Владислав Дорофеев - Из России в Россию
В этом городе у меня было много людей, которые меня знали, еще больше людей знали обо мне. Я – легенда Хабаровска, звезда восточного побережья России – и это было хорошо, хотя и стоило многих сил. Я пишу сейчас об этом наиболее трезво и реально, нежели когда-либо. И начинал я в Хабаровске так же нелепо и одиноко, также из личной жажды к развитию, так же я чувствовал, что вокруг меня люди, которые меня не любят, не хотят помогать, которые мне враждебны зачастую. То же и в Москве сейчас происходит со мной.
Хабаровск – как развитие воли, а также, становление семьи, укрепление семьи, рождение детей, профессионализация и укрепление писательской жажды.
Мое блядство, – возможно, очень возможно, – было не более чем блядством?!
7 июня, 1994 г.
Сегодня был на улице с детьми, зашел в местный Дом моды. Эти художники и модельеры в местном Доме моды – такие же, как и местные потребители, с такими же вкусами. Т. е. здесь свои герои, свои лидеры, свои гении, свои артисты, свои художники, свои отдельные вкусы.
Я с трудом представляю, как я здесь прожил столько лет. Возможно еще и потому довольно спокойно, что на протяжении десятилетий внешние потребительские отличия по России были невелики. Теперь же и я ухожу в другой социальный слой, и разница (как и представления) между наиболее обеспеченным средним слоем в столице и в провинциальном городе усугубляется.
Да, путешествие уже началось из России в Россию, из одной в другую Россию. Только сегодня!
Был свидетелем, как у двух бродяг и попрошаек молодые стервецы отобрали деньги. Пострадавшие не сопротивлялись, они уже давно мертвы и обречены на поражение до последнего мгновения поражения.
И во всем городе сегодня нет света – кошмар и бесчинство экономического хаоса. Страну могут вытянуть только люди с огромными амбициями, огромной жаждой власти, которую можно удовлетворить только за счет расширения влияния, т. е. границ власти. Т. е нужны во главе страны люди масштабные, с неограниченными потребностями. Кстати, только тогда можно будет надеяться на оживление Дальнего Востока и его развитие в недрах России.
На вокзале не работает совместное предприятие «Евразия», которое в начале девяностых годов возило пассажиров из Хабаровска во Владивосток с невиданным комфортом – отдельными купе, душем, едой, телевизором и пр.
О зажиме свободы предпринимательства свидетельствует и отсутствие спиртного в коммерческих палатках.
Впечатление, что жизнь покинула Хабаровск, нищета коснулась этого города своим именем. Город гаснет сильно и навсегда.
8 июня, 1994 г.
Отъезд все ближе. Сегодня просмотрел свой архив. Я забыл об объемах проделанной работы. Записные книжки за многие годы, кипы черновиков, заявки на фильмы, и наблюдения, мысли и мысли, наброски и рассуждения.
И ощущение бессилия вновь пришло в душу. Я на своем пути не встретил ни одного человека, который помог бы мне.
Причина проста. Ранее я еще испытывал себя на предмет графоманства. Но графоманствовать пятнадцать лет подряд нельзя. Неумение себя предлагать – это, конечно, есть, но не главная это причина, лишь штрих. Основная причина двояка: я не принимаю никакой помощи, потому что изнутри на уровне, – на котором не принимаются в расчет мои человеческие слабости, – я никого не принимаю в расчет, поскольку не вижу равных, точнее сравнимых. Видимо время моего открытого писательства только подошло. Только сейчас у меня проявилось, оформилось и утвердилось чувство безапелляционной уверенности в уникальности своей языковой работы.
К слову, я столько уже понаписал, что могу себе позволить писать как хочу, и делать со словом, что могу.
И надо всегда заканчивать начатое, потому как очень быстро развиваешься, и удачное сегодня, кажется странным завтра, ужасным через неделю, но через пять лет отличным.
Я – писатель, но со странным становлением. Взрыв в начале пути, череда откровений, затем затянувшееся становление, растянутое во времени и пространстве. Теперь я уверился окончательно в себе, в своем назначении.
Странно, вовсе не пишу о своем путешествии. Возможно потому, что еще нет путешествия, как факта.
Должен тронуться состав, дернуться вагоны, люди упрутся в окна, растянутся на полках, и вперед – из России в Россию.
А пока на столе красная салфетка, рядом с ней красная свеча, и приемничек что-то бурчит не на русском. Славное умненькое время.
Проезжал по городу – удивительное и невзрачное зрелище, нет оживления, нет бурной деятельности, впечатление, что мертвечина вошла в город, люди обречены были смириться и склонить головы, – верно они не справились с напором чужих эмоций.
Один из руководителей ДВЖД сообщил, что на железной дороге идет возврат к методам и структуре руководства и управления, бывших до 1985 года.
Вычитал в одном из своих дневников фразу: «Снег шел с силой сплошного удара». И там же предсказание о гражданских войнах, которые грядут в конце века. Предсказание от 1983 года, но не ясно по какому поводу.
Возможно, всплеск мой, проявление наития в языковой сфере уже минул. Чтобы пойти дальше, надо все услышанное переработать. А этого я не сделал еще.
9 июня, 1994 г.
Я в этом городе уже не жил, но теперь окончательно не живу. Но душа останется!
Новый факт – у Л. был от меня ребенок, она сделала аборт, причем на шестом месяце – едва не умерла/«сдохла». В результате бросила петь и возможно рожать. В этом городе будет жить женщина, которая могла стать матерью моего сына. Идиотка, или потрясающе умная женщина, которая оберегла мое будущее, мое развитие.
Сильно я сегодня говорил с милыми и близкими сердцу людьми, славно мне было с ними, это я знаю. Теперь они будут ходить по этим улицам без меня. Л. – это была громадная придуманная любовь. Но она крайне умна, хотя и безвольна в творческом плане.
Проехал центр. И нет ничего более в этом городе, пусто.
Р. – остался, как и всегда был, умен. Но ему не хватает напора и увлеченности, фанатизма. Ничего я не видел в этом городе сегодня, разве что купил шарфик на горло – давно хотел.
Вечером гулял с Л. по набережной – удивительное место, чрезвычайно энергетическое и спокойно-уютное. Это на всю жизнь, как и заходящее солнце над Амуром, – чудо!
Какое-то странное затишье в городе – даже движение по Амуру какое-то тухлое.
Путешествие начинается, первый раздел – Хабаровск, второй – Владивосток.
Была у нас в детстве игра в города. Вот я сейчас играю в города, в судьбы, в людей. Я играю в игру такую, которая называется любовь к жизни, к себе, к человеку.
Л. – это фантастическая женщина. Ее аборт – это третий в моей жизни.
А потому Л. – это путешествие.
Путешествие по России – это из себя к себе, это – время, растянутое, будто пространство.
10 июня, 1994 г.
Хабаровск – город чувственности. Пышущие здоровьем бабы и мужики. Накал страсти переплескивает все края. Короткие юбки, под которыми чаще короткие, но не менее соблазнительные ноги, над которыми задницы самок, которые ждут спокойно и уверенно своей участи.
Чувственность здесь ничем не ограничена. Феодальные, общинные нравы провинциального городка уже почти рухнули, а сдерживающих начал новой цивилизации еще нет. В Хабаровске начинается сексуальная революция. В Хабаровске начинается чувственная революция. Возможно, нечто похожее переживает сейчас вся провинциальная Россия, чуть отставая от Москвы, где уже сформировались основы западнической цивилизации с ее принципами целесообразности.
Л. сказала, что, «у тебя все получится, потому что тебя многие любят».
Л. – сильное создание, удивительно чуткое, удивительно тактичное.
Перед отъездом во Владивосток, зашел на хабаровскую студию ТВ, где я отработал пять лет. Во-первых, не пришел на встречу Вл. Каменев, тот, который пригласил меня в Хабаровск; во-вторых, по отношению к каждому здесь у меня в памяти отрицательные эмоции, нет ни одного человека, по отношению к которому у меня в памяти было бы доброе. Разве что оператор-кореец и Сережа З., мой крестник, но и он меня однажды надул.
Хабаровск – это не город, это – миф о городе, и в нем я был участником и героем несколько лет. Три года прошло, как я сошел с экрана, но до сих пор меня на улице и в общественных местах узнают чужие люди.
Вероятно, в общественном представлении о свободном человеке, я превратился в такой типаж, даже архетип свободного человека. И это запомнилось, т. е. явление, не человек, который остался, как носитель явления. Важно понять еще и то, что эти люди не могли запомнить меня, поскольку они не способны к этому, они не умеют столь детально видеть человека. Они не могут вычленить отдельного человека в связи со связями, и окружением. Но они могут запомнить типаж и явление, т. е. я сделал нечто на духовном уровне, причем уровне типичном для общественного сознания. Потому остался в памяти.