Эмманюэль Бернхайм - Его жена
Вдруг Томас резко схватил ее за руку, за правую, чтобы палочка больше не двигалась. Он склонился к Клер. Ему надо было сказать ей что-то очень важное. Он сильно сжал ее запястье.
Он не пришел на свидание не потому, что не хотел ее видеть. Напротив. Он хотел ее видеть всегда, каждый день. Но не мог. Не должен был.
— Почему?
— Потому что я женат и у меня двое детей. Я никогда их не оставлю. И не хочу, чтобы ты страдала.
Клер не ответила. Он отпустил ее запястье. Она руки не отвела. Ее правая рука так и лежала совершенно безвольно на столе. Кожа, согретая теплом руки Томаса, становилась прохладной.
Даже если ей нечего ждать от него, она будет продолжать встречаться с ним.
Он наконец улыбнулся. Белки его глаз были ярко-белыми.
Томас расплатился и встал. Ему надо было возвращаться домой.
Они вышли из бара. Томас поцеловал Клер в губы, очень быстро. Она смотрела, как он уходит. Он почти бежал. Ей бы хотелось увидеть его машину, но он уже исчез за поворотом.
Клер пошла к друзьям в ресторан.
На ходу она что-то насвистывала.
Желтую пластмассовую палочку для размешивания коктейлей она унесла с собой.
Назавтра, выйдя из кафе, они на минуту остановились лицом друг к другу. Из полуоткрытых губ Томаса шел пар и пахло кофе. Наверно, во рту у него очень тепло и там чувствуется вкус сладкого кофе. Они не поцеловались. Сквозь стекло за ними наблюдали двое рабочих со стройки, они обедали в баре. И с противоположной стороны тротуара Клер улыбалась сидевшая на остановке автобуса старушка. Это была ее пациентка.
Они отстранились друг от друга.
И решили встречаться теперь не в кафе, а дома у Клер, вечером после приема.
Томас придет в восемь часов.
Клер уставилась на настенные часы в кабинете. Было без двадцати восемь, ее последняя пациентка опаздывала на десять минут.
Наконец она пришла. Женщина была совсем бледной, похоже, она сильно страдала. Очень осторожно она села в одно из кресел для больных и, перекосившись от боли, положила руку на подлокотник.
Клер стала задавать пациентке вопросы. Ей было тридцать лет, она работала кассиршей в соседнем супермаркете. Из-за того, что она беспрестанно делала левой рукой одно и то же движение, а именно подносила каждый предмет к кассовому аппарату для считки кода, у нее начались жуткие боли, отдававшие в шею и в руку до кисти. И с каждым днем она мучилась все больше и больше. Раздеться сама она уже не могла. Клер очень осторожно помогла ей и осмотрела ее.
Шейно-плечевая невралгия. Она прописала ей противовоспалительное и обезболивающее лекарства. И отправила на рентгеновский снимок шейного отдела позвоночника. Дала бюллетень на десять дней.
Молодая женщина попросила у Клер разрешения подождать мужа в прихожей, он заедет, чтобы отвезти ее домой на машине. Они живут далеко.
Клер усадила ее на диван, подложив под спину подушки.
Раздался звонок. Это был Томас.
Клер проводила его в комнату и закрыла за ним дверь. Положила журналы возле пациентки и ушла к Томасу.
Они шептались. Смотрели друг на друга, улыбались друг другу. Но не целовались. Клер внимательно прислушивалась к звукам в комнате ожидания. Она не слышала ничего, даже легкого шуршания переворачиваемых страниц журнала. Молодая женщина не читала. Она, должно быть, сидела на диване в той самой позе, в какой ее оставила Клер, совсем прямо и неподвижно, не решаясь даже пошевелиться, чтобы не причинить себе боли.
Муж приехал за ней только в половине девятого.
Через несколько минут Томас ушел.
Клер осталась одна.
Она больше не будет принимать пациентов после семи часов.
Он ли лежал, вытянувшись, на ней, она ли на нем, губами они не отрывались друг от друга ни на миг.
Если его или ее правая рука выскальзывала из их тесно сплетенного объятья, его или ее левая тут же накрывала ее.
Они были почти одного роста. И потому от кончиков пальцев ног до лба Томас прижимался к Клер, а Клер прижималась к Томасу.
Он оделся. Она осталась в постели.
Он склонился над ней и еще раз поцеловал.
Потом он исчез.
Клер слышала, как завелся мотор автомобиля. Она подбежала к окну, но ничего не увидела.
Буфера, крылья и низ дверей машины Томаса, должно быть, напачканы строительной грязью. И автомобиль у него наверняка четырехдверный, чтобы было удобно с детьми.
Вдруг ей показалось, что в комнате очень тихо. Убирать было нечего. И стакан мыть не надо, потому что Томас ничего не пил, и влажное полотенце не надо вешать сушиться, потому что Томас не мылся. Никаких следов Томаса. Только покрывало слегка смято. И тут Клер увидела возле кровати маленький золотой бумажный пакетик, разорванный. Она подобрала его и улыбнулась.
В ванной она нажала ногой педаль мусорного ведерка. Крышка поднялась. На дне почти пустого ведра лежал маленький круглый блестящий предмет. Клер опустилась на колени и взяла ее в руки. Это был презерватив Томаса.
Она вложила его в разорванный пакетик. И отнесла в ящик письменного стола, туда, где уже лежали кусочки сахара и палочка для размешивания коктейлей.
Она не будет ужинать дома. Галогенную лампу Мишеля она никакой другой не заменила. В комнате было темно.
Она пошла ужинать в ярко освещенное кафе одна.
Официанты суетились вокруг нее, и она шутила с ними.
Жареная картошка была так хороша, что Клер заказала себе еще одну порцию.
Проснулась она совершенно разбитой.
При ходьбе каждый мускул давал о себе знать. И потому она то и дело вставала с места.
Так ей целый день удавалось чувствовать эту свою ломоту.
Она вслушивалась в шум строительных работ. Иногда в общем грохоте кто-то старался, чтобы его услышали. Может, это был Томас.
В полдень она купила шампанского, аперитив и соки. Виски и пиво уже стояли в холодильнике, их принес Мишель.
Томасу будет что выбрать.
Пока он не пришел, она взяла одну из ламп в кабинете и включила ее в комнате. А кабинетную заменила лампой Мишеля.
Едва Томас вошел, он крепко обнял Клер.
Не пили они ничего.
Он ушел. Клер приблизила лицо к подушке, на которой он лежал, и потянула носом. Запаха Томаса она не почувствовала. Она ничего не почувствовала. Встала, включила телевизор и прибавила звук.
Тут она заметила, что машинально сжимает бедра. В этом не было никакого смысла. Из-за того, что Томас пользовался презервативом, его сперма не текла у нее по ногам.
Ломота исчезла.
На какое-то мгновение Клер замерла посреди комнаты.
Вдруг она опомнилась. Взяла свою записную книжку. Она позвонит всем своим друзьям, даже тем, с которыми давно уже не общалась.
Каждый вечер она будет уходить из дома и не станет больше оставаться одна после того, как уйдет Томас.
Клер пролистала записную книжку. На букве «К» остановилась и прочла все значившиеся там фамилии. Прилежным почерком вписала: «Томас Ковач». И легонько отпрянула. Два раза по пять букв. «О» и «а» в имени соответствовали тем же буквам в фамилии. Томас Ковач. Звучит красиво.
Клер взяла телефонный справочник. Нашла около сорока Ковачей, но ни одного Томаса.
Может, они живут в пригороде. Домик с садом. Он сам построил его или просто сделал там ремонт. Выстроил гараж для своей машины и для машины жены, двухдверной. И там у них стоят, прислоненные к стене, их четыре велосипеда, от самого большого до самого маленького.
Клер закрыла телефонный справочник, взяла записную книжку и сняла трубку. Нужно только договариваться ужинать не раньше девяти.
В субботу, закончив прием, Клер решила купить себе духи.
Переходя от стенда к стенду в большом магазине, она то и дело узнавала духи своих пациенток. Когда у нее началась мигрень, она выбрала туалетную воду с несильным запахом. Еще она купила себе черный свитерок и черную юбку. Выйдя из магазина, она тут же пожалела о покупке. Томас не обращал никакого внимания на одежду Клер. У него на это не было времени. Едва перешагнув порог, он прижимал ее к себе. Они шли через прихожую — комнату ожидания, целуясь, и так тесно сплетались в объятии, что наступали друг другу на ноги и даже спотыкались. Они смеялись над этим, зубы в зубы.
Наконец, не переставая целоваться, пытались раздеться. Одевалась она только после ухода Томаса.
Так когда же и каким образом он мог заметить, во что она одета?
Мишель всегда настаивал на том, чтобы она вместе с ним выбирала, что ей носить. Клер никогда не считалась с его мнением. Он всегда советовал выбрать то, что шло ей меньше всего. Конечно же, он хотел, чтобы она не нравилась ни одному мужчине, кроме него.
Вернувшись домой, она надушилась и стала надевать новые свитер и юбку. Зазвонил телефон. Как только Клер поняла, что это Мишель, она невольно потянута юбку вниз, прикрывая бедра. Он извинялся за свое молчание. Он многое обдумал, и ему совершенно необходимо увидеться и поговорить с ней. Она согласилась назавтра пообедать с ним.
