Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог
Я забегаю вперед. История со звуками воды произошла за несколько дней до того, как Джо объявил об открытии нового вида животных. Я спросил своего друга-психиатра, Роберто из Чикаго, насчет такого феномена слухового восприятия, и он сказал, что внутричерепные травмы порой имеют поистине странные последствия, ведь сам мозг является в высшей степени сложным органом (так и хочется сказать «существом», по ряду причин). Роберто выслал мне экспресс-почтой книгу о мозге, которая показалась мне слишком мудреной и в целом недоступной для понимания. Я просто не мог вполне поверить, что такая штуковина находится у меня в голове.
Составленный Джо перечень звуков воды заставил меня также задаться вопросом, является ли природа, адекватно воспринимаемая, такой уж открытой книгой? Вероятно, я недостаточно компетентен, чтобы теоретизировать в данной области, но кто меня остановит? Профессора общаются только между собой и в целом игнорируют простых людей, к которым я отношу себя. Вчера, когда дождь и шквалистый ветер ненадолго стихли, я подсыпал зерна в птичью кормушку и нашел в траве мертвого дубоноса. Непонятно зачем, я понюхал мокрые перья и решил, что он умер совсем недавно. Меня потрясла невесомость птицы, хотя, конечно, как она смогла бы летать в противном случае? Я любовался крепким клювом, изумительными желтоватыми и бежевыми перьями, белой полоской на спинке. Я вспомнил, как в ранней молодости впервые имел счастье взять в ладонь девичью промежность. Тайна, что ни говори. Уверен, любой мужчина помнит потрясение, испытанное от сознания «они другие».
Впрочем, вернемся к делу. Я подложил в камин чурбан, практически неподъемный. Это обрубок бука, но не того, в который по неосторожности врезался Джо. Мне надоело быть брюзгливым старым пердуном, и я начинаю задаваться вопросом, не является ли означенная персона просто еще одной данью цивилизации. Американцы, похоже, любят метафоры, связанные со спортом, и я, безусловно, уже обежал третью базу и теперь направляюсь к «дому», представляющему собой яму в земле. Естественно, я бы хотел быть «похороненным» на помосте, установленном в кроне дерева, или в крохотной продолговатой деревянной хижине, как представители индейских племен. Я на девяносто девять процентов уверен, что это не имеет значения, но оставшийся один процент тревожит.
Я могу попытаться составить суждение о природе Джо на основании собственных наблюдений и различных его высказываний, а также трех записных книжек, оставленных мне покойным. Во всяком случае, мне так кажется. Но тогда придется бессмысленно напрягаться, чтобы объяснить природу своего ума, создающего именно такие представления о Джо. За три последних дождливых дня я начал сознавать известную ограниченность своих возможностей, которой не чувствовал раньше и которую не желаю выдавать за достоинство. Возможно, я не настолько умен, как мне казалось. Эта мысль не усугубит мою депрессию, поскольку затяжной дождь уже отлично справился с делом, хотя, надо признать, он сродни крепкому, отрезвляющему пинку под зад, своего рода дождь-откровение.
В июле, к примеру, Джо навещала молодая женщина, которую первые несколько дней я находил довольно неприятной особой. Она сморкалась чаще любого смертного, объясняя это аллергией. Она была среднего роста, но очень худая и носила широкие одежды, скрывающие фигуру. Она занималась сравнительным литературоведением и являлась аспиранткой Мичиганского университета в Ист-Лансинге, о каковом учебном заведении мне не известно ровным счетом ничего, за исключением того, что тамошние спортивные команды носят название «Спартанцы» и входят в Большую десятку. Сам я учился в Северо-Западном университете, и, хотя он имеет блестящую репутацию, этот факт никак не влиял на состояние умственной апатии, в котором я находился в бытность свою студентом. Ну вот, я снова за свое. Кому это интересно? Я сам себе неинтересен. Я воплощение Современного Человека, покупателя забав и развлечений, который пытается процветать на перепутьях своей скуки.
Так или иначе, эта девушка, которую я назову Энн, не обладала и малой долей Сониной сексуальности. Однако она была жутко умной и оказала Джо значительную помощь в сборе растений для моего гербария — бессмысленное хобби, оставшееся у меня с детства. В силу отсутствия зрительной памяти Джо изо дня в день приносил мне одни и те же растения. Я платил Джо по пять баксов за каждый новый экземпляр, и один раз он с помощью Энн заработал двести долларов за день. При всем своем безусловно высоком интеллекте (качество не всегда приятное и полезное), она вопреки всякому здравому смыслу любила Джо, несмотря на необратимое поражение мозга. Что, во имя всего святого, это значит? Как можно продолжать любить человека с подобным расстройством мозговых функций, который совершенно не узнает тебя, когда ты поднимаешься с постели утром, хотя слабые вибрации памяти порождаются звуком голоса, прикосновением и, возможно, запахом.
Я начал пересматривать свои поверхностные суждения о ней, когда стоял на кухне Дика Рэтбоуна, а он рассказывал мне, как Джо и Энн дошли пешком по берегу озера Верхнего до озера Мускаллонг (двадцать миль) и во второй половине дня, когда жара стала невыносимой, она позвонила ему. Мы смотрели из окна кухни в сад, окружающий купальню для птиц, навигационный ориентир Джо, когда они с Энн появились со стороны озера. Энн взяла поливочный шланг, отвернула вентиль и смыла песок с Джо, который потом сделал то же самое с ней, хотя вода явно стала холоднее. Энн завизжала, попятилась, спотыкаясь бросилась прочь, а потом перемахнула через козлы для пилки дров, оставленные Диком на заднем дворе возле маленькой хижины, где жил Джо. Казалось бы, ничего особенного, но позже я проверил козлы, и они оказались высотой три фута. Эта тихая серая мышка отлично прыгала. Вдобавок она обладала пружинистой гибкостью танцовщицы, которой, как выяснилось, работала несколькими годами ранее. Пока Дик возился у гриля со своими фирменными жареными цыплятами, я поговорил с Энн об этом, признавшись, что она здорово удивила меня. Она сказала, что я представляю собой тип человека, который всю жизнь составлял неверные мнения и суждения об окружающих, хотя сказала это с улыбкой. «Истинная правда», — подумал я, хотя вслух не сказал. Вместо этого я сказал, что в бытность мою подростком мать не позволяла держать в доме никаких книг сексуального характера, даже художественных фотоальбомов с обнаженной натурой, но, поскольку она занималась танцами, у нас в доме было полно книг с фотографиями балерин, и от них «у меня вставал». Энн позабавило мое признание, но потом она стала задавать неприятные вопросы. Реализовал ли я свою подростковую одержимость балеринами? Нет, конечно нет. Меня до сих пор тянет к ним? Ну, в том ограниченном смысле слова, в каком пожилого джентльмена тянет ко всем женщинам. Черт подери, сказала она, мне следовало реализовать свои желания, балерины относительно покладисты, так как состоятельные поклонники лишними не бывают. Ее собственный отец до смерти надоел семье своей «бесконечной возней по хозяйству». Она бы предпочла, чтобы он предавался порокам, как Пикассо (отец преподавал живопись в университете). Энн считала, что отец профукал свои лучшие годы, и тот факт, что он променял занятия живописью и пьянство на копание с мелким ремонтом дома, жестоко разочаровал ее.
Тут я почувствовал себя достаточно неловко, чтобы бочком подобраться к самодельному жарочному шкафу Дика и изобразить глубокий интерес к цыплятам. Энн, сейчас одетая в саронг (кажется, так называется эта штуковина), помогала сестре Дика, Эдне, накрывать во дворе стол к обеду. Джо спал на траве, используя Маршу в качестве подушки, как часто делал. Энн села рядом и убрала волосы с его лица. Тогда мне пришло в голову, что, возможно, девушку так тянет к Джо, поскольку ее отец утратил свое сумасбродство, а именно из него состоит вся жизнь Джо. После полутора лет, проведенных по больницам, он не имел намерения и близко подходить к больницам или врачам. Но с другой стороны, я делаю слишком смелое предположение, когда говорю, что он вообще имел какие-либо намерения, помимо сиюминутных, осуществлявшихся без промедления.
Обед не доставил мне удовольствия, хотя цыплята и картофельный салат удались на славу. Джо, по своему обыкновению, умял целого цыпленка за пять минут и снова завалился спать. Эдна прикрыла его сеткой, чтобы защитить от вечерних москитов. Он сильно подергивался во сне всем телом, и она вслух задалась вопросом, не следует ли увеличить дозу лекарств. Он принимал кучу разных таблеток — правда, они не оказывали никакого благотворного действия и всего лишь предупреждали возможное ухудшение. Эдна позабавилась, когда Энн принялась подкалывать меня за десертом из свежего черничного мороженого, приготовленного из настоящих непастеризованных сливок от джерсейской коровы, которые Дик покупал у одного своего друга в Ньюберри.
