Джеймс Олдридж - Правдивая история Лилли Стьюбек
— Постельное белье надо отдавать в китайскую прачечную, — сказала мисс Дэлглиш Лилли, когда они устанавливали новый уклад жизни в особняке.
Пока они договорились лишь о самом главном — о работе и жалованье Лилли, но не успели обсудить ее обязанности. Теперь им нужно было упорядочить свой быт до мелочей, и тут мисс Дэлглиш хотела все решать сама и по-своему.
— Зачем нам прачечная? — возражала Лилли. — Я буду стирать простыни и наволочки, как миссис Питерс.
— Но у тебя освободится время для других дел, — убеждала девушку пожилая леди.
— Для каких?
— Ты могла бы учиться, например, совершенствовать свой французский.
— С этим покончено, — отрезала Лилли.
Мисс Дэлглиш пропускала мимо ушей все, что не желала слышать, она не считалась ни с какими доводами, если была уверена в своей правоте.
— У тебя останется время для занятий, — твердила она. — Тебе не нужно выполнять все обязанности миссис Питерс. Я найму кухарку.
— Я буду готовить сама, — настаивала Лилли. — Мы же договорились.
— Но мы не договаривались о том, что ты будешь изнурять себя.
Лилли молча отвернулась. В дальнейшем она стирала и готовила без чьей-либо помощи. Но так как Лилли отказалась учиться, пожилая леди заставила девушку читать ей вслух по два часа в день, и Лилли отнеслась к этому с таким же равнодушием, с каким прежде принимала подарки мисс Дэлглиш — новые платья, чулки, туфли.
Лилли была предельно пунктуальной. Она приходила и уходила минута в минуту. Фактически она работала всю неделю, кроме воскресенья, по двенадцать часов в сутки, а ведь ей надо было еще ухаживать за матерью. Каждое утро Лилли одевала ее, разжигала печь, готовила завтрак, мыла посуду, убирала постели и оставляла обед, которым кормила мать днем. Миссис Стьюбек совсем ослабела, даже летом, беспомощная и полусонная, она целые дни просиживала в кресле перед горящей печкой. Иногда, когда Лилли уходила, миссис Стьюбек принималась плакать, боясь, что дочь бросила ее навсегда, но ни разу больная не пожаловалась на здоровье или одиночество.
Я теперь редко видел Лилли, так как мисс Дэлглиш позаботилась о дровах для Стьюбеков и мне незачем было спускаться на Мыс. Порой я встречал Лилли по субботам, когда она обегала магазины, делая покупки для себя и пожилой леди. На ее щеках полыхал румянец, она выглядела собранной и даже довольной, будто нашла себе наконец дело по душе. Она уже не казалась прежней замарашкой. Лилли опять носила чистые, глаженые платья. Ее волосы отливали мягким блеском; Лилли все больше напоминала мисс Дэлглиш, и не только своим поведением за столом; странно, что она даже ходила как пожилая леди — твердыми, уверенными шажками.
Лилли расцветала на наших глазах, меж тем пожилая леди заметно увядала. Однажды субботним утром мисс Дэлглиш все-таки показалась на улице вместе с Лилли. Держалась пожилая леди прямо, но опиралась на трость и двигалась очень медленно. Однако вид у нее по-прежнему был властный, будто вовсе не Лилли вела ее, а она — Лилли. Разговаривали они теперь редко, и Дороти (кроме нее и доктора Уоллеса почти никто не наведывался в старый особняк) сказала мне, что мисс Дэлглиш и Лилли похожи на двух заключенных.
— Они словно скованы одной цепью, Кит, — рассказывала Дороти, — и делают почти все молча, без единого слова. А если даже и разговаривают, кажется, будто главное как раз и остается невысказанным. Но друг без друга они не могут. Точно срослись.
Пожалуй, Лилли могла бы так жить бесконечно долго, если бы не заболела. Природа одарила ее крепким здоровьем, но Лилли слишком небрежно относилась к себе (до себя у нее просто не доходили руки); ее мог уложить в постель только серьезный недуг, однако все началось с пустяковой царапины.
Возле Мыса вечно валялись заляпанные илом обрывки колючей проволоки; однажды вечером Лилли заполняла кухонный бак водой, которую носила ведрами с реки, и случайно наступила на виток ржавой проволоки, оставленный схлынувшим паводком; Лилли глубоко поранила ногу и обрадовалась, что была без чулок. Она с детства привыкла к ссадинам, порезам и, едва кровь переставала течь, не обращала на них внимания. И на этот раз, обмыв ногу и остановив кровь, Лилли забыла о ране, только надела черные чулки, чтобы скрыть ее. Прошло несколько дней, Лилли продолжала работать, но нога начала опухать. Лилли убеждала мисс Дэлглиш, что скоро все заживет, но к концу недели уже не смогла ходить. В воскресенье она слегла в постель с высокой температурой, а ночью уже металась в бреду. В два часа утра, когда я спал на веранде, меня разбудил Джекки, толкнув локтем.
— Лилли очень плохо. Она бредит и не приходит в себя.
Я хотел сначала поднять маму или сестру, но не решился тревожить их. Я еще не знал, насколько серьезно у Лилли разболелась нога, и подумал, что Джекки зря переполошился. Однако я быстро натянул брюки поверх пижамы, надел ботинки на босу ногу и поспешил на Мыс по темным улицам.
— Ты разбудил свою маму? — спросил я Джекки.
— Зачем? — удивился мальчик. — От нее никакой пользы.
Джекки провел меня в комнату, которую занимал вместе с сестрой. Комната уже не зияла пустотой, теперь там стояли две кровати, комод, гардероб, на полу лежал коврик. Я включил свет.
— Лилли этого не разрешает, — предупредил Джекки.
— Наплевать, — ответил я и с тревогой посмотрел на девушку. Одеяло едва прикрывало Лилли, спавшую в одних трусиках. Я в первый раз увидел обнаженную девушку, поэтому покраснел и не мог отвести взгляда от ее груди; затем поспешно накрыл Лилли одеялом. Ее голова и плечи ходили ходуном, а тело дергалось в судорогах. Я попробовал заговорить с ней, но она ничего не слышала, лишь что-то бормотала сквозь стиснутые зубы и громко стонала. Ее глаза оставались закрытыми.
— У нее болит нога, — сказал Джекки. — Видишь, как разнесло.
Мне не хотелось откидывать одеяло, чтобы рассмотреть ногу, но Джекки сам приподнял его, и я заметил, что левая перевязанная нога Лилли раздулась и стала лиловой от лодыжки до колена.
— Господи! — вырвалось у меня. — И давно это у нее?
— Два дня, — ответил Джекки. — А вчера ей сделалось совсем плохо.
Бесполезно было спрашивать у Джекки, ходила ли она к доктору или в больницу; я твердо знал, что Лилли необходимо срочно показать врачу и нужно, не мешкая, доставить его на Мыс. Я был настолько потрясен видом бредившей Лилли, что изо всех сил пустился вверх по холму к дому мистера Диксона. Было около трех часов ночи. Я долго нажимал на кнопку звонка, пока миссис Диксон не спросила из-за двери:
— Боже мой, да кто же это?
— Это я, Кит Квейл, миссис Диксон.
— Что случилось, Кит? Мама заболела?
— Нет, миссис Диксон. Лилли Стьюбек плохо.
— Опять эта Стьюбек… Нет, Кит. Сейчас три часа ночи.
— Ей совсем плохо, — не отступал я. — Срочно нужен врач.
Миссис Диксон раздраженно распахнула дверь и спросила, что же такое произошло. Я рассказал ей все, что видел.
— Подожди здесь, Кит, — проговорила миссис Диксон.
Через несколько минут, на ходу надевая халат, на пороге показался доктор Диксон; он обругал меня «занудой» и попросил описать симптомы, сомневаясь, что Лилли действительно серьезно больна.
— Расскажи подробнее.
Я повторил про бред, судороги и распухшую ногу.
— Омерзительное место, — пробурчал мистер Диксон. — Я же говорил, что там нельзя жить.
Доктор велел мне подождать и через пять минут вышел из дома с двумя чемоданчиками, один из которых протянул мне. Мы уселись в «крайслер».
— Не хлопай дверцей, — сказал мистер Диксон. — А то собаки поднимут весь город.
Он спросил, как я попал ночью на Мыс; пришлось признаться, что Джекки разбудил меня.
— На прошлой неделе этот чертенок пытался всучить жене мешок конских яблок для нашего сада, он стащил его ночью из конюшни мистера Стюарта. Если они держат навоз у себя на Мысу, то девушка могла подхватить столбняк, и тогда ей конец.
— Вряд ли она прикасалась к мешку, — сказал я доктору.
— Откуда тебе известно?
— Это забота Джекки, а не Лилли, — ответил я.
— Надеюсь, на ее счастье, ты прав. Похоже, что у Лилли заражение крови.
До сих пор не могу забыть эту поездку через спящий город; всполошилась разбуженная нами собака, свет фар вырвал из темноты заметавшуюся кошку, переходившую пустынную дорогу. Мне вдруг стало страшно среди темных и тихих улиц, потому что я поверил, что Лилли может умереть. О столбняке, пока о нем не упомянул доктор, я не думал; в те времена столбняка панически боялись в нашем захолустье. Заразиться им было все равно что плыть по реке во время паводка или получить дозу яда от тигровой змеи. Столбняк означал неминуемую смерть.
Прибыв на Мыс, доктор Диксон не удивился тому, что миссис Стьюбек продолжала спать, а у постели больной сестры дежурил маленький Джекки. Врач отправил нас на кухню. Через несколько минут он вышел из комнаты и спросил у Джекки, где Лилли так глубоко порезала ногу. Узнав о колючей проволоке, врач осмотрел грязные трехпалые руки мальчика, повернув их ладонями вверх, и покачал головой:
