Алексей Смирнов - Записки из клизменной
– А, – сказал профессор, – ну, пошли дальше.
Точка сборки
Россия – родина не только слонов, но и дона Хуана.
На прием к гинекологу явилась бабка не бабка, но лет шестьдесят. И заголила живот, испещренный шрамами.
– А что же это у вас такое?
– Это пупок свернувши. Лечила.
Выяснилось, что «пупок свернувши» – русский народный диагноз. В деревнях его лечат банками, а точнее – чугунком: ставят его на пупок, как банку. И пупок выздоравливает, куда деваться.
Чем плох пупок, который свернувши, бабка-не-бабка объясняла долго, но непонятно.
Ясно было только, что такие болезни лучше лечить поближе к земле-матушке. А в городе чугунка, естественно, не нашлось, и пришлось поставить большую стеклянную банку литра на три, которая и разлетелась на куски.
Муму: Явление барыни
Травматология. Ординаторская.
Распахивается дверь, входит каменный гость: клиент, с особенной такой повязкой, когда согнутую руку удерживают перед собой поднятой на уровне плеча. Перелом ключицы и еще чего-то, если не путаю.
Вся повязка изрезана ножом.
В свободной руке – ножик.
С порога:
– Вы, доктор, не думайте, что я какой-нибудь такой. Я серьезный человек, с образованием. Но эти котята! Облепили мне всю руку, и я их чикаю, чикаю!
Сняли трубочку, позвонили кое-куда.
Приковылял психиатр: трясущаяся древняя бабушка, многомудрая.
– Ну что, милый – котятки?
– Котятки!
– Ну, поехали топить.
Эффективный менеджмент
В медицине давно назрела необходимость реформ, потому что копейка рубль бережет, и вообще.
Возьмем, к примеру, институт травматологии и ортопедии.
У тамошних докторов и сестер сложилась давняя традиция: доедать за больными. Да это везде такая традиция, отличительная черта отечественного здравоохранения.
Везут на тележке теплые баки с коричневыми буквами: «Пищеблок». И в этих баках постоянно оказывается чуть больше, чем надо, да пациенты привередливые еще, бывает, и отказываются от горохового супа с рыбой на второе. Ну и доктора кушают.
Это вообще святое занятие в медицине, обед.
Запеканка, омлет, компот слабительный.
Но вот в институт пришел начальник по финансам. Не знаю, кстати сказать, что за должность такая новая, какую он ставку занимает, менеджер этот.
Походил, поглядел на баки и ведра с супом и обязал всех буфетчиц доносить на желающих присосаться.
Он сказал, что доктора и сестры совершают преступление, обворовывают больницу. Они, по его словам, сжирают то, что можно продать для свиней.
О сверхчувственном восприятии
Сидели в ординаторской, перекусывали, беседовали об экстрасенсах.
Высказались все.
Последним был уролог К.
– Экстрасенс не может вылечить гонорею, – сказал он скромно, доедая из баночки и облизывая ложку. – А я могу.
Семейная медицина
Приехала теща с клещом.
Клещ впился, когда она в деревне что-то творила на огороде.
– Этот клещ не энцефалитный! – решительно заявила теща.
– Это он вам сказал? – прищурился я.
– А то меня клещи не кусали.
И наотрез отказалась от осмотра. Дело-то плевое: маслом растительным капнуть – и вынуть.
Что такое? – думаю.
Все вскорости разъяснилось. Оказалось, что над клещом уже поработал тесть, не хуже профессора Пирогова. Дал ему просраться пинцетом и йодом. Обезглавил и голову, естественно, оставил внутри.
Сегодня теща сдалась и показала мне послеоперационную рану. Я ошеломленно признал, что да, мне тут уже делать нечего. Впечатление такое, будто Пирогов выполнил резекцию легкого.
Инфаркт
«Скорая помощь» приехала по случаю инфаркта.
Первый вопрос:
– Ну, где инфаркт?
Да вот же он.
Пациент, глубоко взволнованный, описал симптоматику. Кашель, боль в горле, сопли из носа.
– Но почему же инфаркт?
Снисходительно:
– Сердце ведь слева?
Ну, допустим.
– Так вот из левой ноздри сопля длиннее раза в два. Все тянется и тянется – это инфаркт!
Неясыть
Враги ли человеку его близкие? Не знаю, не знаю. Когда как.
Иногда, имея дело с женами и мужьями моих пациентов и пациенток, я склонялся к утвердительному ответу.
Был у меня давным-давно один больной, пожилой человек. Я тогда работал в поликлинике, а он лежал дома, и меня обязывали к нему ездить.
Сей человек перенес стволовой инсульт и остался жить, но почти не глотал. Бывают такие вещи после инсульта. Ну, прошло время, а он так и не глотает. Тут уже ничего нельзя сделать. Если человеку отрежет трамваем руку или ногу – их же не пришьешь? Разве что в лечебнице Айболита или в институте микрохирургии.
Но жена клиента, внешне и внутренне отчаянно похожая на сову-неясыть, систематически названивала в поликлинику и желала видеть меня. Зачем? А вот зачем. Ей хотелось разыгрывать стереотипную, полюбившуюся ей сцену.
Вот я приеду, бывало, похожу вокруг, помашу молоточком, пошевелю бровями, разведу руками – ну а что я могу сделать? Ничего.
– Да, такие вот дела, – развожу я, значит, руками. – Ничего не могу поделать…
Для неясыти наступала звездная минута. Она взмахивала крыльями и отрабатывала условный рефлекс на мои слова. Поворачивалась к клиенту и утешающим голосом ворковала ему:
– Помирай, Мишенька, помирай, мой хороший. Вот как у нас теперь. Помирай, мой родной.
По лицу Мишеньки катились слезы – не то от волнения, не то просто такая непроизвольная была реакция, и он мычал.
Пожав плечами, я уезжал.
Через пару недель меня вызывали заново.
Я совал ему ложечку в горло, привычно обнаруживал отсутствие глоточного рефлекса и разводил руками:
– Ничем не могу помочь.
Неясыть с готовностью вскидывалась:
– Помирай, Мишенька, раз такие дела, помирай, мой хороший.
Я осторожно прощался и уходил. Мишенька плакал.
Через полгода я не смог это выносить и волевым нажимом уложил Мишеньку в больницу. Хлопая крыльями, неясыть поскакала за ним, приговаривая свое.
– Помирай, Мишенька, помирай.
Он и помер в итоге, по-моему, что было для него не худшим исходом.
Случайные встречи
Случайные встречи бывших больных с докторами способны пронять до печенок. Камень зарыдает.
– Доктор, как же вы постарели! Да вы должны меня помнить, я у вас еще в старом корпусе лежала…
«Ну да, ну да, – раздражается и мямлит доктор. – Так почему ты-то жива до сих пор?»
Штуковина
Аптека.
Возле окошечка топчется дед.
– Растет и чешется, растет и чешется… Мне бы чего…
Действительно: рожа заклеена пластырем поверх ватки.
Аптекарша услужлива:
– Может быть, это?
– Не, это не берет… растет и чешется. Вот была штука… забыл, как называется… от той вроде ничего…
Аптекарша лезет вон из кожи:
– Вот очень хорошее средство.
Выставляет баночку. От «растет и чешется».
– Но это стоит девяносто девять рублей…
Дед в замешательстве. Еще топчется, но мыслями уже далеко от баночки.
– Не, я пока пойду еще переговорю с людьми…
Видение
Знойным августовским днем 2006 года, в самую жару меня вынесло к Первому мединституту, прямехонько к родной кафедре нервных болезней.
Все вокруг разогрелось и подрагивало; в своем комплексе ощущения немедленно перенесли меня на тринадцать лет назад, когда был такой же август и жарило такое же пекло.
Я только что закончил ординатуру, но меня обязали подежурить – не то в последний, не то в предпоследний раз. Ординаторы и интерны – публика совершенно бесправная. Поставили в график – и не вырубишь топором. Это не важно, что клиника еще закрыта и не принимает больных, и по городу не дежурит, что в отделении пусто, ни одного пациента – дежурь, и все. То есть просто просиди там сутки и занимайся, чем хочешь.
Тоска воцарилась невыносимая.
Нас было двое, еще сестричка со мной маялась. Ближе к ночи она сказала, потупив взор:
– Я пошла спать, Алексей Константинович. Если вам что-нибудь понадобится, я в первой палате.
Боже ты мой, и что же это мне может понадобиться? Она была маленькая, мне по плечо, а роста я очень среднего; вся какая-то опухшая, в мелкой сыпи и с жидкими волосенками; в ней было нечто от грызуна, она была страшнее чумного микроба.
– Нет-нет, мне ничего не нужно, – я с напускной беззаботностью покачивался с пятки на носок и смотрел в сторону.
…Ночью я вышел побродить по коридорам. Было дико и непривычно видеть безлюдные палаты с койками без белья, на которых покоились скатанные матрацы. И вот какую власть имеет над нами привычка! на секунду мне захотелось, мне представилось, как восстанавливается, и вот уже тут лежат инсульты, а тут радикулиты, а там помирает парочка черт-те с чем, все обыденно и знакомо. Как было бы спокойнее, думал я, если бы оно вдруг заполнилось, отделение. Инсультами и травмами – как хорошо! Иначе муторно на душе и даже страшновато.
