Маэстро - Волкодав Юлия

Борис Аркадьевич на первый взгляд показался ему симпатичным толстяком с хорошим чувством юмора, что внушало надежду на продуктивный разговор. Марат ненавидел эскулапов за занудность и правильность. Но как только от приятного общения о музыке и эстраде, в коих Карлинский неожиданно хорошо разбирался, они перешли к осмотру, доктор помрачнел, посерьезнел и превратился в одного из тех очкастых мозгоедов, что так раздражали Марата.

– Нужно обследоваться в стационаре, нужно лечиться. Скорее всего, потребуется операция…

Да он все это понимал и без светила отечественной кардиологии. Как будто так трудно почувствовать собственный организм. Тогда он, щелкнув зажигалкой, задал единственный волновавший его вопрос в лоб:

– Сколько, Борис Аркадьевич?

Доктор явно растерялся. А что так? Взрослые же люди.

– Признаться, я не знаю точных цифр. Можно узнать в регистратуре клиники. Я закажу полную калькуляцию. Но мы учреждение государственное, и по медицинскому полису… В конце концов, ваши звания, заслуги тоже должны учитываться, и…

– Сколько мне осталось?

Теперь он уже не скрывал раздражения. Выпрямился в кресле. Смотрел в упор и ждал честного ответа.

– Без операции – полгода. Это максимум.

– А с операцией – пара лет?

Прозвучало с насмешкой. И судя по тому, как дернулось лицо Бориса Аркадьевича, тон ему не понравился. Да, доктор, торговаться я не буду. Я не Ленька. Цепляться за жизнь зубами и когтями не хочу. Надоело. Все уже давным-давно надоело.

– Не знаю, Марат Алиевич. Может быть, гораздо больше. Попытаться однозначно стоит. Операция в любом случае улучшит качество вашей жизни. Значительно.

– Боюсь, ваша операция не вернет мне ничего по-настоящему важного. – Он достал из пачки новую сигарету и потянулся к чашке кофе, стоявшей на столике рядом с ним. – А потому я не вижу в ней смысла.

– Марат Алиевич, времени на раздумья не так много, но оно все-таки есть. Мне кажется, вопрос слишком важный, чтобы рубить сплеча. Подумайте, посоветуйтесь с супругой. В конце концов, можно проконсультироваться и у других специалистов.

Марат окончательно потерял интерес к разговору. Он для себя все уже решил. И доктор это явно почувствовал. А может быть, его просто раздражал сигаретный дым?

Борис Аркадьевич резко встал с кресла.

– Обещайте мне, что подумаете. Я позвоню вам через пару дней.

Марат нехотя кивнул, думая о своем.

– Мне, пожалуй, пора.

Провожала его Маша. А Марат задумчиво крутил в руках фигурку пузатого карлика Пульчинелло, привезенного когда-то, тысячу лет назад, из Италии. Никогда не любил сувениров. А Пульчинелло сохранил. Тогда, в Милане, карлик показался ему просто забавной игрушкой. Сейчас ему казалось, что Пульчинелло – это он сам. Старый дурак, годный только на то, чтобы забавлять публику.

* * *

Домой Мария Алексеевна возвращалась на такси. Погода окончательно испортилась, пошел снег, а еще больше испортилось настроение. Она не чувствовала никаких сил, чтобы идти пешком. Уж лучше толкаться в пробке. Она сидела на заднем сиденье, разглядывала медленно ползущие машины и мечтала о том моменте, когда заварит себе чашку чая, включит какое-нибудь тупейшее телевизионное шоу и отключится от реальности хотя бы ненадолго. Звонок Алисы Максимовны как будто вернул ее в то время, которое она так хотела забыть.

Ровно в ту секунду, когда она об этом подумала, вровень с их машиной встал большой джип. Красный. То есть он был бы красным, если бы не слой неизбывной московской грязи пополам с реагентами. Но на отдельных участках кузова настоящий цвет угадывался. И Мария Алексеевна невольно вздрогнула и отодвинулась от окна. Точно такой же джип был у Марика.

Водить он научился в начале перестройки, машину купил в девяностые. Тогда все артисты словно помешались на автомобилях, форсили друг перед другом, кто на какой иномарке приедет на концерт. Иномарки у всех были старые, с вытертыми салонами и сумасшедшим пробегом, но треугольник «мерседеса» на капоте или кольца «ауди» на бамперной решетке затмевали стучащие двигатели и плюющиеся белым дымом глушители.

Марату захотелось джип, полноприводный внедорожник. Абсолютно бесполезный для Москвы, громоздкий и тяжелый. Но Марику нравилась новая игрушка, он часто брал машину просто покататься и ездил по ночной столице без всякой цели и повода, слушая классическую музыку и погружаясь в собственные мысли.

Потом, когда он начал болеть, машина стояла без дела. Маша несколько раз предлагала ее продать, Марат отмахивался. То ли жалел расставаться, то ли его равнодушие уже распространилось абсолютно на всё. Если бы Маша знала, она избавилась бы от проклятой машины в один день!

Впрочем, Андрей правильно говорил: Марат сам сделал выбор. Не было бы машины, нашел бы что-то еще. Какой-то другой способ. Менее эффектный, но не менее эффективный, тут можно не сомневаться.

Какого труда стоило Кигелю замять произошедшее. Газеты так радостно пытались подхватить сенсационную новость, готовились выжать максимум из скандального информационного повода. На какие кнопки нажал Андрей, кого подключил, Маша не знала до сих пор. Но не вышло ни одной сомнительной публикации. Только официальные некрологи, сухие заметки и передачи памяти артиста. Не более того.

А правда была ужасной, не поддающейся здравому смыслу, но очень в стиле Марата. В ту роковую ночь он взял джип, выехал в далекое Подмосковье, нашел самую безлюдную трассу и на полной скорости влетел в дерево. Намеренно, тут у Маши не возникало ни малейших сомнений. Он всегда прекрасно водил, да и в его напичканной электроникой машине, ещё и на прямой дороге очень сложно не справиться с управлением. Да так «удачно», что больше никто не пострадал? В такие сказки Маша не верила. И слишком хорошо знала Марата. Он просто хотел уйти красиво и честно. Так, как всегда жил.

В сквере возле их дома опять сидели две женщины. Другие, не те, что утром. Проводили Марию Алексеевну внимательными взглядами. Ряды фан-клуба редели, поклонницы старели, но кто-нибудь всегда нес караульную службу в их сквере – день за днем, год за годом. Зачем они сюда приходят? Кого ждут? Того, кто никогда уже не вернется? Или просто не могут изменить собственной молодости, собственной памяти, в которой Марат Агдавлетов, стройный мальчик с черными глазами поет «Первый поцелуй», раскинув руки, пытаясь обнять весь зал?

Мария Алексеевна впервые подумала, что неплохо было бы поставить тут памятник Марату. В этом самом сквере. Чтобы люди приходили не просто к окнам, а к памятнику. А потом шли в музей Марата Агдавлетова, который уже скоро появится в ее квартире. Да, кажется, уже скоро.

notes

Примечания

1

„Marì, dint’o silenzio, silenzio cantatore“ – строка из неаполитанской песни «Silenzio cantatore» («Молчи, певец», итал.).

2

Грифаньо (итал. Grifagno) – венецианский купец, персонаж знаменитой оперы Антонио Сальери «Венецианская ярмарка».

3

Барон Скарпиа (итал. Il barone Scarpia) – персонаж знаменитой оперы Джакомо Пуччини «Тоска».

4

Имеется в виду магазин «Детский мир» на Лубянской площади в Москве, рядом с которым располагалось здание КГБ СССР (ныне ФСБ).

5

Юрий Константинович Соколов – советский торговый деятель, до 1982 г. директор одного из крупнейших гастрономов СССР в Москве. В 1982 г. в ходе «Елисеевского дела» (крупнейшего дела о хищении в советской торговле) казнен по приговору суда за многочисленные хищения в особо крупных размерах.