Патрик Ковен - «Вертер», этим вечером…
Немыслимо, чтобы этот маленький, гибкий и юркий человечек, который управлял отелем и имя которого он забыл, решил не выходить на крыльцо, чтобы лично его поприветствовать. Во время последнего пребывания Орландо в этих местах этот постоянно подпрыгивающий человечек, которого невозможно было представить без галстука… — как же все-таки его зовут? — в порыве энтузиазма напел как-то несколько тактов из «Рыцаря розы», но тут же хлопнул себя ладонью по губам, как будто изрек ужасную непристойность. Покраснев как рак — раки, к слову, были фирменным блюдом отеля, — он пробормотал: «Петь при вас, господин Орландо!» В ответ Орландо заверил, что управляющий обладает премилым баритоном. Тем самым певец привязал к себе управляющего нерушимыми узами вечной благодарности.
Певец на ощупь поискал звонок, но не нашел его.
«Оперхаус» не был современной постройкой. Этому старому частному отелю была присуща мягкая утонченность старинных домов: толстые стены, обивка, видавшая виды мебель, потемневшие картины превращали его в тихую гавань, где сама тишина, казалось, уходила корнями в прошлое… Занавески и ковры приняли тот полинявший окрас, который время дарует дорогим тканям, прошедшим медленную стирку временем, и эти угасшие краски приводили в восторг редких искушенных постояльцев. Тем не менее директор-баритон вынужден был пойти на кое-какие уступки современным веяниям и установил звонок для запоздалых путников.
Орландо решился постучать в стекло.
Никаких признаков жизни.
После четвертой попытки единственный огонек зажегся в комнате на последнем этаже. Вспорхнувшая в тот же миг стайка голубей принялась кружить над площадью, едва не задевая крыши. Орландо отступил на шаг: лестница вдруг осветилась. В отражениях зеркал он увидел, как засияла деревянная обшивка и цветы в вазах у входа окрасились нежно-розовыми оттенками…
Орландо узнал консьержа, чье сходство с Джузеппе Верди его всегда поражало. Нос в форме орлиного клюва сплющился, когда его обладатель прильнул к стеклу. Ему не составило труда узнать посетителя: за последние сорок восемь часов лицо Орландо чаще других мелькало в местных газетах.
Менее чем через минуту певец уже удобно устроился в глубоком и мягком салонном кресле, а директор «Оперхауса», в комнатном халате с бранденбурами, в красно-коричневых тапочках и с наспех вставленной искусственной челюстью, ходил вразвалку взад-вперед и, нервничая, заламывал руки.
— Это ужасное недоразумение, господин Натале; вот уже четыре дня из-за конгресса ботаников в Лихтенштейне все мои комнаты заняты; здесь огромное количество ученых, мне даже пришлось поставить лишние кровати. Когда позвонил ваш секретарь, я ему все объяснил, сказал, что, к сожалению, мест нет. Не понимаю…
Орландо не заходил в свой номер после спектакля. Очевидно, Джанни оставил ему сообщение, а он его не получил. Все прояснилось, но где же все-таки ему ночевать?
— Если бы вы могли где-нибудь поставить для меня кресло, это решило бы проблему…
Директор трагически воздел худые руки к кессонному потолку и стал похож на Монтсерат Кабалье в «Силе судьбы», разве что без пары лишних килограммов.
— Об этом не может быть и речи, господин Натале! Разве ваш секретарь не сообщил вам о нашей договоренности? Уверяю вас, вам понравится.
— О какой договоренности?
Фарфоровые зубы едва не выпали изо рта управляющего. Чтобы удержать их, он резко поднес к лицу платок, словно пытаясь на лету схватить муху.
— Для вас приготовлена комната, господин Натале. Зная вас, я даже и думать не смел отпускать вас на ночь в одну из этих фабрик для сна, пахнущих сырой штукатуркой, которые…
Орландо захотелось силой усадить своего собеседника в кресло, чтобы унять необузданную дрожь его тела.
— И где же эта комната?
Директор резко подскочил, едва не проделав балетное жете с батманом, и его уши синхронно задрожали.
— Меньше чем в двадцати километрах отсюда. Чудесное место, прекрасные люди; иногда при наплыве постояльцев они меня выручают. Я сам проверял, ваша комната окнами выходит на лес. Идеальный комфорт, полная тишина… Однако позвольте предложить вам настойки вербены или липового отвара. А может быть, чего-нибудь горячего, холодного, крепкого — например, шнапса?..
Орландо встал. Он был благодарен этому маленькому господину с моторчиком внутри. Он положил руку на щуплое плечо, надеясь удержать непрерывную дрожь хозяина.
— Шнапс, но при условии, что вы составите мне компанию. Два часа ночи — идеальное время для дружеских посиделок…
Несмотря на протесты Джанни и остальных, он не соблюдал режим. Несколько лет назад у него начались проблемы с весом, но стоило ему несколько раз позаниматься с гантелями в задней комнате у одного знакомого, переоборудованной под гимнастический зал, и вес тут же упал до семидесяти шести килограммов. Для роста в метр восемьдесят один это был великолепный результат. Редкость для тенора. Впрочем, после этого он даже не взвешивался. Тестом на полноту служил жилет Вертера. Когда певец застегивал его с трудом, он немного ограничивал себя в еде и некоторое время налегал на запеченное мясо и минеральную воду. Этого было достаточно. Время от времени он мог позволить себе немного коньяку, виноградной водки или шнапса — в зависимости от того, в какой стране находился.
Прежде чем разлить шнапс, маленький человечек ухитрился опрокинуть с десяток бутылок за своей стойкой из красного дерева, а также разбить хрустальный стакан и перевернуть графин.
— Не желаете ли омлета? А может, колбасок или лёгких закусок? Я мигом разбужу кого-нибудь из поварят, ему будет за счастье…
Орландо поднял свой стакан. Прозрачный напиток вспыхнул на свету, и жидкость искривила выцветшие розовые стены, целиком, вместе с хозяином, уместившиеся в размеры стакана.
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье, господин Натале, и еще раз примите мои извинения за это недоразумение, о котором я сожалею и которое, не сомневайтесь…
Орландо не обращал внимания на болтовню старика. Тепло шнапса разливалось по телу.
Несколько минут спустя он снова сел в машину и включил зажигание. Старик уже объяснил ему дорогу: на выезде из города нужно свернуть на гребень горы, ехать все время вверх, и на вершине он найдет деревянный указатель с надписью «Сафенберг». Дом стоит на въезде в деревушку, самый крайний, на отшибе. Как только Орландо тронулся, директор побежал к телефону, чтобы предупредить хозяев о его приезде.
Ветер почти стих, и Орландо Натале, включив первую передачу, опустил стекло. В свете луны старая площадь медленно развернулась, и он выехал за пределы городка. Теперь дорога вела вверх, и окаймлявшие ее деревья, казалось, встали плотнее. До него долетал запах влажной листвы и мха. Справа он разглядел бесформенное нагромождение скал — возможно, руины средневекового замка. Иногда природа старательно имитирует развалины человеческих построек, а иногда, наоборот, камни замков и домов со временем обретают вид скал… Свою роль в смешивании карт играют и растения: деревья способны расти и на скалах, и на разрушенных стенах… Лес, кустарники, мхи — лишь они вечны… В минуту смерти этот мир будет выглядеть точно так же, как и при рождении: мягкий зеленый шарик, летящий в космосе. Орландо встряхнулся. Что за нездоровый романтизм? Видимо, сегодня вечером в нем крепко засела частичка Вертера. Может быть, все же он, исполнитель, и его персонаж не так уж далеки друг от друга, как ему кажется.
На вершине хребта его поджидал указатель, словно нарочно вышедший навстречу. Выведенные на нем буквы гласили: Сафенберг.
Вот он и на месте.
Деревня была похожа на все остальные, которые он проезжал по пути. Эдакая открытка для бюро путешествий. Что за слово все время повторяла та француженка с которой он познакомился в прошлом году в Лондоне? Миленький? Да, именно. Для нее все вокруг было миленьким. Он спел «Риголетто» как Карузо, они занимались любовью два дня без передышки, и она сказала ему что он миленький. Пение было миленьким, Вагнер был миленьким. Весь мир был миленьким. Без сомнения, она бы и Сафенберг нашла миленьким, вот только на этот раз была бы права. То была миленькая деревенька. Бесспорно. Притормозив на секунду, он медленно двинулся вперед по неровным камням мостовой, сквозь которую пробивалась трава.
В двухстах метрах перед ним сквозь листву мелькнул свет. Это здесь.
Заглушив мотор, он вхолостую съехал вниз по тропинке. Ветви хлестали корпус автомобиля. Он остановился. Певца окутала такая плотная тишина, что он даже не отважился хлопнуть дверцей «вольво». Почему-то ничто не заставило бы его нарушить этот покой.
Он подошел к дому.
Небольшая усадьба.
Стены были увиты диким виноградом. Недалеко от балюстрады расположился фонтан. Вода текла бесшумно. Высокая и тонкая трава, наверное, распрямлялась за ним, пряча его следы.
