Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ
Во втором сборнике рассказов Сулеймана Файада, названном им «После нас хоть потоп» (1968), горечь автора выражена еще сильнее. Вместе с тем Файад — один из немногих египетских писателей, во все времена и при всех сменах литературных мод и вкусов сохраняющий неизменную верность избранной им реалистической манере изображения и избегающий экспериментов с формой. Тем любопытнее, что в рассказе «Шайтан» (1983), когда поголовное увлечение поисками необычных структур уже осталось позади, Сулейман Файад расширяет арсенал своих изобразительных средств, обращаясь к условности. Вряд ли даже в самом отдаленном и забытом углу великой Сахарской пустыни можно встретить столь первобытное, не знающее о существовании автомобиля племя, как то, которое изображено в рассказе. Джек-лондоновский сюжет о человеке, возвращающемся к родному племени после долгих лет, проведенных в цивилизованном мире, и о том, как соплеменники наотрез отказываются верить его рассказам о достижениях науки и техники, выражает у Файада мысль о невежестве и фанатизме, рождающих жестокость. В рассказе угадывается отклик на возрождение в сегодняшнем Египте тенденций и призывов к консервации традиционных представлений и верований. Поэтому историю, аналогичную той, которую в свое время в рассказе «Намбок-лжец» с юмором поведал Джек Лондон, Сулейман Файад насыщает драматизмом и острой злободневностью.
В 60-е годы к жанру рассказа обращается и крупнейший арабский романист Нагиб Махфуз. Хотя, как и многие его современники, Махфуз начинал писательскую деятельность со сборника рассказов («Шепот безумия», 1938), после этого он на протяжении двадцати с лишним лет создавал только романы.
Анализируя новеллистику Махфуза, египетская критика обращает внимание на то, что «романное» мышление писателя дает себя знать и в построении его рассказов. Действительно, Махфузу свойственно и в коротких новеллах поднимать масштабные общественно-политические и философские проблемы, мыслить не на событийном, а на бытийном уровне. Одной из таких сквозных проблем его творчества является проблема религиозной веры и сомнения, соотношения между положениями религиозного учения и научным познанием мира. В форме диалога девочки-школьницы и ее отца («Ребячий рай») Нагиб Махфуз передает тот внутренний диалог, который он ведет с самим собой всю свою жизнь, который так или иначе продолжается во всех его книгах.
В основе также «детского» рассказа «Фокусник украл тарелку» лежат размышления о человеческой жизни, о тех опасностях и соблазнах, которые на каждом шагу подстерегают человека, и о выборе им своего жизненного пути.
Рассказ «Под навесом», опубликованный Махфузом в 1968 году, был встречен египетскими читателями и критиками как непосредственная реакция крупнейшего художника Египта на то состояние морального шока, которое переживало египетское общество после поражения в арабо-израильской войне 1967 года. Созданная Махфузом картина «безумного, безумного мира» не имеет ничего общего с абсурдистским искусством, влияние которого сильно сказывалось в тот период в египетской литературе. Сцены обмана, насилия, жестокости, воплощенные в гротескно-натуралистических и фантасмагорических образах, завершаются финалом, который осуждает пассивность перед лицом зла. Художник хочет убедить людей в том, что, занимая позицию невмешательства в беззаконие, творимое у них на глазах, они обрекают себя на гибель. Пассивность ведет лишь к тому, что и те, кто ограничивается ролью наблюдателей, не вступая в активную борьбу со злом, падут в свой черед жертвами насилия.
Скорее всего рассказ «Под навесом» может быть назван современной притчей, так же как и «Норвежская крыса», в котором Махфуз выразил свое понимание ситуации, сложившейся в Египте после подписания его правительством кэмп-дэвидских соглашений о сепаратном мире с Израилем. Романный характер мышления, склонность к морально-философской оценке действительности побуждают Махфуза часто пользоваться различными формами иносказания. Тем самым он как бы продолжает сразу две традиции — средневековой арабской прозы, видевшей свое предназначение в том, чтобы поучать читателя, развлекая его, и египетской национальной новеллы, с самых первых своих шагов обратившейся к злобе дня, к острым политическим и общественным вопросам.
Баха Тахер принадлежит к поколению так называемой новой волны, т. е. молодых писателей, пришедших в литературу в 60-е годы и выразивших в своем творчестве резкий сдвиг в настроении и мироощущении египетской интеллигенции. Этот сдвиг был вызван быстрым развитием буржуазных отношений, влекущим за собой отчуждение и индивидуализм. Б. Тахер не слишком плодовит как новеллист — за четверть века у него вышел лишь один сборник рассказов. Однако, занимаясь режиссурой на радио, литературной критикой, переводами, он постоянно возвращается к новеллистике. Уже в 80-е годы он выпустил еще один сборник рассказов и повесть «К востоку от пальм» (1985).
Включенные в сборник три рассказа Баха Тахера написаны в разные годы и в разной манере, но, пожалуй, во всех трех, в присущей им драматургичности построения, ощущается режиссерский опыт автора. Рассказы привлекательны не только хорошим профессиональным уровнем, но и определенностью авторского отношения к изображаемым им сторонам жизни, что было немаловажно в период неустойчивости общественных и нравственных понятий и идеалов.
Герой-рассказчик Баха Тахера, он же носитель авторского начала, не замкнут, как это было свойственно многим героям молодых «шестидесятников», в безвыходности своего внутреннего «я», он общественно, граждански активен, и адреса его критики четко определены. Более всего претит ему желание остаться в стороне от любых конфликтов, отсидеться в кустах, когда жизнь требует четкого выбора и решительного вмешательства. Худшая, в его глазах, роль — это роль статиста на сцене исполненной конфликтов общественной жизни.
Близок к отчаянию и к утрате мировоззренческих ориентиров был в своем раннем творчестве Мухаммед аль-Бусати. В рассказах его второго сборника «Разговор с третьего этажа» (1970) нередки ситуации, когда герой оказывается перед мучительным моральным выбором, на грани отступничества, предательства. Однако в конечном счете победу в человеческой душе одерживает гуманное начало, которое, правда, не всегда проявляется в действии, как у героев Баха Тахера. Жестокая жизнь на каждом шагу ставит волчьи капканы человеческому достоинству, и герой Бусати не отваживается на открытое противоборство, хотя и полон внутреннего протеста. В таком ключе решена тема сиротского детства в рассказе «Мой дядя и я».
В 80-е годы Мухаммед аль-Бусати (к настоящему времени он уже является и автором двух романов) обращается к теме национально-освободительной борьбы и арабо-израильских войн. В неприметном мужестве простых крестьян, стариков и мальчишек, он видит неодолимую силу народа («На обочине»). И та же внутренняя сила, но мрачная, настоянная на горе, ощущается в женщинах, потерявших мужей на войне («Вдовы»). Жизнь, которую ведут герои Бусати, по-прежнему тяжела и драматична, но в последних рассказах писателя жизни противостоит не человек-одиночка, а общность людей, скрепленная единой судьбой и единым чувством. В их душевной стойкости и сам Мухаммед аль-Бусати черпает моральные силы.
Начавший публиковаться в 1963 году, когда ему не было еще восемнадцати лет, Гамаль аль-Гитани, по выражению египетского критика Фарука Абд аль-Кадера, «родился как писатель после июня 1967 года и под прямым его воздействием: «поражение»— первое слово на первой странице его первого сборника, с него все начинается и к нему же возвращается».
В течение нескольких лет Гамаль аль-Гитани работал военным корреспондентом газеты «Аль-Ахбар» и был очевидцем событий «войны на истощение», которую вели египетская и израильская армии, разделенные узкой полосой Суэцкого канала. Но молодого писателя события войны интересуют не сами по себе, не как повод для выражения своих патриотических чувств. Тема его военных произведений, рассказов и романа «Ар-Рифаи» — народ и война. Рассказывая о солдатах на поле боя, о крестьянах, оставшихся в деревнях прифронтовой полосы, он исследует проявления народного характера в жестоких условиях военного времени.
Воздействие поражения сказалось не только в прямом обращении к военной теме, но и в резко возросшем интересе литературы к прошлому, к истории арабского мира, к наследию культуры средних веков. В прошлом литература ищет истоки и причины многих явлений, лежавших в основе военной слабости Египта и приведших к его поражению. Гамаль аль-Гитани — прекрасный знаток египетской истории, трудов средневековых историков и хронистов. Им создан целый цикл рассказов, написанных в стиле средневековой хроники, но трактующих под видом исторических самые злободневные, современные сюжеты. Вместе с тем знакомство с историческими трудами убедило Гитани, что их авторы часто далеки от беспристрастной оценки событий и людей, что оценка эта меняется в зависимости от того, на чьей стороне стоит автор и чьи интересы защищает в историческом споре общественных сил. Теме «написания» и «переписания» истории посвящен рассказ «Поминание славного Тайбуги, защитника обиженных».
