Эдуард Пашнев - Человек в коротких штанишках
Я махнул рукой и прошел в комнату к девочке. Аллочка лежала распеленатая. Она тянулась ручонками к погремушкам, привязанным над головой, но движения ее были неуверенные, и она все время промахивалась. Не помогали и растопыренные пальцы. Мне очень понравилось, как Ольга разговаривала с ней в воскресенье, и я тоже сказал:
– Здравствуйте, хорошие люди! Пришедшие в гости приветствуют вас. Как говорили древние латиняне: Ave Caesar, morituri te salutant. Впрочем, это не совсем к месту, но ты ведь маленькая хорошая балда и ничего не понимаешь.
Я достал тетрадку со стихами и помахал ею в воздухе. Алла оставила погремушки и заинтересовалась моей тетрадкой. Польщенный ее вниманием, я начал читать.
Шел по лесу белый заяц.
Прыг-скок!
Прыг-скок!
Занозил об елку палец.
Прыг-скок!
Прыг-скок!
Вдруг навстречу ему волк!
Прыг-скок!
Прыг-скок!
«Подожди-ка, бедный заяц,
Я перевяжу твой палец.
У меня есть бинт и шелк». —
А зубами
Щелк да щелк.
Заяц резко прыгнул вбок.
Прыг-скок!
Прыг-скок!
Не обманешь, серый волк!
Прыг-скок!
Прыг-скок!
За кусток!
Под мосток!
И наутек!
«Знаем хитрости волков», —
Так сказал – и был таков.
Читая стихи, я гримасничал, играя и роль зайца и роль волка. Войдя в азарт, я стал даже подпрыгивать. Если Аллочка не понимала слов, то она должна была понимать жесты, движения. Я так бурно радовался, что заяц не поддался на волчью хитрость, что чуть не опрокинул горшок. Сев на пол после всех заячьих и волчьих прыжков, я увидел, что в дверях стоит Рита и как-то странно на меня смотрит.
– Ты что делаешь? Что с вами со всеми происходит? Вы с ума сошли или я схожу с ума?
Глаза у нее были красные, но она взяла себя в руки и была почти спокойна, даже собрала, как всегда, на лбу гармошкой морщины.
– Ничего не происходит, – обиделся я. – Просто один хороший человек читает стихи другому хорошему человеку, специально для этого сочиненные.
– Стихи?
Морщины сбежали со лба и выстроились вокруг глаз, губы дрогнули. Я думал, она опять заплачет, но Рита вдруг рассмеялась. Смех получился у нее не очень уверенный, как у человека, который смеется первый раз в жизни. И тут произошла другая неожиданность. Алла взмахнула руками, азартно взвизгнула, и мы услышали, как она смеется, хохочет, растягивая во всю ширину свой беззубый рот и помогая себе руками и ногами. Ничего прекраснее этого детского неумелого повизгивания я никогда не слышал. Девочка отвечала на улыбку матери, и Рита, подхватив ее на руки и прижав к себе, опять заплакала, но по-другому, светло и радостно. Это был дождик при солнце, дождик с радугой. Так и хотелось крикнуть: «Дождик, дождик, посильней, чтобы травка зеленей». Но я не крикнул, боясь спугнуть улыбку на лице сестры. Я только выразительно посмотрел на бабушку Валю, а она мне подмигнула и сказала:
– Закурить по этому поводу.
На следующий день Ольга не смогла зайти на Никитинскую и поулыбаться там, как мы договаривались. Я пришел вместо нее. Бабушка Наташа собиралась поехать и пожить недельку около Аллочки, но приболела и осталась дома. Я пошел и вместо бабушки. Недели через две я выяснил, что хожу и улыбаюсь один. Бабушка Валя тоже забыла о нашем уговоре, и я часто заставал ее озабоченной и сердитой. Но я ходил и улыбался, ходил и улыбался и с каждым днем все больше и больше привязывался к маленькой девочке. И однажды я сделал открытие, что хожу уже давно не для того, чтобы воспитывать Аллочку, не для того, чтобы облучать ее своей улыбкой, а чтобы самому облучаться. Мы поменялись с ней ролями. Я слышал, как один раз Рита назвала Аллочку «Солнышко мое». Это солнышко светило и для меня.
Слова
Обращение Ольги «Здравствуйте, хорошие люди» прижилось в нашей семье. Его стала употреблять и бабушка Валя, и Рита, и наши соседи. Маленькая девочка отвечала на него радостной улыбкой. Это обращение предвещало веселую игру с тетей, дядей или бабушкой. И однажды, когда мы с Ольгой пришли в гости и только собрались поприветствовать Аллочку, как вдруг она подпрыгнула в кровати и не сказала, а выкрикнула нетерпеливо:
– Здравствуй! Те! Люди!
Это была едва ли не первая логически построенная фраза после того, как она научилась говорить «мама», «баба» и «тетя». Люди замерли от неожиданности, а наша девочка запрыгала еще сильнее в кровати и выкрикнула еще увереннее:
– Здравствуй! Те! Люди!
Какой тут начался переполох! Ольга подхватила Аллу на руки, я отнял ее у своей жены и начал подбрасывать под самый потолок, бабушка Валя испуганно кричала:
– Что вы делаете, сумасшедшие? Вы ее сломаете.
А наша девочка счастливо смеялась и повторяла:
– Здравствуй! Те! Люди!
В этот день кончилась безъязыкая эпоха мимики и жестов. В мир пришел не только улыбающийся, но и говорящий человек. Едва научившись произносить первые слова, Алла всех переименовала по-своему. Тетя Оля стала тетей Лелей, бабушка Валя – бабой Валей, прабабушка Наташа – бабой Натой. Но больше всего повезло мне. Я превратился в дядю Эй. Леля иногда говорила про меня: «А вот пришел еще один хороший человек – «Дядя, эй, достань воробушка». Так я ей и запомнился и стал дядей Эй. Мама Рита некоторое время протестовала против такого, как она считала, неуважительного обращения к дяде писателю.
– Дядя Сережа, а не дядя Эй.
– Дядя Эй, – настаивала девочка.
– Скажи, – учила мама Рита, – дядя Се-ре-жа. Ты же умеешь.
– Дядя Эй!!! – сердито выкрикивала дочь.
– Ты еще научи ее называть меня дядя Сергей Петрович, – съязвил я.
– Ну, если тебе нравится, чтобы тебя подзывали, как мальчишку, то пожалуйста, – обиделась она.
Мне нравилось. Мне очень нравилось. Наверное, каждому человеку знакомо чудо, которое происходит с твоим собственным именем, когда кто-то один, очень близкий, переделывает его по-своему и называет тебя так, как никто другой не называет. И твое имя тогда звучит так же красиво, как звук трубы в пионерском лагере, как неожиданная соловьиная трель в вечернем лесу, как цоканье любопытной белочки над головой. Когда ко мне подбегала наша маленькая девочка и опрашивала: «Дядя Эй, ты почему так долго не был?», мне казалось, что она не произносила мое имя, а играла его на флейте или на скрипке.
Переименовав нас по-своему, Алла принялась переименовывать все, что попадалось ей на глаза или что она узнавала от взрослых.
Стоило бабе Вале сказать: «Не трогай чайник, он же горячий. Обожглась?» – как следовал удивительно точный ответ: «Нет, только обгорячилась».
Фиолетовую фиалку она тотчас же назвала фиалофкой, потому что ей показалось мало одной буквы «ф» для такого цветка.
Я не успел заметить, когда это произошло, но вдруг слова неожиданно прекрасные, смешные, милые стали рождаться в Аллочке, как серебряные пузырики в газированной воде.
Не успела моя жена открыть дверь и впустить, говоря словами нашей девочки, «всегдажданных» гостей бабу Валю и Аллочку, как из прихожей уже раздалось:
– Леля, Леля, на базаре живые цыплята-подростки продаются. Вам не надо?
– Нет, не надо. Мы не собираемся открывать в своей квартире птицеферму.
Но Алла, не дослушав Лелю, мчалась дальше:
– Дядя Эй, мы купили два шара. Два сосиски-шара и два круглых. Хочешь один надуть? Бери. Мне баба Валя еще купит.
– Спасибо большое.
– Пожалуйста большое.
Я засмеялся, хотя и понимал, что моя племянница права. Если есть «большое спасибо», то почему не может быть «большого пожалуйста»?
– В первое время я никак не могла привыкнуть, что вы живете так далеко, – сказала баба Валя, снимая пальто.
И тотчас же услышала брошенное Аллой мимоходом:
– А во второе время привыкла.
И через секунду уже на кухне спрашивала:
– Баба Ната, а почему у тебя кровать на высоких каблуках, а у нас на колесиках?
– Я не знаю, Аллочка. Такой ее сделали.
– А знаешь что… Мы хотим взять котеночка сибирского.
– Какого? – не расслышала баба Ната за шумом плиты.
– Маленького такого, – объяснила девочка, – который только что откатился.
Баба Ната успела улыбнуться, но не успела ничего ответить. Внучка со скоростью шаровой молнии выкатилась из кухни и понеслась дальше, всех цепляя и искрясь:
– Леля, Леля, что я хочу тебя спросить… Правда, гигиена прямо по деревьям лазит?
– Кто?
– Ну, животное такое, похожее на кошку: гигиена.
– Не гигиена, а гиена. Но ты, наверное, имеешь в виду леопарда?
Тете Леле не удалось узнать, что Аллочка имела в виду. В другой комнате залаял Квадрат, и она встрепенулась:
– Надо посмотреть, что там случилось.
Я догнал ее в прихожей, где наш пес облаивал соседку, пришедшую позвонить по телефону.
– Слушай, шаровая молния, ты можешь хоть минутку посидеть смирно? Я уже пятнадцать минут гоняюсь за тобой с коробкой, которую никак не могу подарить.
– А что это?
– Лото на четырех языках. Вот видишь карточки: яблоко, по-французски – пом, трамвайчик, груша…
