Анатолий Гладилин - Южно-Курильские острова
Мама знает, что дочка в кого-то влюблена. По-настоящему. Тот, в кого Оля влюблена, сейчас за границей. Он прислал ей открытку с видом капиталистического города. Но Оля ведет себя правильно. То есть не сидит зареванная все вечера дома, уставившись в мою фотографию, а культурно проводит вечера. Ходит на лекции (она, естественно, студентка), смотрит телевизор, гуляет по улицам со своими сокурсниками. Сегодня Оля собирается в театр. Не просто в какой-нибудь захудалый, а в академический. Премьера, гвоздь сезона. Пока Оля в спальне примеряет туалеты, в гостиной уже сидит студент Петя в модном костюмчике из ателье индпошива, фарцованном галстуке и в английских мокасинах. Петя чинно и непринужденно беседует с папой о международных проблемах, мама вращается в четырех комнатах. Гарнитуры, серванты, хрустальные рюмки, паркетный пол натерт польским лаком, во всю стену книжные полки с зарубежными новинками, собраниями сочинений и классиками марксизма-ленинизма.
И вдруг звонок в дверь.
— Кто это? — говорит мама. — Пойду посмотрю.
На пороге молодой человек, одетый довольно просто: кожаная куртка, гумовские брюки, стоптанные ботинки — в общем, это я, но мама видит меня в первый раз.
— Оля дома? — спрашиваю я.
— Проходите, — говорит мама несколько удивленная, но по врожденной интеллигентности не показавшая своего недоумения.
Я прохожу, папа просит меня присаживаться и дальше чешет все про международное.
Выходит Оля. Уже готовая для посещения культурных учреждений.
Она чуть-чуть краснеет и говорит:
— Саша, ты не мог одеться поприличнее! Играешь в битника. Научился по заграницам?
У мамы, папы и студента Пети шары на лоб.
— Познакомьтесь, — продолжает Оля, — это Саша, он только что вернулся из капстран.
Я объясняю, что я не битник, это просто одежда, в которой я приехал на Шикотан. Мама начинает что-то понимать, пока идет за импортной бутылкой коньяка, а Оля извиняется перед Петей, что не может сегодня пойти с ним на премьеру в академический театр.
Петя мнет свой фарцованный галстук и выходит в переднюю за Олей. В передней Оля объясняет, что приехал тот человек, по которому она тосковала все вечера, так что извини, Петя, мы останемся друзьями.
Петя спокойно прощается, из квартиры выходит, насвистывая, а по лестнице спускается, плача и рыдая (про себя, конечно).
— Ну, — говорит Оля, садясь напротив меня в кресло рижской мебельной фабрики, — что дальше?
Что дальше?
Нет, лучше Оля ушла из дома, а я прихожу и жду ее в передней как бедный родственник. Или просто, посмотрев на мой вид, мама говорит, что Оли нет дома, а потом Оля, увидав меня в окно, бросается сломя голову по улице…
В соседней комнате голоса. Вернулся диспетчер с дежурства. Плохо с планом, не ответил на капитанском часе пятьсот тринадцатый и сто сорок первый. И куда-то ушла рыба.
Наконец там тушат свет. Опять план. Рыбу потеряли в океане. Кругом тебя все люди живут полнокровной, насыщенной трудовыми буднями жизнью, а ты придумываешь какие-то бредовые мечты. Никогда ты не был за границей. Никогда тебя не любили дочки дипломатов и писателей. То есть когда-то кто-то тебя любил. Но все было не так (исключая квартиры), и эта девочка была не Оля. Почему Оля, да в Москве? Так романтичнее? Воспетая классиками любовь титулярного советника? Кожаная куртка, под которой бьется пламенное сердце? Эх ты, недоношенное дитя самоанализа. Когда кончится детство?
А почему именно Оля? Ты же ее не знаешь. «Бегство от самой себя» — проблески интеллекта. Необычное лицо? Конечно, когда нам нравится девушка, она чем-то необычным отличается от обычных Нин, Маш, Валь, Иннок.
Что за детские игры? Поговорил бы с ней на пароходе по-человечески. Твоя необычная Оля где-нибудь сейчас на лоне природы с лихим матросом Ваней, который прямо ставит вопрос ребром.
Встретишь хорошенькую девочку и сразу придумываешь что-нибудь необыкновенное.
Я еще долго ругал себя и наконец заснул, и снилось мне что-то странное, и утром я вспомнил только, что всю ночь ходил с Каплером, и он держал меня под руку и, увидев водосточную трубу, наклонялся и шептал в нее:
— Пятьсот тринадцать! Сто сорок один!
И голос диспетчера отвечал из трубы:
— Четырнадцать! Четырнадцать!
ВАНЯ ПЕТРОВ (Заметка Петрова в стенной газете «Шикотанский комсомолец». Заметка была передана по областному радио)
«Мы приехали на Шикотан по путевке комсомола месяц тому назад. У нас собралась хорошая бригада слесарей. Мы живем весело и дружно, хорошо работаем, культурно отдыхаем. И мы успели полюбить этот далекий остров.
Я не завидую тем стилягам, у которых мама какой-нибудь врач, папа директор магазина, собственный дом, шикарная обстановка и одежда и которые по два раза в год на курорт ездят.
Разве это жизнь для настоящего советского юноши?
Ведь подумать только — раньше на этом месте была избушка для нескольких рыбаков. А теперь? Два завода, большой благоустроенный поселок, светлые просторные общежития, магазин, большая столовая, где всегда можно вкусно, быстро и недорого пообедать. Праздником для всей молодежи стало открытие клуба. Правда, плохо, что некоторые девушки ходят только на танцы, не читают книг и вообще мало работают над собой. Ведь мы должны жить полнокровной духовной жизнью.
В нашей бригаде, например, ежедневно в обеденный перерыв устраивается читка газет, обсуждается международное положение. Мы записались в кружок художественной самодеятельности, а Толя Сидоров — в струнный оркестр, созданный при клубе.
Несколько дней назад в нашем цехе была пущена вторая линия конвейера. Надо отметить, что тут слесарям большую помощь оказал новый начальник цеха товарищ Солдатов. Он в отличие от некоторых начальников, которые только говорят: «Давай, давай», — сам принимал участие в сборке важнейших узлов. На монтаже конвейера хорошо работали комсомольцы Эдик Переверзев, Василий Бирюков, Миша Левитин и другие. После пуска второй линии резко возросла производительность труда. За последние дни коллектив нашего цеха выполняет план на сто двадцать процентов.
Я бы хотел обратиться ко всей молодежи нашей страны.
Друзья! Приезжайте к нам на Шикотан! Здесь суровое море и необжитая природа, но пускай вас не смущают трудности. Здесь вы встретите настоящих парней и девушек, не тех, кто протирает подошвами столичные мостовые, а тех скромных тружеников, которые своим вдохновенным трудом строят коммунизм.
Не подумайте, что я просто бросаю высокие слова. Вы тут хорошо и подзаработаете. Но ведь главное не в этом. Просто действительно остров очень красив, и о рабочих здесь хорошо заботятся. И потом, где еще настоящему романтику найти такое место, где буквально на голых камнях строится новый город, где вечно слышен шум прибоя Тихого океана и где есть мыс, который назван «Конец света»?»
* * *— Вот, — сказали ему ребята, — что значит вырастили в своем здоровом коллективе: талант, самородок!
— Нечего зубы скалить, — сказал Петров. — Попробуйте сами написать.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ НА РУКОВОДЯЩЕМ ПОСТУ
Мне двадцать девять лет.
В моем возрасте люди вели полки в бой. Тухачевский в двадцать два года командовал армией.
Я никто и так останусь никем.
Человек, случайно назначенный начальником цеха забытого богом консервного завода.
Действительно, это произошло неожиданно. На второй день работы меня вызвал Каплер и начал интересоваться биографией.
Я рассказывал: кончил техникум, в армии был танкистом, последний год плавал на судах Сахалинского управления рыбного флота. Третьим механиком ходил в Бристоль. Вернулся из отпуска — все команды скомплектованы и на путине. А по профилю своего диплома мне бы надо было быть на заводе. Вот и отправили сначала в Южно-Курильск и потом сразу к вам.
— А до Сахалина? — спросил Каплер. — У вас пестрая трудовая книжка. В чем дело?
Я подумал, чту ему ответить.
— Не сходился характером, — сказал я.
— С кем?
— С начальством.
Каплер хитро на меня посмотрел.
— А может, просто романтика приключений?
— Нет, — сказал я, — охота к перемене мест. Однообразные пейзажи меня утомляют.
И тогда он, значит, и выложил приказ. Я сказал, что ни к чему. А он сказал, что и. о. начальника мастер Лаврова все время скандалит с работницами, и что нет людей, и что, в общем, это не от хорошей жизни, но он в меня верит, и чтобы в случае чего я приходил прямо к нему — посоветует, поможет. Опять же, сказал он, у нас парторганизация. Поддержим. В таком разрезе.
* * *Самое забавное заключалось в том, что в моем цехе была Оля.
Она работала в смене мастера Лавровой.
По конвейеру идет уже разделанная сайра. Рыбу надо укладывать в банки. Если выловили крупную, то в банке умещается десять — двенадцать кусков. Если идет мелочь, то тогда пятнадцать — семнадцать. Это, конечно, не выгодно, так как мелкая рыба занимает больше времени.
