Мария Свешникова - Небо № 7
А еще у папы в одной из старых театральных постановок выяснилось, что Ленин — это реинкарнация Чингисхана, как бы долго за поеданием сыра «Хохланд» папа ни пытался мне объяснить, что «Дочка, это фантастика», я все равно написала это в контрольной по истории. А вы думали, почему у меня медаль серебряная, а не золотая? Историк мне так и не смог простить такого позора, и я уверена, до сих пор рассказывает своим ученикам эту притчу-басню, да что там скрывать — легенду.
Василий Иванович предложил мне присесть на старенький, потертый временем кожаный диван, налил прохладного кофе, к которому я не притронулась. Я согласилась из вежливости, ввиду того, что чай Коршун, как видимо и его клиенты, не употреблял.
— Понимаете, какая ситуация, — начала я изливать свою проблему как психоаналитику, — я подозреваю своего отчима в измене. И я почти уверена, что он изменяет моей маме с девушкой моего лучшего друга.
Я поведала ему всю заветную историю.
Он слушал молча. Только записывал. В основном имена и факты — эмоции он пропускал мимо ушей.
— Знаете, теперь я понимаю, кто пишет сценарии сериалов — такие как вы! — мне показалась шутка уместной.
Как всегда, смешной она показалась только мне. Никакой из меня клоун — я ходячая трагикомедия. В лучшем случае.
— Все зависит от того, что именно вы хотите узнать. И хотите ли вы это знать? — после того как я выговорилась, изрек Коршун.
— А какую информацию вы можете мне предоставить?
— Все зависит от того, что именно вы хотите узнать и как глубоко мы планируем копаться.
— В смысле? — мне уже настойчиво казалось, что я пришла не к частному детективу, а к психоаналитику.
— Знаете, я не склонен вводить клиентов в заблуждение и говорить им, что помогу решить их проблему. Люди приходят к частным детективам от недоверия — когда им нужно лишь подтверждение собственной паранойи. Но для чего? Знаете, сколько девочек сейчас повадились просто приходить, чтобы прошмонать лучшую подругу или парня? В результате теряют обоих. Их приводит сюда банальное любопытство. Вы уверены, что эта правда подарит вам счастье?
— Она подарит мне свободу! Свободу от лжи!
— Что же, Господь вам судья. — Мне показалось, что этой фразой он обрушил всю Божью кару на меня.
Хотелось под душ!
— Но вы же понимаете, что я делаю это из любви и ради спокойствия?
Коршун улыбнулся моим заблуждениям. В конце концов, такие как я — и есть его добыча.
Мы договорились встретиться через неделю, и он сможет дать мне первые данные.
Я подписала несколько бумаг (в качестве Вероники Песковой) — он в свою очередь поставил подпись под словами «Гарантирую конфиденциальность данных запросов». Понятное дело, что договора были практически липовыми и абсолютно дубовыми по содержанию, а платеж проходил черным налом.
Уже когда я дошла до лифта, я попросила его еще об одной вещи — узнать, чем занимается Макс…
Вот дура, неужели спросить не могла?
Но об этом запросе я, естественно, ни Светке, ни Нике, которая формально и делала этот запрос, не скажу. Ни за какие коврижки, коктейли «бурный оргазм» и новые романы Стивена Фрая.
Когда я спускалась по ступенькам, ведущим от лифтов к выходу, поскользнулась и упала — благо пролетела всего три ступеньки, однако сильно ударилась зубами об пол.
Я рассказала девчонкам о случившемся, авось пожалеют. Светка улыбнулась, видя, что я все так же улыбаюсь во все тридцать три зуба:
— И как? Вкусно? — спросила она про грязь.
— Ага! Как орбит вкусная грязь!
Мы рассмеялись. Ника уткнулась в телефон. Достаточно загадочно или даже обескуражено.
— Макс просит меня съехать как можно быстрее ради тебя! — это был первый пучок обвинений, который Ника кинула в мою сторону.
Дождливая тучка № 3
Над сомнениями во лжи
Мужчине проще отказаться от двадцатилетней связи, чем от связи с двадцатилетней.
© ИнтернетМы повезли Нику на рентген — несмотря на то, что саму операцию ей делали в НИИ Склифосовского (в заветном здании, которое упоминается в каждом первом романе), последующее лечение и диагностику, прошу заметить, тот же хирург, проводил в частной клинике «Неболит» на Ленинском проспекте.
У меня же болело все. Особенно совесть.
Поскольку Нику все еще приходилось поддерживать — мы со Светкой довели ее до кабинета и усталые плюхнулись в глубокие кресла туманно-сумеречного холла. И уставились в очередную ересь по СТС.
Прошло тридцать минут.
Сорок.
Ересь по ТВ завершилась, и мы со Светой принялись шугать рыб в аквариумах.
— Смотри, вон та рыжая на Нику похожа, — Светка вдула щеки и начала пародировать голос.
Скрипнула дверь кабинета.
Я уже подпрыгнула, чтобы помочь Нике преодолеть очередное расстояние в пространстве, но показался незнакомый нам субъект — в халате медсестры.
— Ну что там? Долго еще? — спросила Светка.
— Нет, уже заканчивают. Ей повезло, врач сказал, что через полгода сможет хоть на лед, хоть на сцену, хоть в горы и слалом осваивать!
Мы обрадовались! Я тому, что этот кошмар в виде странного сожительства точно закончится.
Ника вышла в слезах. Ее подергивало в нервной дрожи, уже больше походящей на конвульсии.
— Эй, ты чего? — спросила я.
— Врач сказал, что о карьере балерины я могу забыть.
Мы со Светкой проглотили языки. Вот и поужинали.
Светка взывала к здравому рассудку и сдержанности путем sms, которые умудрялась набивать, находясь за рулем.
— Знаете, что я решила, — начала я свой монолог, за содержание которого Светка испугалась до потери загара, — что пора бы мне съездить и поговорить с Эмилем. Начистоту.
— Думаешь, что это лучший вариант? — Светке было необходимо быть уверенной, что я не совершаю данный поступок в состоянии аффекта и злости на Нику.
— Абсолютно!
— Тогда подъезжай в «Sky Bar», как закончишь с выяснением отношений.
Я была абсолютно уверена, что мамы нет дома — на уровне интуиции, подсознания и фактов, ведь мама никогда, если заходит домой, не забывает выключить автоответчик, а мне только что сказали, что я могу оставить свое сообщение… холодильнику.
А вдруг я сейчас застану Женю с Эмилем? Что тогда? Как на такое принято реагировать, никто не знает?
Такие мысли лезли мне в голову, пока я поднималась в лифте. Я пыталась гнать эти мысли прочь, хотела бросить их на ветер и в пустоту. Разумно.
Эмиль только встал и, судя по звукам струящейся воды, был в душе.
Поскольку мне безумно хотелось есть, я решила приготовить нам с Эмилем завтрак и выяснить все за необременительной трапезой.
Я сделала свой волшебный омлет из 6 желтков и 4 белков, бекона, зелени, лука, картошки и помидоров, тосты с сыром и даже сварила кофе.
— Тебе что-то от меня надо, ведь так? — спросил Эмиль. Он зашел на кухню мокрый, голый и вытирал поочередно то волосы на голове, то половые органы.
— Не совсем. Но ты мыслишь в верном направлении, — я протянула ему стакан свежевыжатого апельсинного сока. — Не могу смотреть, как ты пьешь сок прямо из бутылки!
Эмиль пил подобные вещи залпом — особенно с утра. Для него утро начиналось около четырех вечера. И не зависело от прогноза погоды.
В какой-то момент он поперхнулся, обнаружив на дне стакана браслет.
— Это что за номер такой? — зло спросил Эмиль.
— Это не номер, это браслет, который я еще неделю назад нашла под кроватью в вашей спальне. Мама была во Франкфурте, ты был дома один. Ты спишь с кем-то еще?
— Да. А что в этом такого?
Эмиль закурил. Был спокоен как удав.
— А если мама узнает?
— Она знает. Думаешь, у нее никого нет?
Я села и начала есть омлет, понимая, что еще минута, и аппетит меня покинет. Слезы катились прямо в тарелку, солить не требовалось. Я так хотела заступиться за честь мамы, а у меня не получилось.
— А если вы все равно спите с другими людьми, почему живете вместе?
— Потому что любим друг друга! — Эмиль пододвинул стул и сел завтракать рядом со мной. — Эй, не плачь, все же хорошо! Я не собираюсь причинять твоей матери боль.
Потом неожиданно для нас обоих он запел «Не плачь, девчонка, пройдут дожди…». Пел так красиво, обнимая меня и утирая слезы.
— Я думала, что ты плохой. А ты оказался еще хуже — теперь я даже не могу найти виноватого.
— А обязательно его искать?
— Значит, ты правда любишь мою маму?
— Очень. Но это не мешает мне сейчас хотеть тебя поцеловать.
Если честно, я себя ловила на том же желании, но всячески списывала его на нервный гастрит.
Мы доели. Я загрузила стаканы и тарелки в посудомойку. Мы смотрели друг на друга, смеясь.
— Мир?
— Мир-то мир, а браслет-то чей? Не Женькин?
