Нора Робертс - Трибьют
— Потому что ферма заслуживает лучшей доли. Дженет Харди заслуживает большего. И кроме того, я могу это сделать. Я уже почти пять лет переделываю дома. И два года из них — самостоятельно. Ни один из моих проектов, конечно, не может сравниться с этим, но у меня есть кое-какой опыт. Я ведь прилично зарабатываю.
— Ты возьмешься за этот дом ради заработка?
— Нет. Я не знала Дженет, но она каким-то образом влияла почти на все, что я делала в жизни. Что-то тянуло ее в этот дом, что-то манит меня сюда.
— Но это так далеко от того, к чему ты привыкла, — сказал Гэвин. — И дело не столько в расстоянии, сколько в атмосфере. В культуре. Деревня Скайлайн может похвастаться населением всего лишь в несколько тысяч человек, и даже города покрупнее, такие как Фронт-Роял и Кулпеппер, совсем не похожи на Лос-Анджелес.
— Но я хочу пожить такой жизнью, я хочу поближе познакомиться с моими корнями с Восточного побережья! — воскликнула Силла. Ей хотелось, чтобы отец радовался вместе с ней, а не беспокоился, что она потерпит неудачу или отступит. В очередной раз. — Я устала от Калифорнии. Я устала от всего этого, папа. Я никогда не хотела того, что хотела мама — для меня или для нее самой.
— Я знаю, милая.
— Поэтому я поживу здесь какое-то время.
— Здесь? — его лицо вытянулось от удивления. — Поживешь здесь? На этой ферме?
— Я знаю, что это похоже на безумие. Но я много ходила в походы, и в первые несколько дней здесь этот опыт мне пригодится. А потом я могу переселиться в дом. Чтобы все восстановить и привести в порядок, потребуется девять-десять месяцев или даже год. И к тому времени я буду точно знать, хочу ли я остаться или уехать. Если я решу уехать, то придумаю, что делать со всем этим. Но пока, папа, я устала от переездов.
Гэвин немного помолчал, а потом обнял Силлу за плечи. Интересно, подумала Силла, понимает ли он, как много значит для нее этот непринужденный жест? Вряд ли.
— Здесь была красота, надежда, счастье, — сказал он дочери. — На лугу паслись лошади, любимая собака Дженет дремала на солнце, повсюду росли цветы. Дженет сама занималась садом, когда жила здесь. Она говорила, что приезжает сюда, чтобы расслабиться. И на какое-то время ей это удавалось. А потом ей опять нужно было общество — я так думаю. Ей необходимо было, чтобы ее окружали смех и люди. Но проходило время, и она снова приезжала сюда одна. Ни друзей, ни семьи, ни прессы. Мне всегда было интересно, чем она занималась во время этих одиноких визитов.
— Ты ведь здесь познакомился с мамой?
— Да. Мы тогда были еще детьми, и Дженет устроила праздник для Дилли и Джонни. Она пригласила много местных ребятишек. Дженет привязалась ко мне, и меня приглашали каждый раз, когда они приезжали. Мы с Джонни играли вместе и оставались друзьями, даже когда подросли, хотя он уже начал водиться совсем с другой компанией. А потом Джонни умер, и все изменилось. После этого Дженет стала чаще приезжать сюда одна. Идя домой из школы, я забирался на стену, чтобы посмотреть, тут ли Дженет и взяла ли она Дилли. Я видел, как она гуляет одна, или видел лишь свет в окнах. После смерти Джонни я разговаривал с ней всего три или четыре раза. А потом не стало и ее. С тех пор здесь больше ничего не было.
Этот дом заслуживает лучшего, — вздохнул он. — И она тоже. И именно ты должна попытаться это сделать. Наверное, ты единственная, кому это по силам.
— Спасибо.
— Мы с Патти поможем. Можешь остановиться у нас, пока дом не станет пригодным для жилья.
— Я обязательно обращусь к вам за помощью, но хочу остаться здесь. Мне нужно почувствовать это место. Я уже кое-что разузнала, но мне понадобится твой совет по поводу местных рабочих — мне нужны надежные люди. Водопроводчики, электрики, плотники, садовники. И просто физически крепкие люди, способные делать то, что им скажут.
— Бери свой блокнот.
Она вскочила на ноги, сбегала в дом и тут же вернулась с блокнотом.
— Папа, а если бы у вас с мамой все сложилось, ты бы не бросил профессию? Остался бы в Лос-Анджелесе?
— Может быть. Но я не был бы счастлив там. То есть я не был бы счастлив там долго. Ведь я был не очень покладистым актером.
— Но ты был хорош.
— Достаточно хорош, — улыбнулся он. — Но я не хотел того, чего хотела Дилли — для нее самой и для меня. Поэтому я понял, что ты имела в виду, когда произнесла эту же фразу. Это не ее вина, Силла, что у нас другие желания.
— Ты нашел здесь то, что тебе нужно.
— Да, но…
— Это не значит, что я тоже найду, — продолжила за него она. — Знаю. Но могу найти.
Во-первых, подумала Силла, ей нужно разобраться, чего же она все-таки хочет. Больше половины своей жизни она делала то, что ей говорили, и принимала то, что имела, за то, что она должна хотеть.
Она стала артисткой еще до того, как научилась говорить, потому что этого хотела ее мать. Все детство она изображала другого ребенка — он был гораздо красивее, умнее и милее, чем она сама. Когда все это прошло, начался другой трудный период, который агенты и продюсеры назвали неудачными годами, потому что работы было мало. Она записала очень слабый альбом вместе с Дилли, где они выступали как мать и дочь, и снялась в нескольких фильмах в жанре «подростковый слэшер»,[2] где завидовала своим героиням, которых убивали самым жестоким образом.
Она выдохлась еще до того, как ей исполнилось восемнадцать, подумала Силла, плюхнувшись на кровать в номере мотеля. Она утратила интерес ко всему и довольствовалась редкими ролями второго плана на телевидении и озвучиванием рекламы. Но все же длинные телевизионные сериалы и несколько второсортных незапоминающихся фильмов позволили скопить кое-какую сумму. Ей хватило ума сберечь эти деньги, и у нее появилась возможность попробовать разнообразные занятия в надежде найти то, что ей придется по душе.
Мать говорила, что она попусту растрачивает свой талант, а психолог назвал ее поведение «избеганием жизни».
Но Силле было наплевать, что о ней говорят.
Как это ни называй, в конце концов она оказалась здесь, в этом обшарпанном мотеле в Виргинии с перспективой на несколько месяцев погрузиться в тяжелую, грязную и требующую больших затрат работу. Ей не терпелось приступить к делу.
Она включила телевизор, рассчитывая, что он послужит фоном, пока она устроится на жесткой пружинистой кровати и еще раз просмотрит свои заметки. Она слышала, как из автомата, располагавшегося в коридоре в нескольких шагах, выпали несколько жестяных банок и как из-за стены, из соседнего номера, доносились приглушенные звуки телевизора.
