Юрий Рытхеу - Голубые песцы
— Почему бы тебе не поехать за этими песцами!
Матрёна Ермиловна в отличие от Михненко никогда не шутила.
— Как это мне? — удивился Тыплилык.
— Ох, бестолочь! — хлопнула Матрена Ермиловна по толстым бедрам. — Знаешь, сколько на этом можно заработать? Командировочные и всякие там квартирные. Кроме того, зарплата сама идёт.
Всё это Иван Тыплилык и сам прекрасно знал.
Когда он предложил Михненко свою кандидатуру, тот уставился на него удивлённо: какая может быть связь между загсом и голубыми песцами?
— Что ты сказал?
— Я говорю: почему бы мне не отправиться за голубыми песцами? — робко повторил Тыплилык.
— За голубыми песцами?
— Да, за голубыми…
— Да ты видел когда-нибудь настоящего голубого песца?
— Не видел, — пожал плечами Тыплилык.
— Вот и я не видел никогда, — вздохнул Иван Иванович. — Не знаю, как быть.
— Так меня и пошлите, — настаивал Тыплилык.
— Что ты говоришь! — рассердился Иван Иванович. — Они все же голубые, эти песцы… Дорогие. За ними нужен умелый уход… А случись что-нибудь? Может, лучше послать кого-нибудь из райотдела милиции? Всё же они привычны конвоировать.
Тыплилык пожал плечами и вышел из кабинета.
Дома он, как водилось, всё рассказал жене. Матрёна Ермиловна кинула на мужа уничтожающий взгляд.
— Эх, ты! Другие-то, смотри, как устраиваются!
Ровно через день после этого Тыплилыка вызвали к Михненко.
Иван Иванович торжественно поднялся навстречу и объявил:
— Решили послать тебя за голубыми песцами. Проконсультируйся у Калины Ивановича и вылетай в Якутск. Всё соответствующее — деньги и документы приготовим. Отберёшь зверей в Якутске, потом за тобой прилетят самолёты.
Прямо из райисполкома Тыплилык отправился в домик, где жил главный районный зверовод — одинокий пожилой человек. В тесных сенях был навален уголь. Куча закрывала всю заднюю стену и отлого спускалась к двери. Куски угля хрустели под ногами, а снег, наметённый через щели, почернел.
Тыплилык постучался и, услышав хриплое «войдите», толкнул тяжёлую, обитую оленьей шкурой дверь.
Калина Иванович лежал на узкой железной кровати. Простыня сбилась под ним, и оттого казалось, что он лежит на оленьей шкуре, заменяющей матрац. У изголовья стояла табуретка, покрытая чистым полотенцем, склянки с лекарствами, кружка. Между ножек табуретки Тыплилык разглядел неумело запрятанную бутылку. Печку недавно истопили, и от небеленого кирпича несло сухим жаром.
— Это ты пришёл, Иван? — удивился Калина Иванович, приподнимаясь на локтях.
— Лежите, лежите, — поспешил к больному Тыплилык. — Я зашёл посоветоваться.
Тыплилык придвинул к постели колченогий стул, уселся и сообщил Калине Ивановичу:
— Меня посылают за голубыми песцами.
— Как тебя? — удивился Калина Иванович. — Я ведь скоро встану.
— Так решил исполком, — важно сказал Тыплилык.
— Что же они делают! — схватился за голову Калина Иванович. — Так можно погубить зверей! Мыслимое ли дело — посылать за песцами неспециалиста?.. Ведь дело-то новое на Чукотке!
— У меня опыт организаторской работы, — солидно заверил старика Тыплилык. — И раз исполком поручил — значит сделаю. Матрёна Ермиловна тоже говорит…
— Что она понимает, твоя Матрёна… — Калина Иванович спохватился, примолк. — Извини, Иван, старика… Любить надо зверей… Ты думаешь, пойдёшь на ферму — так и увидишь голубых песцов? Вовсе-то они на первый взгляд не голубые. Даже по виду хуже белых песцов. Голубыми их делают руки человека. Когда шкурка обработана по всем правилам, выделана, как требует наука, тогда положи её на снег и отойди шага на три… Погляди на небо, потом на шкурку, и тебе покажется, что небо отдало часть своей голубизны пушистому меху… А если накинет на плечо эту шкурку синеокая красавица — глаз не оторвать! И всё это руки человеческие сделали — это главное…
Тыплилык слушал и кивал головой. Бедный старик, должно быть, сильно нажимал на лекарство, потому что в трезвой жизни Калина Иванович был тихий и молчаливый. В районном центре многие осуждали Калину Ивановича за пристрастие к спиртному. Не потому, что все остальные были трезвенники. Просто Калина Иванович, выпивши, любил ходить по посёлку, то и дело попадаясь на глаза районному начальству. Пить он начал недавно, года полтора назад, с того дня, как похоронил жену — врача районной больницы. Она замёрзла на льду залива, когда шла пешком к роженице в пургу в стойбище Кэнкы…
Калина Иванович закашлялся, перегнулся с кровати и виновато достал из-под табуретки бутылку. Он налил полстакана, посмотрел на Тыплилыка, решительно выплеснул к двери какое-то лекарство из мензурки и налил туда остаток водки.
— Раз такое дело, давай выпьем, Иван, за твоё благополучное путешествие.
Тыплилык хотел было отказаться и даже сказал, что старику и так мало осталось, но Калина Иванович лукаво усмехнулся и вытянул из-за кровати непочатую бутылку.
— Тут у меня лекарства больше чем достаточно.
— Хорошо, выпью, — согласился Тыплилык. — Только не забывайте, Калина Иванович, у нас важный разговор. Вы мне посоветуйте, как ухаживать за песцами, каких надо выбирать. Я ведь никогда не видел голубого песца.
Около полуночи Тыплилык вышел от Калины Ивановича. Мела позёмка. Тугой холодный ветер заставлял отворачивать в сторону лицо, выжимал слезу. Мороз схватывал слезинку, стягивая кожу. Матрёна Ермиловна, открыв мужу, удивлённо охнула, заметив, что он покачивается.
— В ресторане был?
Рестораном называлась столовая, в которой после шести вечера продавались спиртные напитки. Среди деятелей района считалось дурным тоном посещать это заведение в вечерние часы, и обычно в это время там сидели командированные и те из жителей районного центра, кто не дорожит своей репутацией.
— Не, — мотнул головой Тыплилык. — Как я, ответственный работник, могу ходить в ресторан?
Он прошёл мимо Матрены Ермиловны, демонстративно обойдя кусок мешковины, о которую полагалось вытирать ноги. Но по привычке всё докладывать жене продолжал:
— Был на консультации у Калины Ивановича… Лечу в Якутск… Голубой песец — это большая ответственность. Руки человека делают его голубым… Всё от рук человека.
Матрёна Ермиловна молча бросила на пол оленью шкуру — она никогда не ложилась вместе с пьяным мужем.
Тыплилык вылетел из районного центра в ясный зимний день. Низкое декабрьское солнце медленно катилось вдоль линии горизонта. Синие тени сначала лежали на снегу, потом побежали рядом с самолётом, отстали и расстелились внизу. Между ними, то сливаясь, то отрываясь от них, бежала быстрая тень самолёта. Глядя на неё с высоты, Тыплилык воображал, что это несётся по снегу голубой песец, прячась в тени высоких гор.
Якутск встретил Тыплилыка трескучим морозом. Воздух был густой, и холод висел над всем городом. По ночам в небе полыхало полярное сияние, соревнуясь с городским освещением. Тыплилык бродил по городу, удивляясь зимним велосипедистам, хозяйкам с большими кругами льдистого замороженного молока.
Тыплилык выбирал песцов на звероферме на окраине города. Он крепко помнил наказы Калины Ивановича и старался не прогадать.
Гостеприимные якутские звероводы водили его по ферме, на разные лады расхваливали песцов, но Тыплилык невозмутимо и многозначительно молчал.
На него уважительно посматривали: этот человек, видно, знает толк в песцах.
— Давно работаете звероводом? — осведомился один из сопровождавших его.
— Достаточно времени, — уклончиво ответил Тыплилык.
Из Анадыря прилетели три грузовых самолета «ЛИ-2», специально переоборудованные для перевозки песцов.
Лётчики были весёлые, много шутили. Особенно командир Сотник. Огромный мужчина. Когда он садился в самолёт, Тыплилыку казалось, что крылатая машина под его тяжестью приседает.
Сначала летели хорошо, нигде не задерживаясь. На остановках Тыплилык кормил зверей, носил им снег, который песцы с удовольствием глотали вместо питья.
Всё было отлично до Мокрова. Тыплилыка уже распирало от гордости и радости, Оказалось, ничего нет сложного в том, чтобы сопровождать песцов. Деньги почти не приходилось тратить, а дома, в Кытрыне, шла зарплата. Тыплилык уже видел радостно заблестевшие глаза Матрёны Ермиловны, когда он выложит на стол на прохладную клеёнку толстую пачку. И вдруг в Мокрове новость: северо-восток плотно закрыт. И закрыт уже четыре дня!
Тыплилык допил чай и вышел из столовой. С низкого серого неба продолжал сыпаться густой, прилипчивый снег. На крыше аэровокзала лениво крутился анемометр.
На крыльях самолётов лежал снег. Шасси глубоко утонули в сугробах, и могучие машины походили на неведомых снежных зверей. Зачехленные моторы дремали под брезентом, винты неподвижно застыли и покрылись тонкой корочкой льда.
