Джон Стейнбек - О мышах и людях
– Принесешь ты наконец хворост? — спросил Джордж. — Вон у того сикомора целая куча сучьев, после разлива остались. Тащи скорей.
Ленни пошел к дереву и принес охапку сухих сучьев и листьев. Он бросил ее на старое кострище, сходил к дереву еще раз, потом еще. Была уже почти ночь. Над водой с шумом пролетел лесной голубь. Джордж подошел к куче и поджег листья. Сучья затрещали и занялись. Джордж развернул одеяло и вынул три банки фасоли. Он поставил их у самого костра, но так, чтобы огонь их не касался.
– Этой фасоли хватило бы на четверых, — сказал он.
Ленни смотрел на него, стоя по другую сторону костра. Он сказал упрямо:
– Я люблю фасоль с кетчупом.
– Но у нас нет кетчупа! — рассердился Джордж. — Вечно ты хочешь того, чего нету. Боже праведный, будь я один, я бы и горя не знал. Работал бы себе спокойно. Никаких забот, получал бы каждый месяц свои пятьдесят монет, ехал в город и покупал, чего хотел. А ночь проводил бы с девчонками. И обедал бы, где хотел, в гостинице или еще где, и заказывал бы, чего только в голову взбредет. Каждый месяц. Брал бы целый галлон виски да играл бы в карты или на бильярде.
Ленни присел на корточки и глядел поверх костра на рассерженного Джорджа. Лицо у него перекосилось от страха.
– А так, что у меня есть? — продолжал Джордж все яростней. — У меня есть ты. И через тебя я все время теряю работу. Через тебя я все время мыкаюсь по стране. И это еще не самое худшее. Ты то и дело попадаешь в беду. Натворишь чего-нибудь, а я тебя вызволяй.
Голос его возвысился почти до крика.
– Ты полоумный сучий сын. Через тебя я все время как на иголках!
И он передразнил Ленни, как передразнивают друг друга маленькие девчонки:
– «Я только хотел потрогать ее платье, только хотел погладить, как мышку…» Но откуда ей, к чертовой матери знать, что только потрогать? Она — вырываться, но ты ухватил ее, как мышь. Она — в крик… Вот и просидели мы в канаве цельный день, а стемнело, мы дали деру, помнишь? И так всегда, всегда! Посадить бы тебя в клетку да напустить туда этих самых мышей, радуйся тогда сколько влезет!
И вдруг злоба схлынула. Он глянул поверх костра на страдальческое лицо Ленни, а потом, устыдясь, стал смотреть на огонь.
Совсем стемнело, лишь костер освещал стволы и кривые ветки деревьев. Ленни медленно и осторожно пополз на четвереньках вокруг костра, пока не очутился рядом с Джорджем. Он присел на корточки. Джордж повернул банки другим боком к огню. Ленни он будто и не замечал.
– Джордж, — окликнул его тот едва слышно. Ответа не было. — Джордж.
– Ну, чего тебе?
– Я просто пошутил, Джордж. Я не хочу кетчупа. Я бы не стал есть кетчуп, даже ежели б он был вот здесь, прямо передо мной.
– Но ведь ты его любишь.
– Все равно не хочу, Джордж. Тебе бы отдал. Сам к нему и не притронулся.
Джордж все так же угрюмо смотрел в огонь.
– Подумать только! До чего хорошо мне жилось бы без тебя! Рехнуться можно! А с тобой ни минуты покоя.
Ленни все еще сидел на корточках. Он поглядывал в темную даль за рекой.
– Джордж, ты хочешь, чтоб я ушел?
– Куда ты, на хрен, пойдешь?
– Вон туда, в горы. Найду какую-нибудь пещеру.
– Да? А жрать чего будешь? У тебя ведь не хватит соображения, даже чтоб раздобыть себе жратву.
– Что-нибудь раздобуду, Джордж. Мне ведь не нужна вкусная еда с кетчупом. Буду лежать на солнышке, и никто меня не тронет. А найду мышь, оставлю себе. И никто ее не отнимет.
Джордж бросил на него быстрый испытующий взгляд.
– Обиделся, да?
– Ежели я тебе не нужен, пойду в горы да сыщу пещеру. Могу хоть сейчас уйти.
– Нет… Послушай, Ленни, я просто пошутил. Конечно, я хочу, чтоб ты остался со мной. Вся беда в том, что ты всегда давишь этих мышей. — Он помолчал. — Знаешь, что, Ленни, как выпадет случай, подарю тебе щенка. Может, его не задавишь. Щенок лучше, чем мышь. И гладить его можно крепче.
Но Ленни не попался на удочку. Он знал, чем пронять Джорджа.
– Ежели я тебе не нужен, ты скажи, я уйду прямо в горы и буду жить один. И никто не отнимет у меня мышь.
Джордж сказал:
– Я хочу, чтоб ты остался со мной, Ленни. Господи, если я тебя брошу, ведь тебя же кто-нибудь примет за койота да подстрелит. Нет уж, оставайся. Твоя тетка Клара, покойница, огорчилась бы, узнай она, что ты убежал.
Ленни вкрадчиво попросил:
– Расскажи мне… как тогда…
– Про что рассказать?
– Про кроликов.
– Не морочь мне голову, — огрызнулся Джордж.
– Ну, Джордж, расскажи. Пожалуйста, Джордж. Как тогда! — взмолился Ленни.
– Стало быть, нравится? Ну ладно, слушай, а уж потом поужинаем…
Голос Джорджа потеплел, смягчился. Он произносил слова чуть нараспев, но быстро, видимо, рассказывал об этом не в первый раз.
– Люди, которые батрачат на чужих ранчо, самые одинокие на свете. У них нет семьи. Нет дома. Придут на ранчо, отработают свое, а потом — в город, денежки проматывать, и глядишь, уж снова на другое ранчо подались. И в будущем у них ничего нет.
Ленни ловил каждое слово.
– Во-во, правильно. А теперь расскажи про нас.
Джордж продолжал:
– Но мы совсем не то, что они. У нас есть будущее. И тебе и мне есть с кем поговорить, о ком позаботиться. Нам незачем сидеть в баре и накачиваться виски только потому, что больше некуда деваться. Иной человек попадает в тюрьму и может сгнить там — никто и пальцем не шевельнет. Другое дело — мы.
– «Другое дело — мы! — подхватил Ленни. — А почему? Да потому… потому, что у меня есть ты, а у тебя есть я, вот почему». — Он радостно засмеялся. — Говори же, Джордж, говори!
– Но ведь ты и так все знаешь наизусть. Можешь и сам рассказать.
– Нет, ты. Вдруг я чего-нибудь позабуду. Расскажи, как оно будет.
– Ну уж ладно. Когда-нибудь мы подкопим деньжат да купим маленький домик, несколько акров земли, корову, свиней и…
– «И будем сами себе хозяева! — воскликнул Ленни. — И заведем кроликов». Говори дальше, Джордж! Про наш сад, и про кроликов в клетках, и про дожди зимой, и про печь, и какие густые сливки мы будем снимать с молока — хоть ножом режь. Расскажи, Джордж.
– Отчего ж не сам? Ведь ты все знаешь.
– Нет… лучше ты. У меня так не выходит… Говори, Джордж. Про то, как я буду кормить кроликов.
– Так вот, — сказал Джордж. — У нас будет большой огород, и кролики, и цыплята. А зимой, в дождь, мы плюнем на работу, затопим печь, станем сидеть себе около нее да слушать, как дождь стучит по крыше… А, черт! — Он вынул из кармана перочинный нож. — Дальше некогда рассказывать. — Он вскрыл ножом одну жестянку и передал ее Ленни. Потом вскрыл вторую. Из бокового кармана он достал две ложки и одну дал Ленни.
