Маэстро - Волкодав Юлия
Монолог получался долгим. И, слушая его, Артем думал, как же сокращать отснятый материал. Агдавлетова говорила так стройно, слова лишнего не выбросишь. Как будто по-писаному. Он сам, закончив журфак не последнего вуза в стране, так бы не смог. И кадр действительно получился красивый. Кресло с золотыми подлокотниками. Любимое кресло артиста, о нем она тоже рассказала. Портрет самого Агдавлетова на заднем фоне. Его пепельница на переднем плане. И забавная фигурка какого-то толстяка рядом с ней.
– Здесь всё как при Марате Алиевиче. И мне кажется, будет правильным сделать в доме музей. Если правительство Москвы откликнется и поддержит эту идею… Я очень хочу, чтобы память о замечательном артисте, гениальном, не побоюсь такого эпитета, музыканте жила. Его инструмент, его костюмы, а главное, его ноты и, конечно, записи могут вдохновлять не одно поколение исполнителей.
* * *
На подготовку передачи ушел почти месяц: пока удалось отловить всех коллег Агдавлетова, на время посленовогоднего затишья разъехавшихся по теплым странам, пока отсняли с ними материал, пока смонтировали. К тому же вдова потребовала, чтобы передачу перед эфиром обязательно показали ей. И теперь Артем без особого энтузиазма возвращался в неприветливый дом. Хорошо хоть добираться удобно – самый центр города. Своей машины у Артема еще не имелось, да и служебную по такому поводу не выпросишь. А мороз градусов двадцать. Держащая портфель рука уже закоченела. Вторую руку Артем предусмотрительно прятал в кармане дубленки. И все же, несмотря на погоду, он остановился в скверике напротив дома Агдавлетовых и закурил. Вдова наверняка захочет посмотреть всю передачу целиком. Еще и ценные правки внесет, как пить дать. А в их доме курить нельзя, она в прошлый раз сразу об этом сообщила. Мол, решительно не переносит табачного дыма. Потом, когда Артем собирал архивные записи, интервью самого Агдавлетова для использования в своей передаче, ни разу не видел певца без сигареты. Как они, интересно, уживались?
Напротив, возле мусорных баков, стояли две женщины. Лет по пятьдесят, может быть, и больше. Добротно одетые, у одной шуба, кажется, натуральная. Бобер? Вторая в сапогах на каблуке – в такой-то гололед. Обе при макияже. Ждут кого-то? Артем хотел уже выбросить окурок и уходить, но произошло нечто неожиданное. Из подъезда, того самого, куда нужно было Артему, вышел парень азиатской внешности с огромным мешком, какие обычно используют для строительного мусора. Внешность, заляпанный краской комбинезон и затравленное выражение лица не оставляли сомнений – парень был гастарбайтером. Удивительным показалось то, как отреагировали на его появление те самые хорошо одетые барышни. Они отчаянно замахали парню, одна даже перекрыла ему дорогу к мусорным бакам.
– Сюда-сюда. Да ставь, мы сами разберемся.
– Нельзя! – запротестовал парень. – Я вчера такой пакет отдал, меня ругали. Вы мусор раскидаете, меня опять ругать будут.
– Не раскидаем, давай сюда!
Барышня в бобровой шубе чуть ли не вырвала тяжелый мешок. Сунула парню что-то в руку, вероятно купюру. Артем уже жалел, что не брал с собой оператора с камерой. Происходило что-то явно выдающееся. Правда, у них приличный канал, а всякий треш – скорее формат соседней «кнопки», конкурирующей. Но профессиональное любопытство уже подняло голову, и Артем поспешил к женщинам, потрошащим содержимое мусорного мешка. Он еще не придумал, что им сказать, как представиться, а та, вторая, на каблуках, уже на него накинулась:
– А тебе чего надо? Что смотришь? Сегодня наша смена. Из «Лиры», что ли? Совсем совесть потеряли. Иди давай отсюда!
– Простите, я не из «Лиры». Я журналист, телевидение, канал…
– Серьезно? А где камера? Вы обязаны это снять! – тут же сменила тон с грозного на требовательный барышня. – Потому что здесь происходит форменное безобразие! Архивы великого артиста летят в мусорку! И если бы не поклонники…
Но Артем уже и сам догадался, а точнее, увидел, как из мусорного мешка достаются исписанные нотные листы, помятые афиши и даже пластинки Марата Агдавлетова. А представительные женщины, скорее всего, оказались поклонницами певца.
– Ремонт она решила сделать, – делилась Татьяна Алексеевна, когда они полчаса спустя сидели в кафе неподалеку, отогреваясь горячим какао, – Артем угощал. – Сорока дней дождалась и сразу бригаду гастарбайтеров пригнала. Уже неделю дежурим по очереди. День наш фан-клуб, день «Лира». Тоже поклонницы, только у них молодежь. Вчера, говорят, костюмы попадались. Значит, все перетряхивает, даже шкафы. Не терпится забыть, наверное.
– Не суди да не судим будешь, – вставила Лидия Васильевна, задумчиво оглаживая мех на рукаве. – Люди по-разному горе переживают. Может быть, ей слишком тяжело видеть его вещи?
– Ну конечно. А без гардеробной и будуара, или что она там решила в его кабинете сделать, так просто жизнь не мила!
Артем слушал барышень и не переставал удивляться. За десять минут он узнал об Агдавлетове больше, чем за месяц, пока готовил передачу. Если бы еще что-то из услышанного можно было в ту передачу включить.
* * *
На ужин планировался салат. Только салат из самых прекрасных тосканских овощей, сочных и ароматных. Может быть, с ложечкой киноа. И никакой пасты. И без хлеба. Нужно поддерживать форму. Алла начинала худеть с периодичностью раз в неделю. Чаще всего это случалось после сытного обеда. Диетический ужин она героически выдерживала, с чувством гордости за собственный стоицизм ложилась спать без традиционного чаепития с булочкой или шоколадкой. Утром пила кофе. Впрочем, ее утро всегда начиналось с кофе, вне зависимости от диет. А к обеду она срывалась, всегда, без исключений. Придумывала себе тысячу оправданий, среди которых были особенности организма, приближающиеся критические дни, надвигающаяся депрессия, неподходящее для диеты время года. И вообще, итальянским мужчинам нравятся пышные формы. Все вышеперечисленное не мешало ей спустя неделю снова грустить, глядя на отражение в зеркале (давно пора заменить зеркальную душевую кабинку и перестать расстраиваться!), и мужественно садиться на очередную диету продолжительностью полсуток.
Сегодня был как раз такой день, и полная решимости Алла строгала овощи на залитой солнцем кухне. Ее любимое место в доме. Казалось бы, в твоем распоряжении два этажа, чудесная гостиная с безразмерным диваном, на котором можно уместить всех гостей разом, веранда с видом на горы, спальня с огромной кроватью, на которой они с… Ладно, не важно. А еще кабинет, предмет ее особой гордости, где стоит массивный письменный стол. Классический, с тяжелыми ящиками и зеленым сукном, как у каждого уважающего себя русского писателя. За таким и Лев Николаевич не побрезговал бы писать. У Аллы же запросы были куда скромнее, на лавры гения русской литературы она не претендовала. Вместо размышлений о судьбе России она писала любовные романы. И писалось ей чаще всего не в пафосном кабинете, а вот здесь, на кухне, под бубнеж телевизора и бульканье закипающей поленты.
Такому творческому чудачеству можно было найти два объяснения. Первое благородное, с глубокой психологической подоплекой, утверждавшее, что именно кухня была первой мечтой, которая осуществилась в Италии. Огромная, площадью едва ли не больше, чем вся их крошечная квартира в типовом доме на окраине Москвы, где прошли детство и юность Аллы. Пытаясь сотворить на отведенных под приготовление еды паре квадратных метров свой очередной шедевр: домашний «Наполеон» с заварным кремом и смородиновым джемом или «Пьяную вишню», Алла мечтала об огромной кухне. И когда в ее жизни случилась Италия и двухэтажная тосканская вилла, первой оборудованной комнатой стала именно кухня. С какой любовью выбирала она каждую мелочь: от дизайна навесных шкафчиков до узора на вилках. Свежеобретенные подружки-итальянки смотрели на нее как на сумасшедшую. Узор на вилках? Тридцать метров полезной площади под приготовление еды? Зачем? В городе есть несколько чудесных ресторанов, где можно поужинать за разумные деньги и приятно провести вечер. Эти русские такие странные! Алла не пыталась объяснять, к тому же в те времена ее итальянский был не таким уж свободным. После переезда выяснилось, что три десятка неаполитанских песен и сотня отдельных итальянских слов, бо`льшая часть из которых относится к музыкальным терминам, не очень-то помогают в общении с продавцом на рынке или сварливым соседом. Но ничего, выучить язык оказалось несложно. Куда сложнее было забыть того, кто первым познакомил ее с волшебным миром Италии. Лей капише итальяно? Си, синьоре.
