошел на кухню поставить чайник. И заодно посмотреть, не оставила ли она записки. В душе зашевелилась паника: не случилось ли чего с ребенком? Он заглянул в ванную, потом вернулся в спальню и на этот раз включил свет.
На туалетном столике лежали кухонные ножницы и клочки ее волос. В углу на полу — все ее сари, блузки и трусики, изрезанные на полоски, словно их терзал клыками и когтями какой-то зверь. Он открыл ее комод и увидел — тот абсолютно пуст. Она уничтожила все.
Через несколько минут он услышал, как заскрипел ключ в замке входной двери. Волосы ее, обрезанные неровными клочьями, едва доходили до подбородка. Одета она была в просторные брюки и серый свитер. Одежда эта хоть и была свободной, но обрисовывала ее формы. Он смущенно отвел глаза.
— Где ты была?
— Ездила на автобусе в город. Купила там кое-что.
— А зачем ты обрезала волосы?
— Я устала от них.
— А зачем одежду изрезала?
— Я от нее тоже устала.
Не извиняясь за сотворенный беспорядок, она ушла в ванную, там сняла с себя купленные вещи и выбросила в мусорное ведро старые. Впервые за все время он рассердился на нее. Но он не отважился сказать ей, что она поступила расточительно и по-хамски. И что такое поведение может отрицательно сказаться на здоровье ребенка.
В ту ночь он спал, как всегда, на диване, и ему впервые за все время приснилась Гори. Приснилась с короткой стрижкой, в одних трусиках и блузке. Почему-то под обеденным столом он раздевал ее донага и занимался с ней любовью — так, как он это делал с Холли. Тела их сливались воедино на жестком кафельном полу.
Он проснулся смущенный, все еще чувствуя эрекцию. Он был в гостиной один, Гори спала у себя в комнате за закрытой дверью. Они были официально мужем и женой, но он все равно чувствовал себя каким-то виноватым.
Он понимал: для других отношений еще слишком рано. Что до рождения ребенка ему к ней лучше не приближаться. Он унаследовал от брата его жену, и летом ему предстояло унаследовать его ребенка. Но вместе с ними он унаследовал и эту физическую потребность, эту неудовлетворенную, мучительную тягу по утрам в квартире, где они с ней жили вроде бы вместе, а в то же время порознь.
Глава 3
С наступлением лета она стала проводить больше времени в библиотеке, где работал кондиционер, где она могла, не привлекая к себе внимания, сосредоточиться над книгой.
Она садилась всегда перед огромным окном, выходившим в университетский двор. Солнце пробивалось сюда сквозь кроны деревьев, чья зелень с каждой неделей становилась все гуще и пышнее. Отсюда виднелись окрестные леса и поля. Во дворе уже были натянуты квадратом веревочные заграждения, и внутри белели ряды складных стульев, приготовленных для выпускного дня.
В июне библиотека опустела. Занятия закончились, студенты разъехались, и в читальном зале стояла тишина. Лишь бой башенных часов во дворе каждый раз напоминал Гори о том, что прошел еще час. Да еще периодически раздавался скрип резиновых колесиков библиотечной тележки.
Часто Гори сидела в зале вообще одна. Атмосфера чистоты и безукоризненного порядка напоминала больничную, только со знаком плюс.
Гори сидела рядом с отделом философии, периодически вставала, брала с полок книги, что-то записывала и всегда возвращала книги на место. Монотонное жужжание флуоресцентных ламп над головой навевало сонливость. Ребенок ворочался внутри ее, и она не чувствовала себя в одиночестве.
В июле ей стало тяжелее ходить по улице. Коротенький пеший путь до библиотеки и обратно вызывал у нее сильное потоотделение. Повисшая в воздухе духота все никак не могла пролиться дождем.
Гори вообще-то выросла в жарком и душном климате, но здесь, где еще несколько месяцев назад можно было видеть собственный пар изо рта, такая погода казалась убийственной и почти неестественной.
Семестр закончился, многие университетские здания, административные и жилые, сейчас закрыли. Иной раз она возвращалась к себе домой из библиотеки и не встречала по дороге никого. Как будто происходила какая-то забастовка или объявлен комендантский час. Только монотонный стрекот цикад в зарослях нарушал эту тишину.
Схватки начались в библиотеке, за три дня до предсказанного доктором Флинном срока. Головка ребенка теперь оказалась почему-то тяжелой, как свинцовый шарик, она рвалась наружу. Гори вернулась в квартиру, собрала сумку и села дожидаться Субхаша.
От новых болезненных схваток ее скрутило в ванной комнате так, что она вцепилась в вешалку и чуть не сорвала ее со стены. Когда Субхаш вернулся, то сразу повел жену к машине.
В салоне машины Гори казалось, что тело ее сейчас разорвется на части от боли, и она цеплялась руками за бардачок перед собой.
Как назло, с неба хлынул проливной дождь. Субхашу даже пришлось снизить скорость — лобовое стекло сплошь залила вода, и «дворники» на стекле не справлялись с ее потоками. Гори вдруг обуял страх — она боялась, что машина потеряет управление и выскочит на встречную полосу.
Ей вспомнился туман по дороге в аэропорт в тот вечер, когда она покидала Калькутту. Тогда ей отчаянно хотелось поскорее выбраться из этого тумана. Сейчас же, несмотря на боль и острую ситуацию, ей почему-то хотелось, чтобы машина остановилась. Ей хотелось, чтобы она осталась беременной этим ребенком, чтобы боль прекратилась, чтобы все произошло хотя бы немножечко позже.
Но Субхаш старательно выруливал среди потоков воды, и они наконец подъехали к кирпичному зданию больницы на вершине холма.
Она стискивала зубы и корчилась в судорогах, но не кричала. Было восемь вечера, за окном еще было светло, и больше никакого дождя.
Родилась девочка, как и ожидала Гори. Она испытала огромное облегчение, узнав, что сынок — маленькая копия Удаяна — не придет жить к ней. И ее еще радовало одно: теперь ребенку можно было дать имя, придуманное Субхашем, и тем самым вознаградить его за все. Пуповину обрезали, и ребенок перестал быть частью Гори.
Медицинский персонал суетился вокруг нее, а потом из приемной позвали Субхаша и вручили ему маленькую Белу.
Ей снились чайки на морском берегу в Род-Айленде. Они кричали, клевали друг друга, заливали песок кровью и усыпали его вырванными перьями. И опять как тогда, после смерти Удаяна, к ней вернулось какое-то обостренное ощущение времени. Будущее теперь слилось с жизнью ее ребенка, начав затмевать и вытеснять из сознания ее собственную жизнь. Это была нормальная логика материнства.
Дома они с Субхашем окружили девочку нежной заботой, каждый по-своему. Поначалу Гори чувствовала какие-то уколы ревности, ловила себя на том, что не хочет делить с ним на двоих эту заботу. Одно дело, когда он был просто ее мужем, и совсем другое, когда стал отцом Белы. Хотя его имя было прописано в детском свидетельстве о рождении, и никому не приходило в голову подвергнуть сомнению эти фальшивые данные.
Бела большую часть времени спала, питалась только материнским молоком. В головке ее не было пока никаких мыслей, а ее сердечко работало только как насос для качания крови.
Дочь требовала вроде бы мало и в то же время все. Ее существование поглощало Гори целиком, до последней частички тела, до последнего нерва. И медсестра в больнице оказалась права — сказала, что Гори не сможет справляться со всеми заботами одна. Поэтому каждый раз, когда Субхаш принимал у нее дежурство, чтобы она могла поспать, принять душ, попить спокойно горячего чаю, Гори испытывала чувство облегчения во время полученной передышки.
Бела спала с ней на ее двуспальной кровати, обложенная с обеих сторон подушками. Просыпаясь, она медленно вертела головкой, и ее мутные младенческие глазки озирали комнату, словно что-то искали.
