Гарольд Роббинс - Пират
— Я понял, — сказал Бен Эзра.
— Теперь я должен позаботиться о собственной жене.
Бен Эзра вопросительно взглянул на него.
— Мы добираемся домой после паломничества в Мекку, и буря застигла нас здесь. Хотели, чтобы наш ребенок родился дома, но теперь это, очевидно, не получится. Роды у нее начались на три недели раньше. — Самир молитвенно поднял руки. — Неисповедимы пути Аллаха. Если б мы не отправились в Мекку просить Его послать нам сына, если бы вы не захотели родить ребенка вашего на Святой земле, мы никогда бы не повстречались.
— Я благодарен Господу за то, что вы оказались здесь, — сказал Бен Эзра. — Да пошлет он вам сына за ваши молитвы.
— Благодарю, — ответил Самир. — Да сохранит Аллах вам жену и дитя.
Он ушел в закуток, выгороженный занавесками, разделявшими палатку как бы на отдельные комнаты, а Бен Эзра вернулся к своей жене и стал прижимать смоченную водой ткань к ее губам.
В предрассветный час песчаная буря достигла своего пика. За полотном палатки ветер гудел словно эхо далекой канонады, и песок бил в палатку, словно каменный град с разгневанных небес. И тогда Набила разразилась криком боли и ужаса.
— Ребенок во мне мертвый! Я больше не слышу его жизни и движения!
— Тише… — мягко сказал Самир. — Все в порядке.
Набила протянула руку к его руке. В ее голосе слышалось отчаяние.
— Самир, пожалуйста. Не забудь о своем обещании. Дай мне умереть.
Он смотрел на нее, слезы туманили его взгляд.
— Я люблю тебя, Набила. Ты будешь жить, чтобы дать мне сына…
Он действовал быстро, настолько быстро, что она не почувствовала, как игла нащупала ее вену… только сладкий обрыв боли, когда подействовал морфий.
Он устало выпрямился. Свыше двух часов он не мог прослушать стетоскопом пульс плода. Боли у Набилы все это время усиливались, но схватки были очень слабые.
— Аида, — сказал он старой служанке. — Позови сюда хозяина каравана, мне понадобится его помощь, когда я буду извлекать ребенка. Но вели ему как следует помыться перед тем, как войти в палатку.
Женщина кивнула и выбежала за занавеску. Самир начал быстро раскладывать инструменты на чистую белую салфетку рядом с кроватью.
Неожиданно Набила вздрогнула, не приходя в сознание. Началось сильное кровотечение. Самир видел: здесь какое-то серьезное осложнение — Набила истекала кровью. Ее тело натужно пыталось исторгнуть из себя плод. Но Самиру никак не удавалось нащупать голову ребенка… Он быстро понял в чем помеха: послед закупорил выход из матки.
Кровавое пятно на простынях быстро ширилось, и Самир, борясь с нарастающим страхом, торопливо делал необходимое.
Рукой он расширил шейку матки настолько, чтобы можно было извлечь послед. Затем порвал околоплодный пузырь и вытянул плод вон из ее тела. Быстро отрезал пуповину, повернулся к Набиле… и испустил вздох облегчения — кровотечение прекратилось. Теперь он впервые посмотрел на ребенка.
Это была девочка, мертвая девочка. Он знал это, даже не притрагиваясь к ней. Слезы навернулись ему на глаза, когда он обернулся и посмотрел на лежащую Набилу. Теперь она никогда не родит ему мальчика. И вообще не родит. Он проследит за тем, чтобы она никогда больше не забеременела — угроза для ее жизни была бы слишком велика. Он почувствовал, как на него наваливается отчаянье. Возможно, она были права. Смерть могла быть предпочтительней.
— Доктор!
В проеме, отодвинув занавеску, стоял Бен Эзра. Самир невидяще смотрел на еврея, глаза были затуманены. Он не мог говорить.
— Моя жена, доктор! — В голосе Бен Эзры слышался испуг. — Она перестала дышать!
Повинуясь рефлексу, Самир схватил свою медицинскую сумку. Еще раз глянул на Набилу. Морфий хорошо сделал свое дело: она спала. Он быстро перешел в соседнюю выгородку, опустился на колени рядом с женщиной, пытаясь услышать через стетоскоп биение ее сердца. Ни звука.
Он быстро приготовил шприц с адреналином и вкатил его прямо и сердце женщины. С усилием раскрыл ей рот и попытался вдохнуть воздух ей в легкие, но все было бесполезно… И он повернулся к мужу роженицы.
— Я сожалею, — сказал он.
Бен Эзра уставился на него.
— Она не может быть мертва, — возразил он. — Я видел, у нее двигался живот.
Самир посмотрел на женщину: Бен Эзра был прав. Живот ее, казалось, тужится.
— Ребенок! — воскликнул Самир.
Мгновенно раскрыл сумку и достал скальпель.
— Что ты делаешь? — жестко спросил Бен Эзра.
— Ребенок, — пояснил Самир. — Еще не поздно спасти ребенка.
У Самира не было времени раздевать роженицу. Он быстро разрезал на ней одежду, обнажил живот, синеватый и вздутый.
— Теперь зажмурься, не смотри, — приказал Самир.
Бен Эзра поступил как ему было сказано. Самир быстро сделал разрез. Тонкая кожа с хрустом разошлась под ножом. Самир вскрыл брюшную полость, и в следующий миг ребенок был у него в руках. Быстро перерезал и перевязал пуповину. Пара шлепков, и громкий здоровый крик новорожденного огласил палатку.
Самир посмотрел на путника.
— У тебя сын, — сказал он.
Бен Эзра уставился на Самира. Странным было выражение его лица. Он молчал.
— У тебя сын, — повторил Самир.
Глаза Бен Эзры наполнились слезами.
— Что мне делать с сыном? — спросил он. — Без женщины, и впереди шестьсот миль пустыни, которые надо пройти. Ребенок умрет.
— Мы дадим тебе провизию, — сказал Самир.
Еврей покачал головой.
— Без толку… Я и так скрываюсь от полиции. Мне нечего предложить ребенку.
Самир хранил молчание по-прежнему с младенцем на руках.
Бен Эзра смотрел на него.
— А как твой новорожденный? — спросил он.
— Мертвый, — ответил Самир просто. — Похоже, Аллах в мудрости своей почел за благо оставить наши молитвы без ответа.
— Это был сын? — спросил еврей.
— Девочка.
Бен Эзра посмотрел на него.
— Быть может, Аллах мудрее нас обоих, и по этой причине Он свел нас вместе в пустыне.
— Не понимаю, — сказал Самир.
— Если бы не ты, мой ребенок погиб бы вместе с матерью. Ты в большей степени его отец, чем я.
— Ты сошел с ума, — прошептал Самир.
— Нет, — голос Бен Эзры, казалось, окреп. — Со мной он умрет. И бремя заботы о нем может с успехом привести и к моей смерти тоже. Но Аллах услышал твою мольбу о сыне. С тобой мальчик вырастет в безопасности и здоровым, в этом я не сомневаюсь.
Самир посмотрел еврею в глаза.
— Но он станет мусульманином, не иудеем.
Бен Эзра выдержал взгляд.
— Это имеет серьезное значение? — спросил он. — Разве ты не сказал, что мы плывем по одному морю?
