Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми
— В то время, господин президент, нас, пожалуй, больше устраивала гипотеза о средневековой фальсификации.
Человек в сером произнес это спокойно и твердо. Оказавшись в центре внимания, он снял очки и протер их.
— Почему же? — возмутился президент. — Чтобы ослабить веру в Бога и укрепить врагов религии?
— Чтобы нам дали спокойно работать.
Затруднившись в выборе между торжеством Бога и национальным интересом, Буш помедлил. Потом, встретив вопросительный взгляд Ирвина Гласснера, сказал человеку в сером:
— Представьтесь.
— Доктор Филип Сандерсен, гематолог и генетик. В 1978 году я принимал участие в экспертизе STURP в Турине. Мои анализы подтвердили прекрасную сохранность крови, что объясняется, по всей вероятности, блокирующим воздействием мирры и алоэ, которыми была пропитана ткань. Наличие альбумина говорит о том, что это человеческая кровь, а билирубин свидетельствует, что человека долго пытали.
Он не говорил, а вещал, волнообразно шевеля бровями, излагал мысли изысканно и неспешно, хорошо поставленным голосом человека, который следит за своими высказываниями и знает им цену.
— Я провел анализ ДНК, но крови оказалось недостаточно. По ходатайству кардинала Хранителя Плащаницы 21 апреля 1988 года мне было поручено наблюдать за взятием проб для радиоуглеродной датировки, и, когда пробы были взяты, я, воспользовавшись случаем, приложил клейкую ленту к отпечаткам пяти ран, где наиболее высока концентрация крови.
Ирвин Гласснер не верил своим ушам: его коллега на голубом глазу признался — да еще с ноткой патриотической гордости — в том, что ничтоже сумняшеся выкачал для собственной надобности кровь Христову из святыни, охраняемой как ни одна в мире. Чуть подавшись вперед в белом бархатном кресле, доктор Сандерсен преподносил свое преступление — иначе не назовешь! — как вклад в американскую науку, и никого из присутствующих это, кажется, не шокировало.
— На этот раз результаты превзошли мои ожидания: ДНК, содержащаяся в лейкоцитах, подразделялась всего на триста двадцать три нуклеотидных основания, что говорит о ее глубокой древности — в современной ДНК их миллионы. Я провел ПЦР, цепную полимеризацию, позволяющую увеличить количество неразложившихся молекул ДНК. Результаты, полученные затем при помощи программ секвенирования, — проще говоря, расшифровка генетического кода распятого, — заставили меня обратиться к правительству после первого же успешного опыта. Мне, с одной моей лабораторией, были не по плечу ни ответственность, ни расходы, связанные с открывшимися перспективами.
Словно ударная волна прокатилась по Овальному кабинету. Все в изумлении раскрыли рты, кроме трех «соколов», уже изучивших досье вместе с президентом, и Бадди Куппермана, который, вне себя оттого, что администрация Клинтона не допустила его до этого дела, что-то яростно царапал ручкой на листке бумаги.
— И вы, имея на руках такие гематологические свидетельства, — вдруг вскипел профессор Макнил, — позволили нашим коллегам из Аризонского университета приписать подлинный отпечаток Христа средневековому фальсификатору…
— Отмежевав Плащаницу от исторической личности Христа, мы сохранили за собой преимущество, — объяснил Сандерсен президенту, который по-прежнему смотрел в его сторону. — Европейцы, уверившись в том, что на полотне не кровь Христова, а средневековая краска, и не подумали искать в ней ДНК…
— Да прекратите же наконец поминать имя Господа! — ревниво воскликнул пастор Ханли. — Вы сделали анализ крови человека, распятого пусть даже в первом веке, согласен, но ничем не доказано, что это был Иисус!
— А кто же еще, по-вашему? — вскинулся Макнил. — Больше ни один человек в истории не был приговорен к терновому венцу, к пытке острыми шипами, впивавшимися в кожу всякий раз, когда распятый пытался поднять голову, — видите подтеки? А волосы, посмотрите на их длину! Назаретянам запрещалось их стричь! Сто двадцать следов от ударов плетью, освидетельствованных хирургами, пять ран, подлинность которых установлена, бесконтактный отпечаток, Евангелия, историки — чего вам еще? Нет, вечно эти попы мешают ученым работать.
— Вера, профессор, не нуждается в доказательствах.
— Ну так держите вашу веру при себе, а нам оставьте доказательства.
Проповедник повернулся было к президенту, но прикусил язык, так и не воззвав к третейскому суду. Сползшие вниз уголки губ, побелевшие пальцы, вцепившиеся в лацкан пиджака, взгляд, устремленный в пустоту, — Джордж Буш-младший, казалось, приносил присягу. Его приближенным были хорошо знакомы такие минуты, когда он вот так погружался в себя и никто не знал, надолго ли ни что вообще с ним в это время происходит: подогрев ярости до точки кипения или, наоборот, попытка ее сдержать. Мелкий дождик постукивал в окна кабинета, и все присутствующие с интересом смотрели на капли, ожидая, когда хозяин соблаговолит к ним вернуться.
— Что я должен знать о клонировании?
Ирвин Гласснер встрепенулся. Вопрос президента был адресован ему. Застигнутый врасплох, он увидел, что к нему обернулись все лица, почувствовал, что краснеет, скрестил руки на груди, чтобы скрыть дрожь в пальцах правой. После этого, прокашлявшись, приступил было к лекции об энуклеации овоцитов в начале фазы деления.
— Конкретнее.
— Берется неоплодотворенная яйцеклетка, господин президент, из нее извлекается ядро, которое заменяют…
Он вдруг осекся.
— Ну?
Ирвин Гласснер уставился на снимки Туринской плащаницы: до него вдруг дошло, как связана его специальность с темой беседы.
— Чем его заменяют?
Не без усилия Ирвин Гласснер снова встретил президентский взгляд и продолжил, пытаясь унять биение собственного сердца:
— Его заменяют ядром, извлеченным из клетки клонируемого животного, предварительно лишив яйцеклетку питания, чтобы запрограммировать ДНК нового ядра. В случае удачи развившийся из яйцеклетки эмбрион имплантируется самке, которая выносит и произведет на свет существо, генетически аналогичное тому, у которого взята клетка.
Буш обвел сосредоточенные лица вопрошающим взглядом. В эту минуту к нему подошел метрдотель с телефоном на подносе. Он сказал несколько слов Первой леди, положил трубку и кивнул:
— Даты.
— Группе ученых из лаборатории Бриггса в Филадельфии удалось клонировать эмбриональные клетки лягушек еще в 1952 году. В 1986-м нами был создан теленок-клон, но дальнейшие опыты не предавались огласке. Европейцы — те продолжали потчевать общественное мнение своими мышами, кроликами и поросятами вплоть до кульминационного момента, когда в 1996 году родилась овечка Долли. Англичане утверждали, что это был первый клон млекопитающего, созданный из соматических клеток взрослой особи. Но мы, при соблюдении тайны, сделали это раньше.
— Мы?
— Соединенные Штаты, — уточнил Ирвин. — Кое-кто из моих коллег занимался этим с девяностых годов…
— Клонирование человека?
— Некоторых органов, с видами на использование в медицине. Но… Процент неудач около девяноста восьми… Целью опытов было получение тотипотентных клеток, идентичных клеткам донора, из которых могли бы выращиваться своего рода запчасти: нейроны, необходимые при болезни Паркинсона, панкреатические клетки для лечения диабета, сердечные ткани для инфарктников. Оговорюсь, что лично я принимал участие только в клонировании крупного рогатого скота.
Он заставил себя посмотреть на обрамленное бородой и длинными волосами лицо на негативе и добавил, закрывая тему:
— Мне известно, что секта раэлитов[3] сообщает об успешных работах по первому клонированию человека, но я в это не верю.
— Не верите?
От снисходительной улыбки на лице человека в сером Гласснер совсем смешался, сглотнул слюну и уточнил, кивнув на снимки Плащаницы:
— Как бы то ни было, клонирование клетки ДНК двухтысячелетнего возраста — чистой воды фантастика.
— Они это сделали, — прозвучал голос президента.
Гласснер судорожно стиснул пальцами сиденье стула. Кто-то передал ему зеленую папку. Он прочел отчеты, сравнил генотипы, анализы, заключения, снимки. В глухой тишине пробили большие часы на камине. Через несколько минут он поднял голову. По шее стекали струйки ледяного пота, слова застряли в горле. Он перехватил взгляд пастора — тот, кусая губы, вперился в зеленую папку в надежде на эксклюзив. Бадди Купперман сидел с открытым ртом и бессильно повисшими руками, не замечая, что уронил свои листки. Благоговейно глядя на изображение распятого, плакал профессор Макнил.
Ирвин собрался с мыслями, положил на место соскользнувшую на колени бумагу.
— Право, не знаю, что и сказать. Это… это не укладывается у меня в голове, особенно если вспомнить, в какой тупик зашли наши исследования в 1994 году…