Тамара Михеева - Легкие горы
Нянечка Надя ахнула:
– У тебя же все новое будет! Тебя ж домой забирают! Вот ты какая! Задрипанного зайца пожалела! Все у тебя будет, а они-то, они-то остаются! – ее грозный палец ткнулся в кучку ребят. Им не нужен был Динкин заяц, но нянечка Надя требовала справедливости.
Дина плакала и плакала. Когда приехала мама Катя, она не могла говорить от слез. Но нянечка Надя сама все рассказала. Она говорила, что у Дины ужасный характер и с ней будет трудно. Катя посмотрела на Дину, звякнула браслетами и сказала:
– Я скоро вернусь.
За ней захлопнулась калитка, а нянечка Надя тут же:
– Во, видишь, даже мама от такой жадной девочки уехала. Смотри, откажутся от тебя!
Динка сидела на мокрой скамейке, держала зайца на коленях. Слез не было.
Но мама вернулась. Она была сердитая. Она привезла огромную сумку зайцев, медведей и собак. Сунула ее нянечке Наде и села рядом с Динкой, обняла ее одной рукой. Динка уткнулась ей лицом в бок.
Забрали ее в дождливый день. Над детским домом висела серая лохматая туча. Ребята высыпали в коридоры, прижимали носы к стеклам. Никто Динке не махал. Мама вела ее через двор к машине. На Дине был новый плащ и беретик в тон.
– Привет, – сказал ей папа Сережа. Он сидел за рулем. – Поехали?
Дина кивнула. Мама захлопнула дверь. У зайца вздрогнули уши. На окна детдома Дина не смотрела.
Сначала было все хорошо. У Дины появилась своя комната. Свои игрушки. Свои книжки. И чудесный розовый стол со стулом. Кукольный дом. Платья, туфельки, сапожки с цветочками, красивый свитер, заколки и даже своя кружка. Мама купала ее каждый вечер в ванной с какой-то особенной пахучей пеной, из которой можно было строить облака и замки и после которой Динка почти не пахла протухшей водой, в которой в детдоме они мыли ноги. Ее записали в школу. Правда, опять в первый класс.
Ко многому Динке пришлось привыкать. Оказывается, простыни и пододеяльники тоже стирают, как носки и трусы, фрукты нужно мыть, а овощи чистить ножом. Раньше Динка не знала, что картошка на самом деле коричневая, а не белая, что мыло бывает разноцветным, что полы моют руками, а не шваброй. Она учились мыть посуду, пришивать пуговицы и даже делать чай сладким. В первые дни она молча пила невкусный чай, но наконец решилась сказать:
– Чай невкусный.
– Почему? – удивилась мама и тут же догадалась: – Да ты сахар-то положи, Дина!
И мама пододвинула ей фарфоровую сахарницу. Там лежала крупная желтоватая соль.
– Это сахар, – сказала мама и протянула Динке ложку. – Ты какой любишь? Сильно сладкий? Положи две. Размешай. Теперь вкусно?
Динка кивнула и сказала:
– А у нас в детдоме чай сразу сладкий!
Папа вскочил и вышел из кухни. Динка испуганно уткнулась в кружку.
А зато она умеет аккуратно постель заправлять! Ее всегда хвалили за это! Она хотела сказать это маме, но потом вспомнила, что здесь это не нужно: постель убиралась в ящик дивана.
Долго Динка не могла привыкнуть засыпать одна. Мама читала ей книжку, целовала и уходила, прикрыв дверь. Тускло горел ночник – улыбающийся месяц. Было слышно, как проносятся вдоль их дома машины и гудят за окном тополя. Динка потихоньку вставала, выскальзывала из своей комнаты и садилась на пороге родительской. Они смотрели телевизор или шептались о чем-то, будто Динки и не было. Несколько раз она так и засыпала у них на пороге. Открыв дверь, папа чертыхался, мама охала, и они несли Динку в постель.
Потом Динка стала замечать, что новые мама с папой ссорятся, потом – что из-за нее, что папа недоволен ею, а мама – папой. Потом они поругались совсем сильно, и он ушел, его не было несколько дней, но потом он вернулся, и все было по-старому. Динка мучилась, потому что не знала, что она делает не так. Но она ничего не говорила, боялась говорить, боялась, что с ней заговорят об этом, ведь все равно здесь было лучше, чем в детдоме. Потому что каждое утро мама вела ее в школу, где никто не знал, что она приемная. Потому что мама целовала ее в щеки перед тем, как уйти. Потому что она всегда улыбалась, даже если Динка вдруг разбивала тарелку или проливала компот, а вечерами они подолгу лежали в обнимку на кровати и читали по очереди книжки: строчку – Дина, страницу – мама. Перед сном мама рассказывала про далекую бабушку Тасю, замечательный город Лесногорск и волшебные Легкие горы.
При папе нужно было вести себя тихо-тихо, а при маме – как хотелось.
Потом он ушел совсем.
– Это из-за меня.
– Нет, Диночка, что ты… просто… – Динка чувствовала, как мучительно подбирает мама слова. Слезы медленно катились по щекам и капали Динке на макушку. Казалось, мама сама не замечает, что плачет. – Просто мы очень долго жили одни, ему трудно привыкнуть и… – она опять замолчала. Потом сказала сердито: – Но знаешь, тебя я люблю больше, чем его.
Когда Динка закончила первый класс, мама сказала, что, наверное, они переедут из этого большого города в Лесногорск.
– У меня там и братья, и мама рядышком, там хорошо, там так хорошо, Динка, тебе обязательно понравится!
Динка была уверена, что понравится. Она понимала, что здесь маме одной, без папы, трудно, а там, конечно, и брат Саша, и брат Петя. И бабушка Тася. Там горы и речка, можно купаться все лето и ходить за ягодами, грибами, там у Динки много двоюродных братьев и сестер… Всех их Динка боялась. Боялась тихих маминых разговоров по телефону, когда там, на другом конце, ее спрашивали: Дина? Как же полностью? Диана? И мама вкрадчиво, будто извиняясь, говорила, нет, что вообще-то по документам Динара, но какое это имеет значение, и почему не может быть просто Дины? Боялась, что неведомые ей, далекие, чужие Вика, Миша, Женька, Андрюша и Юрась будут смеяться над ее старым зайцем, а она ничего не сможет объяснить. Боялась, что она глупая. Что все уйдут, как папа Сережа. Вместе с мамой она послушно рассматривала их на фотографиях.
– А почему твой брат такой старенький?
– Саша? – смеялась мама. – Ну, он старше меня на 18 лет… Я ведь тоже уже не молодая, Динусь.
С фотографии смотрел на Динку синеглазый старик. Нет, мама молодая…
– А это все его дети, да?
– Нет, его только Светочка и Ника, – мама проводит по лицам пальцем, – а остальные – это Петины. Он у нас богатый. Три сына!
Богатый дядя Петя совсем другой. Он толстый. Улыбчивый. Рыжий. Взгляд его скользит мимо Динки. Рядом его худенькая жена тетя Аня. Дина отложила фотографии в сторону. В синий с подсолнухом ранец легли аккуратно трусики и майки, тетрадь, карандаши, заколки, книжка “Мурзук” Бианки, заяц… Лесногорск так Лесногорск. Динке все равно, где жить. Лишь бы с мамой.
Лесногорск
Динка первый раз ехала на поезде. У нее была удобная нижняя боковая полка, и можно было целыми днями смотреть в окно. На проплывающие мимо поля, речушки, мосты через них, переезды с полосатыми шлагбаумами, вереницы машин, огороды с низкорослыми домиками, тонкие облака в небе, кусты с желтыми цветами, пасущихся коров, а однажды – вот это да! – из зарослей кустарника на краю поля вышли две косули и застыли, глядя на поезд. Мама даже вскрикнула:
