Всеволод Шахрай - Память
— Она умерла? — спрашивает один мальчик у Таисии Ивановны, поспешившей на помощь к бездыханному телу птицы, но только она хочет коснуться её, как та тут же снова взлетает.
— Притворялась! В обморок упала! — кричат дети. В нашей группе есть небольшой живой уголок, здесь есть клетка с хомяком, черепаха и чучело журавля на подставке, и надо же, синица, решивши взять паузу, приземляется именно на журавля, прямо ему на голову.
— Поближе к своим, — раздаётся детский возглас.
— И не боится.
Таисия Ивановна открывает окно. Она долго не может справиться со шпингалетом, дёргая его и так и сяк, но всё же добивается своего — свежий морозный воздух заполняет наши лёгкие.
Распознаёт его и синица, сделав прощальный круг над головами детей, она выбирается наружу, только в небе мы её и видели.
Дети хлопают в ладоши, кричат, кто умеет, свистит.
Из-под чучела журавля выползает таракан, тут же раздаётся хлёсткий удар ладони по столу, я смотрю на белую жидкость, вылившуюся из насекомого.
— Это что ещё такое? — говорит строго воспитательница. — А ну-ка сейчас же руки мыть.
Мальчик в военной фуражке скрывается в ванной комнате.
Дети всё ещё чему-то рады, смеются, разговаривают, переглядываются между собой. Таисия Ивановна и не пытается нас успокоить. Она подходит к центру длинного стола, за которым мы все и находимся, и высыпает на него кучу нарезанной цветной бумаги.
— Ну что ж, продолжим наше занятие по аппликации, — говорит воспитательница уже в тишине, которая случилась как-то сама собой.
Дети устремляют свои взгляды на цветные круги, квадраты, ромбы, треугольники, разбросанные по столу. Все фигуры разных размеров, края же у них не прямые, а зигзагообразные, как у печенья «Хворост».
— Возьмите листок белой бумаги, что я вам раздала, перед началом занятий, и попытайтесь при помощи этих разнообразных цветных фигур изобразить на нём какое-нибудь животное, — проговаривает Таисия Ивановна, — возьмите клей и приклейте на листок туловище, голову, ноги, хвост, да всё, что угодно, всё, что должно быть у вашего животного, только использовать в качестве материала можно только вот эти, уже готовые фигуры. Вырезать самим что-то из цветной бумаги запрещается.
Дети молчат. Больше всего всех поражают эти зигзаги по краям фигур, если бы их не было, например, на круге, то из него можно было бы изобразить голову животного, а так.
Как бы то ни было, но именно круги расходятся по рукам детей быстрее, чем остальные фигуры. Только вот одной девочке не достаётся круга, и она начинает плакать.
Таисия Ивановна подходит к девочке и наклеивает на её белый лист бумаги жёлтый вытянутый треугольник.
— Это будет тело животного, — торжественно произносит воспитательница, — а это будет его голова, — говорит она, вклеивая чёрный ромб в левый угол жёлтого тела, — а вот и хвост, ноги, — продолжает Таисия Ивановна, выбирая одну за другой фигуры из цветной кучи и вклеивая их всё на тот же листок.
Последним она достаёт серый прямоугольник, и теперь уже понятно — это будет крыло птицы.
— Ну? И кто же это у нас получился? Узнаёте её, дети?
— Синица! Наша синица! — кричим мы все хором, восторженно смотря на аппликацию.
— Правильно. А теперь попробуйте и сами что-нибудь составить, и не важно, если у ваших животных будут квадратные тела или прямоугольные головы, главное — чтобы вы соблюдали цвета и пропорции.
— Таисия Ивановна, а куда мы потом наши работы денем? — спрашивает девочка у воспитательницы.
— А вы их с собой домой заберёте, и пусть ваши родители попробуют угадать, кто на них изображён.
— А свою вы тоже домой заберёте?
— Нет, синицу мы оставим здесь.
— Хоть эта не улетит, — произносит мальчик в военной фуражке.
— Мама, что это?
— Скрипка?
— Нет, это животное.
— Ну не знаю, лошадь что ли?
— Да!
Мама суёт мою аппликацию к себе в сумку. На крыльце детского сада нас окликает заведующая.
— Здравствуйте, Валентина Николаевна, — обращается она к маме, — уже месяц подходит к концу, и я бы хотела, чтобы вы внесли оплату за ноябрь и как можно скорее.
— Что? Я же вам лично квитанцию в руки отдала, ещё на прошлой неделе. Неужели не помните? — возмущённо реагирует на всё происходящее мама.
— Ну, помню, не помню. Вас же родителей вон сколько, а среди прочих квитанций только вашей нет.
— И что же, мне ещё раз платить, из-за того, что вы нашу квитанцию потеряли? — всё больше раздражается мама.
— Если платили, у вас должен был остаться корешок, вот и принесите мне его.
— Хорошо, принесу, если найду, — произносит напоследок мама, берёт меня на руки и идёт поскорее к воротам детского сада, не желая больше ни с кем разговаривать, и только уже выйдя за забор, она усаживает меня на санки.
Мы проезжаем мимо продуктового магазина. Во всю длину его стеклянной витрины висит плакат: «С Новым Один Девять Восемь Семь Годом». Ещё с утра его здесь не было.
Из магазина выходит пьяный мужчина. Когда мы проезжаем мимо него, наши взгляды встречаются, он смотрит на меня так, будто бы узнаёт во мне своего старого знакомого, но тут же теряет равновесие и падает. Я резко отвожу глаза, словно я и не вижу, как он упал. Когда я оборачиваюсь, мужчина стоит на четвереньках, продолжая смотреть в мою сторону, — такое чувство, что он недоумевает, почему я до сих пор не подошёл к нему и не помог подняться.
— Мама, поехали, быстрее, а то за нами сейчас тот пьяный дяденька пойдёт.
— Какой дяденька? А, этот, — говорит мама, оглядываясь на сидящего, на снегу человека. — Не волнуйся, сынок, не пойдёт.
— Мам, а почему, Таисия Ивановна не может быть заведующей? Ведь она хорошая!
— Вот поэтому и не может.
— Как это?
— А вот так! Не могу я тебе сейчас этого объяснить, вырастишь — поймёшь.
— А что такое скрипка?
— Это музыкальный инструмент такой, приедем домой, покажу.
Я уже лежу под одеялом, мне тепло и уютно, мама сидит рядом и просто смотрит на меня.
— Ух, какое у нас красивое личико, — говорит она мне, теребя руками за обе мои щёчки.
— Ну, больно, — капризничаю я, хотя мне совсем не больно.
— Ой, чуть не забыла, — вдруг вскрикивает мама, вскакивая с кровати.
Она подходит к шифоньеру, встаёт на цыпочки и начинает, что-то искать на самом его верху. Наконец она достаёт оттуда какую-то книгу, а я и не знал, что там есть такие, наверное, среди них есть и те, что с картинками.
— Вот, смотри, это и есть скрипка, — говорит мне мама, раскрыв передо мной книжку.
Я вижу, что-то чудесное. Это скрипка, понимаю я, и это, видимо, то же, что и гитара, на ней играют, только вот намного красивее, чем гитара.
— Нравится?
— Да, очень.
— А ты бы хотел научиться играть на такой?
— Да, — отвечаю я маме, до конца не понимая смысла её вопроса, но, однако, примерно представляя, что при таком моём ответе, мне обязательно купят скрипку.
— Хорошо, ты обязательно научишься, я отдам тебя в музыкальную школу.
Я киваю головой, я готов согласиться и на школу, лишь бы у меня была скрипка.
В комнату, заходит отец, чтобы пожелать мне спокойной ночи.
— Пап, а я на скрипке играть буду.
Я вижу, что отца это расстраивает. Всё дело в том, что они давно с мамой, спорили в какую школу меня отдать, отец настаивал на художественной, мама же склонялась в сторону музыкальной. Причём спор, этот проходил всегда в какой-то шуточной форме, их забавляло это, и казалось, они специально оттягивают решение, потому что оно уже никак не могло быть шуточным. А тут ещё получилось всё так, будто мама специально показала мне скрипку из книги. Как бы то ни было, но она предпочитает перевести тему для разговора.
— Представляешь, что мне сегодня их заведующая сказала? — говорит она вдруг отцу.
— Что?
— То, что я, видите ли, за детский сад ещё за ноябрь не заплатила, сама квитанцию потеряла нашу, а я не заплатила.
— А корешка от квитанции, конечно же, нет?
— Да, нет! Зачем спрашиваешь, ты же уверен, что я его потеряла, — раздражается мама.
— Спокойной ночи, сынок, — обращается она ко мне, целует быстро в щёку и уходит из комнаты. Тон у неё, будто бы она и на меня обиделась.
— Спокойной ночи, сын, — говорит мне и отец, целует в щёку и следует за мамой.
— Свет! — кричу я.
Отец возвращается и выключает свет.
Я наблюдаю, как предметы постепенно находят свои очертания в темноте. Появляются окно, шторы, стены и тумбочка. Я включаю лампу, смотрю на шифоньер, вспоминаю, что наверху есть книжки с картинками. Я встаю на стул, но роста не хватает, чтобы увидеть, что там, а рука нащупывает лишь какую-то картонную коробку. Я открываю её, там лежит серебристый игрушечный револьвер.
— Ух, ты, — вырывается из меня чувство восторга, — Подарок на Новый год!
