Уилл Селф - Инсектопия
Этот вопрос заставил его воспаленный разум сорваться в бездну извращенных, насекомых предположений. Почему? Почему мушиные тела наполнены чем-то похожим на гной? Со своего места Джонатан мог видеть следы, оставленные двумя его предыдущими казнями. Возможно, это своего рода реакция на паразитов-людей? Гарантия, что убийство будет неприятным, хотя и нечастым, явлением? И почему убийство мух вообще должно быть неприятным? Почему оно не может быть способом проведения досуга или даже видом спорта? Вот оно! Решение, удовлетворяющее и потребность в охоте, и потребность в убийстве мух. Возможно, реально разработать миниатюрные иглометы, с точностью достаточной, чтобы попасть в муху?
Джонатан откинулся на спинку кресла, представляя детали своей новой идеи. Полностью оборудованные охотничьи угодья, умещающиеся в пределах одного аксминстерского ковра. Загонщики – жуки – бегущие по ворсу, спугивающие мух. Охотники, недвижимо сидящие на своих местах с иглометами наготове. Дичь, срывающаяся из своего укрытия из пыли и пуха. Она уже в воздухе! И дула ружей, ведущие мух, резко следующие за каждым движением – вверх, вниз, наискосок. Легкое нажатие на спусковой крючок, и игла летит точно в цель, пронзая гудящую трупную муху, пробивая крыло и распухшее брюшко. Хрясь! Она падает, подскакивает и застывает, умирая – как замедленный фильм про антилопу, падающую замертво в вельдте. Охотники открывают маленькие проволочные клетки, и оттуда вылетают специально натасканные осы. Они виляют, ложатся на курс, ныряют к ковру и подхватывают дичь.
За окном тянулся летний вечер. Солнце долбило по твердой, растрескавшейся земле. Цикады, сверчки и кузнечики стрекотали, обтираясь ногой о ногу, крылом о крыло, или щелкали жестким хитином, треща, как детская игрушка. Земля пульсировала, подобно влагалищу после оргазма: вдыхала горячий воздух и выпускала его, вдыхала горячий воздух и выпускала.
Голова Джонатана качнулась назад, дернулась вперед, слегка повернулась, вернулась в нормальное положение, качнулась назад. Его веки задрожали и опустились. Он заснул. В его сне Джой вернулась в коттедж. Такси из Саксмундхема высадило ее на подъездной дорожке. Она выглядела потрясающе, с высокими, острыми плечами, прикрытыми прозрачными крылышками. У нее было – как с интересом и возбуждением заметил он – три, три очаровательных маленьких пары рук. Мысль о ее крошечных, почти детских ладонях на его набухающем члене была неимоверно эротичной – даже когда он ворочался во сне, а заставка на экране компьютера поглотила заумный текст.
«Смотри, – сказала Джой, указывая тремя парами рук на нижнюю часть брюшка и отводя в сторону крылья, – что я купила в «Харви Нике». Брюшной мешочек последнего фасона».
«Дорогая! – воскликнул он. – Выглядит просто потрясающе». Так и было. Перемежающиеся узкие ленты из шелка и атласа, двух оттенков синего, гладко и чувственно сбегали от торакса вниз, где простой бантик намекал на сокрытое внутри наслаждение.
В спальне Джонатан разделся – нервно, как подросток: снимая брюки и трусы, он согнулся, как будто это могло скрыть его чудовищную эрекцию. Она встала у окна и начала раздеваться, и, пока она слой за слоем снимала эпидермис, солнечный свет струился сквозь ее крылья, рисуя на потолке тонкий узор. Шесть ее рук двигались стремительно, подстегиваемые ее собственным страстным желанием. А затем они слились, став единым дышащим целым. Она выгнулась над ним, и ее составные глаза играли всеми цветами радуги. Он застонал – от восторга и наслаждения. Где-то вне поля его зрения ее яйцеклад выскользнул из брюшка, и с каждого его шипа капал «кашарель». Она выгнулась еще сильнее, проталкивая себя под него. Яйцеклад коснулся его ануса; а затем она вонзила в него свое жало, убивая его на пике оргазма.
Джонатан проснулся, и рот его был полон клейкой, липкой дряни. Было пол-одиннадцатого вечера, и теперь он жил в Инсектопии.
Это он понял, когда зашел на кухню. Бурлящий поток чешуйниц изливался из трещины за раковиной и выплескивался на сушку. Мириады их телец формировали какой-то узор. Джонатан нагнулся посмотреть, какой. Это был текст; чешуйницы сформировали из себя фразу «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ИНСЕКТОПИЮ…» – многоточие сложилось из пяти десятков запоздавших насекомых, которым не нашлось места в «Ю». Джонатан протер глаза и воскликнул:
– Ну, это неожиданный поворот. Скажите – я полагаю, что если вы способны на такое, то понимаете мою речь – что конкретно означает пребывание в Инсектопии?
Рой чешуйниц слился в единую пульсирующую кучу, а затем снова расползся на буквы, в этот раз потоньше, которые бежали вдоль линий сушилки, как если бы это была разлинованная тетрадь:
В ИНСЕКТОПИИ ЛЮДИ И НАСЕКОМЫЕ СОСУЩЕСТВУЮТ. МЫ ПОНЯЛИ ТВАЕ ОТВРАЩЕНИЕ И ОТЧАЯНИЕ, НО ЖЕЛАЕМ ТЕПЕРЬ ЖИТЬ С ТОБОЙ В МИРЕ. ТЫ ПОМОЖЕШЬ НАМ – МЫ ПОМОЖЕМ ТЕБЕ.
– Правильно «твое», а не «твае», – сказал Джонатан. Чешуйницы перегруппировались, исправляя живую опечатку. Доставая пиво из холодильника, Джонатан продолжил рассуждать вслух: – Хмм, я подозреваю, что вы хотите чего-то взамен, так?
С ТВОЕЙ СТОРОНЫ БЫЛО БЫ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНО ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МОРИЛОК И ЛИПУЧЕК – ПОСКОЛЬКУ ТЫ ИНТЕРЕСОВАЛСЯ, МЫ МОЖЕМ ТЕБЕ СООБЩИТЬ, ЧТО МОРИЛКИ СОДЕРЖАТ НЕЙРОТОКСИН, ПАРАЛИЗУЮЩИЙ НАС. НЕ ЛУЧШАЯ СМЕРТЬ.
– Ну разумеется, разумеется… Но вы должны понять, что я не ослаблю свою борьбу против вас до тех пор, пока вы не предоставите мне больше доказательств своей доброй воли.
МЫ ПОНИМАЕМ. ЕСЛИ ТЫ ПРОДОЛЖИШЬ СВОЮ ЖИЗНЬ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ, МЫ ПРИЛОЖИМ ВСЕ УСИЛИЯ, ЧТОБЫ УДОВЛЕТВОРИТЬ ТВОИ ПОТРЕБНОСТИ. ДУМАЮ, ТЫ БУДЕШЬ ПРИЯТНО УДИВЛЕН ТЕМ, НАСКОЛЬКО МЫ МОЖЕМ БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМИ. СЕЙЧАС ТЫ УСТАЛ, ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ ПОЙТИ И НЕ ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО МЫ СДЕЛАЛИ СО СПАЛЬНЕЙ?
Джонатан поднялся наверх и щелкнул выключателем в спальне. Кровать, обычно выглядевшая как куча влажных и беспорядочных простыней, была не только аккуратно заправлена, но и смотрелась на удивление чисто – так, как если бы ее почистили изнутри. Поток сапрофитов в четыре дюйма шириной стекал с подбитой подушки на пол, а оттуда, пересекая ковер, поднимался на подоконник и убегал в окно.
– Что тут творится? – спросил Джонатан, делая глоток пива. Задняя часть потока насекомых задрожала, отделилась от основной массы и начала составлять предложение на подушке. Через несколько секунд возникла фраза:
МЫ САПРОФИТЫ, ЖИВШИЕ В ТВОЕЙ СПАЛЬНЕ. В МАТРАСАХ, ПОДУШКАХ И КОВРЕ. В ЗНАК ДОБРОЙ ВОЛИ НАШЕГО ОТРЯДА МЫ ТЩАТЕЛЬНО ВЫЧИСТИЛИ ТВОЮ ПОСТЕЛЬ И ТЕПЕРЬ ПОКИДАЕМ ТЕБЯ. ПРИЯТНЫХ СНОФ.
– «Снов» через «вэ», а не через «фэ», – педантично заметил Джонатан, однако сапрофиты, не обращая на него никакого внимания, уже сформировали колонну и заканчивали свое организованное отступление.
Это была первая за несколько недель ночь спокойного сна без сновидений. Но, когда утром Джонатан проснулся, спальня гудела от обилия насекомых. Открыв глаза, он увидел, что потолок над ним был весь покрыт мухами. НЕ БЕСПОКОЙСЯ! Мухи быстро составили подрагивающую фразу: МЫ ЖЕЛАЕМ ПОМОЧЬ ТЕБЕ С УТРЕННИМ ТУАЛЕТОМ.
– Вполне справедливо, – сказал Джонатан, тяжело приподнимаясь на локтях.
Затем, словно сонм ангелов, в комнату впорхнула стайка белых бабочек-капустниц. Джонатан не успел ничего сделать, как они облепили его лицо мягкими, чуть влажными крылышками. Он почувствовал, как их жвальца хватают и пережевывают засохшее вещество на его губах и веках. Он откинулся на подушку и позволил насекомым закончить процедуру. Когда бабочки взлетели, перегруппировались и вылетели в открытое окно, он поднялся – свежий и готовый к работе.
Все утро насекомые демонстрировали, что на деле они так же хороши, как и на словах. Если Джонатану было что-то нужно, к примеру карандаш или диск, ему достаточно было указать пальцем, и насекомые подлетали, подхватывали необходимый предмет и переносили его туда, где он сидел, работая за «макинтошем». Закончив, мухи вылетали из комнаты, оставляя его в благословенной тишине. Никакого шума миниатюрных литавр, когда маленькие головы колотились об огромное стекло.
Вид роя мясных мух, перетаскивающего с места на место какой-нибудь повседневный человеческий артефакт, сам по себе представлялся своего рода смещенной активностью.[2] Джонатан понял, что такие маленькие перерывы в работе, развлекавшие его, сделали составление указателя гораздо легче. Еще не успело закончиться утро, как он уже дошел до «Распятия».
За обедом у него состоялся долгий разговор с сушилкой.
– Ладно, – сказал он. – Я согласен, что до этого момента вы добросовестно держали свое слово. Я выкину морилки!
УРА! – написали чешуйницы.
– Я также уберу паутину, которой позволил скопиться у карнизов и потолка.
СПАСИБО! СПАСИБО! МЫ ПРОДОЛЖИМ СЛУЖИТЬ ТЕБЕ.
