Небесные всадники - Туглас Фридеберт Юрьевич
Представление о многообразной деятельности Тугласа-литератора будет неполным, если хотя бы бегло не остановиться на его роли организатора литературной и культурной жизни, инициатора и поборника различных мероприятий на протяжении длительного времени. Эта крайне многосторонняя работа захватила Тугласа сразу же по возвращении на родину. Одной из задач первостепенной важности Туглас считал возрождение литературной жизни и особенно издательской деятельности, почти прекратившейся в годы войны. Предпринимались попытки сплотить писателей, объединить их в единый «литературный парламент». Однако поначалу в тревожной и изменчивой общественной атмосфере, в столкновениях различных писательских воззрений на жизнь и искусство эта идея провалилась. Тем не менее безусловны заслуги Тугласа в создании более узкой по составу литературной группировки «Сиуру», сыгравшей чрезвычайно важную роль в оживлении литературного процесса, и прежде всего в творческой поддержке нового талантливого поэтического поколения.
Поскольку в то время регулярно издаваемого литературного журнала в Эстонии не существовало, Туглас попытался добиться перелома и в этой области. Но по различным причинам, и в особенности из-за финансовой несостоятельности, этим начинаниям не суждено было иметь продолжение. «Тарапита», орган одноименного писательского объединения, выходивший в 1921—1922 годах, был наиболее значительным из трех журналов, которые редактировал в то время Туглас. Эта группировка, находившаяся в резкой оппозиции официальной культурной политике молодой буржуазной республики, имела определяющее значение в идейном становлении отдельных писателей. Как, впрочем, и в защите демократических принципов культуры и художественного творчества в самом общем плане.
В своих многочисленных публицистических выступлениях Туглас отстаивал творческие и материальные интересы писателей, еще более целеустремленной эта борьба стала после основания Союза эстонских писателей (1922). В период с 1922 по 1939 годы Ф. Тугласа четыре раза избирали председателем Союза. Основатель и первый редактор органа СЭП журнала «Лооминг» («Творчество»), выходящего и по сей день, он положил начало последовательно демократической и требовательной в художественном отношении направленности этого издания.
Примечательны также заслуги Тугласа как руководителя Эстонского литературного общества (1929—1940), массовой организации того времени. Именно в этот период были заложены основы научной, научно-популярной и историко-культурной деятельности общества, оживилась работа переводчиков.
Но и это было далеко не все. «Потому что с годами практическая организаторская работа в области литературы и культуры захватывала меня все больше и больше, хотел я того или нет». Так, Туглас входил еще в редакцию «Эстонского биографического словаря», редактировал «Эстонскую энциклопедию» и литературный отдел ежемесячника «Эстонская литература». Он был членом правления нескольких культурных объединений, не говоря уже о принадлежности ко всевозможным комиссиям, жюри, комитетам и т. д. «Огромная часть этой общественной деятельности была, конечно же, незаметной, да и результаты ее неоднозначны. Но кому-то надо было заниматься этой бесплатной культурной работой, тем более что зачастую господствовавшая общественная консервативность прямо-таки толкала к действиям» — таковы его собственные, чересчур скромные комментарии.
Следует отметить и роль Ф. Тугласа как помощника и наставника многих начинающих литераторов — нередко она выражалась в основательном редактировании их сочинений, в составлении их сборников. И эта работа, для которой у писателя, несмотря ни на что, находилось время, по большей части осталась скрытой от общественности.
О немалых заслугах Тугласа и его авторитете свидетельствует избрание его членом-корреспондентом Финского литературного общества (1926), почетным членом Союза финских писателей и Лондонского ПЕН-клуба (соответственно 1928 и 1937). Нельзя пройти мимо его выдающихся заслуг и в развитии культуры перевода. Переводить он начал еще в годы эмиграции, последующие десятилетия шлифуют эту грань его дарования. С финского языка Ф. Туглас перевел большую часть прозы Айно Каллас, особенно удались ему исторические повести, обильно уснащенных языковой архаикой. Одна из вершин переводческого творчества Тугласа — «Семеро братьев» А. Киви (1924). Выдержавший уже восемь изданий, этот перевод высоко оценен и финскими литературоведами.
Наряду с финскими авторами Туглас особенно тяготел к творчеству А. Чехова. Это был один из самых любимых писателей Тугласа, переводить которого он начал в 1930-е годы и позже неоднократно возвращался к его творчеству. Из русских писателей он переводит также М. Горького и А. Н. Толстого, перевод «Петра Первого» — выдающееся достижение эстонской переводческой культуры.
Ф. Тугласа с полным основанием можно назвать родоначальником в эстонской литературе художественных, глубоко содержательных путевых записок («Путешествие в Испанию», 1918; «Путешествие в Северную Африку», I—III, 1928—1930). Непреходящую ценность имеют и мемуары Тугласа.
Ничуть не меньшее влияние Туглас оказывал на развитие эстонской литературной культуры в качестве первого критика, наделенного выдающимися аналитическими способностями, требовательного и широко эрудированного. Свою миссию критика он видел в том, чтобы прививать читателю глубокую эстетическую культуру, бороться с поверхностностью в искусстве, всеядностью, провинциальной замкнутостью и ремесленным дилетантизмом.
Примечательно, что свои первые критические эссе проблемного характера Туглас написал в эмиграции, вдали от конкретной литературной обстановки Эстонии, не имея под рукой первоисточников. Тем не менее даже ранние критические работы Тугласа являлись основополагающими, вызывая одобрение одних и полемическое противостояние других.
Ф. Туглас, выступивший как критик в первое десятилетие века, опирался на достижения школы Брандеса. Он не избежал влияния эстетизма, но при этом никогда не утрачивал в своей критике чувства реальности. От литературы он неизменно требовал художественной яркости и психологической достоверности. Именно это было для него главным, определяющим, потому что писатель воздействует по-настоящему только когда выражает собственный темперамент, передает психологию своего окружения, когда он в состоянии быть на общекультурном уровне эпохи или даже превосходить его. Избранную тему следует разрабатывать по имманентным законам и принципам. Точно так же тема, предмет должны сами диктовать и тональность произведения, его пафос и ритм. Замысел, идея — будь они сколь угодно прогрессивны — сами по себе еще не залог совершенного литературного произведения, если отсутствует искренность, это величайшее достоинство писателя. То же и с психологической достоверностью, которая вырастает только из личных соприкосновений автора с предметом. Только совокупность этих предпосылок позволяет писателю достичь убедительности в изображении общества, человека, природы, в рассматриваемой проблематике в целом. Великое искусство требует тяжелой и непрестанной работы, причем радость творчества несравненно меньше творческих мук. Идеального, абсолютно удавшегося художественного произведения не существует, и однако же было бы заблуждением занижать требования к себе. Нельзя довольствоваться средним уровнем, нужно стремиться к вершинам. Нужно стремиться к великому, чтобы добиться большего! Творческий процесс — это нечто беспрестанно движущееся, находящееся в состоянии брожения, развития, он не может остановиться ни на минуту без того, чтобы не окаменела его живая душа. Любое живое искусство по сути своей мятежно, художественное творчество должно обладать автономностью. До тех пор, пока судьбы искусства будут определять чиновники, оно будет отмечено печатью угасания. Реализм, неоромантизм или другие художественные течения сами по себе ни хороши, ни плохи — это понятия относительные, содержание которых постоянно меняется. Любое течение может иметь или не иметь ценности с точки зрения общественного или художественного развития. Художественное отображение означает отбор и сгущение, умение уловить квинтэссенцию жизни. Не в ее копировании состоит искусство, а в отыскании ядра, скрытого в жизненной субстанции, в выявлении ее динамики и пафоса. В противном случае все останется бездушным ремесленничеством. Критикуя явление искусства, мы по существу критикуем себя, обнажая свои симпатии и антипатии, склонности и вкусы. Поэтому нет «верных» или «неверных» рецензий, есть только индивидуальная правда, субъективное искусство и критика. Необходимо понимать, что форма — лишь внешнее проявление сути. Нельзя рассматривать проблему формы отдельно от содержания. Материал нужно чувствовать и видеть ясным, пластичным, ритмичным. Кто владеет совершенной формой, обладает и глубоким содержанием. Слова сами по себе ничто, ничтожную мысль или чувство словами не возвеличить. Мысль должна быть великой, а чувство — большим, тогда и слова будут под стать этим мыслям и этим чувствам. И даже при разработке наисложнейших тем идеалом должна быть предельная ясность и простота, стремление как можно глубже проникнуть в сущность предмета и сформулировать это как можно экономней.
