Джессика Андерсон - Лицедеи
Заметка о делах компаний, принадлежащих Теду Китчингу, на газетной странице, обращенной кверху (где Грета не могла ее не увидеть), была обведена неуклюжим красным кружком. Грета положила упавшие вещи и газету на столик, но не взглянула на мужа.
— Сильвия приезжает в среду. Я попрошу ее прийти как можно скорее. А если ты снова захочешь увидеть Кейта Бертеншоу, пожалуйста, не проси Сидди звонить ему. Я позвоню сама. Я приглашу его, как только ты этого захочешь.
Уже повернувшись, чтобы уйти, Грета сказала негромко, но с угрозой:
— Что же касается других твоих желаний… Я буду сопротивляться, Джек. Я буду сопротивляться.
Она бросила кофту на садовый стул и взяла грабли. На лужайке уже высилось несколько кучек мусора, и Грета принялась сгребать их вместе. В соседних садах росло много кустов и деревьев, и разноголосые крики птиц сливались в громкий неумолчный хор, будто над садами раскинулся звучащий шатер. Грета вдруг резко подняла голову и увидела, что Джек не сводит с нее торжествующих глаз. Она решительно повернулась к мужу спиной и молча продолжала свою работу, часто двигаясь совсем не туда, куда нужно, только бы не смотреть ему в лицо. Грета сгребла весь мусор в одну большую кучу около детских качелей и аккуратно передвинула ее прямо к силосной яме. Но она не прикоснулась к осыпавшимся лепесткам сливы, как никогда не сгребала летом цветы джакаранды, красиво оттенявшие розовато-лиловые ветви обронившего их дерева.
Японский контейнеровоз медленно двигался по заливу, один буксир тащил его за нос, другой сопровождал. Розамонда разглядывала контейнеровоз и разговаривала по телефону с Гермионой.
— У нее все такое же круглое лицо и голова в кудряшках. И она все такая же худая, а живота совсем нет, мне на зависть.
— У Стюарта тоже нет, — сказала Гермиона. — Он, кстати, показал мне несколько домов, но все слишком дорогие.
— На таких женщинах любая одежда имеет вид. Я все-таки сяду на диету. Сильвия, правда, перестала заботиться об одежде.
— Раньше она просто с ума сходила из-за тряпок.
— Мы все сходили с ума.
— Но не так, как она. Молли, наверное, знает, что Сильвия возвращается.
Молли, с некоторых пор Молли Фиддис, была первой женой Джека Корнока, с которой он развелся, уличив ее в супружеской неверности, когда захотел во что бы то ни стало жениться на Грете. Дети Греты никогда не видели Молли, но она стала для них легендарной личностью после того, как Гарри, просматривая газеты в читальном зале публичной библиотеки, наткнулся на сообщение о бракоразводном процессе супругов Корнок. Дети Греты пользовались газетными заголовками того времени как им одним понятными шутками. «Деньги припрятаны в сиденье автомашины!» — выкрикивали они друг другу, а потом переходили на шепот, соответствующий в их игре мелкому шрифту, и добавляли: «Заявила оставленная жена».
— Стюарт наверняка скажет Молли, — проговорила Розамонда, не спуская глаз с японского корабля.
— Мама, по-моему, думает, что Сильвия приезжает из-за папы.
— Наверное, она права. Смешно предполагать, что люди не беспокоятся о наследстве.
— Да? А ты беспокоишься о наследстве, Рози?
— Лично я — нет. Если бы я нуждалась в деньгах, тогда другое дело.
— Это правда, про Теда?
— Что именно?
— То, что написано в газетах. Я не верю, что это правда.
— Не знаю, Мин. Тед не намерен принимать все это всерьез. И я тоже.
— Во всяком случае, пока, — сказала Гермиона.
— Это верно: пока. А ты беспокоишься о наследстве, Мин?
— О папином? Конечно нет. Все останется маме.
— Так считалось до инсульта. Вернее, до первой папиной болезни. Помнишь, он тогда не захотел пригласить врача? С этого все началось.
— Его настроение — проявление болезни.
— За последние несколько дней Кейт Бертеншоу уже дважды приезжал к папе.
Гермиона помолчала. Потом сказала:
— Папа не может оставить маме только дом. Это незаконно.
— Даже если он оставит все остальное своим родным детям? Или одному из них?
Гермиона снова помолчала, а потом решительно заявила:
— Не знаю.
— Тэд считает, что после папы останется около трехсот тысяч. Не говоря про незаконные доходы.
— Ох, — проворчала Гермиона, — вечно ты твердишь про незаконные доходы.
— «Деньги припрятаны в сиденье автомашины!»
Но на этот раз Гермиона не рассмеялась знакомой шутке.
Тогда Розамонда решила, что хватит играть в прятки:
— Маме нужно посоветоваться с адвокатом не только из-за папиного завещания, Мин.
— Мне пора, — тут же прервала ее Гермиона. — Я еще не начинала готовить обед.
— Маме нужно посоветоваться, где брать деньги на жизнь.
— Что? — рассеянно откликнулась Гермиона. — Папа по-прежнему не дает ей ни копейки?
— Тед считает, что мама должна стать официальным поверенным папы, я ей сказала, но она что-то пробормотала, и все.
— Мама объяснила тебе, что она уже старая женщина? — рассмеялась Гермиона.
— Да, и это тоже. И что-то о своем праве поступать, как она считает нужным. Мама страшно измучена.
— Мы все это знаем, — ответила Гермиона.
— И все-таки мало ей помогаем.
На этот раз молчание продолжалось так долго, будто их разъединили. Но наконец Гермиона снова заговорила:
— Ты права. Помогаем мало.
— Потому что мама не подпускает к себе. И раньше не подпускала. И мы о ней забываем.
— Надо стараться не забывать. В последнее время мама чуть-чуть оттаяла. Знаешь, что она сегодня сказала? «Пора мне освобождаться от старых привычек, освобождаться от пут». От пут! Гай снова ушел из дому, ты слышала?
— Может быть, ему лучше уйти совсем? Тридцать один год все-таки.
— В том-то и беда, что уйти совсем он не хочет.
— А маму это страшно удручает…
— Знаешь, тут я с тобой не согласна, — сказала Розамонда. — «Удручает» — неподходящее слово.
Разговор снова прервался.
— Я не была у мамы уже три недели, — проговорила наконец Гермиона. — Больше, наверное. Надо непременно заехать.
— И мне тоже.
— Но почему она всегда встречает нас в штыки? Почему она всегда нами недовольна, почему терпеть не может наших мужей? Маргарет она тоже терпеть не могла, пока они с Гарри не развелись.
— Родилась главнокомандующим. Правда, в последнее время командует уже только по привычке, тебе не кажется?
— Нет, не кажется. Слышала бы ты, как она сегодня разговаривала со мной по телефону…
— Бери пример с меня, Мин. Смейся или не обращай внимания.
— У меня не такой ангельский характер…
— Я не говорю, что…
— … как у тебя, по словам мамы. Прости, Рози. Звонят в дверь. До свидания.
Гермиона положила трубку и подошла к двери гостиной.
— Эмма, — с раздражением крикнула она, — посади Имоджин в манеж, иди сюда и почисти овощи. Джейсон, я, кажется, сказала, чтобы ты прекратил. Выброси сейчас же!
— Почему только я должна заниматься обедом, — обиделась Эмма, — пусть Джэз тоже помогает.
— Прекрасно. Джейсон, иди-ка сюда. Проверни мясо.
Эмма и Джейсон встали рядом с матерью у кухонного стола — все трое в одинаковых синих джинсах, в хлопчатобумажных майках — и принялись чистить, резать и провертывать мясо. Эмме исполнилось двенадцать лет, Джейсону тринадцать. Когда дети Гермионы и дети Розамонды, одинаково темноволосые и стройные, бывали вместе, их часто принимали за родных братьев и сестер. Гермиона тоже была смуглой и черноволосой. Высокая, крупная, она в свои тридцать пять лет сохранила совершенно гладкое, хотя и чуточку поблекшее лицо, высокую, полную грудь и горделиво изогнутую шею. По спине у нее вилась толстая коса, перехваченная на конце резинкой. У Греты не осталось ни одной фотографии покойного мужа, но Гарри, единственный из ее детей, кто хорошо помнил отца, говорил, что достаточно взглянуть на Гермиону и на пятерых внуков Греты, чтобы понять, каким удивительно красивым человеком был Хью Полглейз.
Когда позвонила Розамонда, Гарри стоял в кухне. Одной рукой он держал трубку, другой переворачивал мясо, которое жарил на решетке.
— Я просил Стюарта поговорить с Джеком, — сказал он. — И сам тоже говорил. Но Джек недосягаем. Молчит, и все. Вдвойне недосягаем из-за болезни. Я предлагал маме взять деньги у меня, пока она в таком положении. Ты тоже предлагала. Что еще можно сделать?
— Я пытаюсь что-нибудь придумать, — ответила Розамонда.
Розамонда тоже помнила отца, помнила, как он умер, как все они жили после его смерти, и это придавало особый оттенок ее разговору с Гарри. Розамонда говорила с ним более спокойно, более трезво, более сосредоточенно, будто годы, когда они с Гарри помогали матери присматривать за двумя младшими детьми, наложили на их отношения особый неизгладимый отпечаток.
