Алексей Рубан - Три дня и три ночи
Магазин (а точнее говоря, некая помесь выставки достижений современных компьютерных технологий и офиса) встречает меня блеском стекол многочисленных стеллажей, гудением системных блоков и упоительной прохладой, порожденной великим изобретением людского гения – кондиционером. Человек по имени Норм, из-за которого, собственно, я и оказался в таком непривычном для себя месте, сидит прямо напротив входа перед каким-то навороченным монитором и упоенно клацает клавиатурой. Размеренной походкой подхожу к Нормовскому столу, бесцеремонно плюхаюсь в небольшое кресло и с ходу выдаю цитату из Ницше по поводу смотрящих в бездну*, отдавая дань своей излюбленной традиции эпатировать окружающий люд с порога.
* Имеется в виду фраза Фридриха Ницше: “Когда долго смотришь в бездну, бездна начинает смотреть в тебя”.
Впрочем, на Норма мое ерничество всегда действовало слабовато, вот и сейчас он невозмутимо переводит взгляд с экрана на меня, еле заметно улыбается и протягивает для пожатия руку. От столь явных проявлений иммунитета к своей харизме я прихожу в неистовство и начинаю откровенно юродствовать, изощряясь на все лады. Спич мой поражает масштабностью и синкретизмом: здесь и эпические истории о кровавых схватках с “христианскими отродьями”, и исполненное неизбывного трагизма повествование на тему “Объятия зеленого змия”, и величественная ода утреннему кровохарканью. Я уже вплотную подбираюсь к недавно разработанной концепции вселенского эгоизма, как вдруг замечаю, что Норм совершенно спокойно продолжает заниматься своей компьютерной белибердой, не проявляя даже видимости заинтересованности моим словоблудием. Да, при таком раскладе руки опустились бы у кого угодно. Я все же делаю последнюю отчаянную попытку хоть как-то впечатлить публику, но и извлеченное из кармана на глазах у всего магазина пиво не производит ровным счетом никакого эффекта. Засим я окончательно увядаю и, отхлебнув изрядный глоток
“Таллера”, совершенно потерянным голосом прошу принести мне пять болванок по двадцать пять центов за штуку. Норм отправляется в соседний зал за заказом, я смотрю ему вслед и вспоминаю, как мы с ним на кухне заедали водку пельменями и слушали “Детей декабря” на старом отечественном проигрывателе. То было безумное время, когда наша хайрато-джинсовая компания могла целыми днями бродить по улицам, дуя “Red Bull” и приводя в недоумение прохожих своим идиотским смехом – таким, какой можно вызвать у человека только в шестнадцать лет. Тогда нам не нужно было искать повод для радости, она и так перла из нас во все стороны. Самое же главное заключалось в том, что почти каждый день мы открывали для себя что-то новое в окружающем мире и кайфовали от этого в святой и простодушной уверенности, что так будет продолжаться вечно.
Рок-н-ролльно-алкогольно-либидозным радостям молодых посвящено огромное множество книг, но мне все-таки кажется, что мы стоили того, чтобы о нас была написана еще одна. И дело здесь вовсе не в моем непомерном тщеславии, просто наш круг действительно был необыкновенным. До сих пор по городу можно услышать бесконечно далекие от реальности легенды из жизни моих друзей, которые так очаровательно сочетали в себе застенчивость с бесшабашностью. Норм, кстати, увековечен в одной из них как изобретатель убойного коктейля по типу гриновского “Боже мой”, куда входили водка, пиво и кока-кола. Потягивая эту незабываемую смесь, мы продружили вплоть до самого окончания школы, а потом мой верный соратник встретил Норму, которая из всего окружения своего ненаглядного больше всего не любила меня, женился на ней и, съехав с родительской квартиры, окончательно пропал из поля нашего зрения. Не работай он сейчас в двух кварталах от моего дома, мы бы по-прежнему общались исключительно через посредничество общих знакомых. Правда, задумываясь над этой ситуацией, я неоднократно ловил себя на мысли, что Норм мне уже далеко не так интересен, как то было во время оно.
И неважно, почему это случилось: по причине ли моего снобизма либо из-за семейной жизни, способной исковеркать кого угодно, – суть тут все равно одна и та же. Ну а вся клоунада, которой я упоенно предавался пару минут назад, была всего лишь следствием подсознательного раздражения, испытываемого мною в последнее время при виде этого человека. Я вряд ли был бы способен жить так, как
Норм, изо дня в день двигаясь по стандартному вектору “дом – работа
– дом”, лелея беременную жену и наслаждаясь рассуждениями на тему предстоящего ремонта в своей квартире. От подобного варианта бытия моя “творческая натура” тут же встала бы на дыбы, требуя в качестве компенсации как минимум двести грамм, ну а вот Норм счастлив, видно это невооруженным взглядом, и можно держать пари, что в его внутреннем мире царят спокойствие и благодать (не то что у некоторых). Хотя что уж там: выбор за меня никто не делал, я знал, на что иду, кроме того, даже в подобной ситуации можно найти свои плюсы. По крайней мере Норм и ему подобные однозначно лишены удовольствия закрыть лицо волосами и предаться на глазах у окружающего люда возвышенным страданиям под звуки чего-нибудь из HIM*.
* H I M – финские рокеры с инфернальным имиджем и красивой музыкой.
Проходит несколько минут, по истечении которых появляются болванки с
Нормом придачу. Я сую ему причитающееся с меня, в большинстве своем сильно измятое и в некоторых местах даже слегка надорванное, а затем между нами возникает заминка. Затевать долгоиграющий разговор мне совершенно не хочется, да и Норму, похоже, не терпится поскорее вернуться к своим обязанностям, однако прерывать общение сразу же после акта купли-продажи было бы не слишком вежливым. Выхожу из положения, начиная перечислять коллективы, в потенциале должные занять место на только что приобретенных болванках. В итоге мы еще немного времени довольно вяло обсуждаем пути развития современного музыкального шоу-бизнеса. Потом следуют дежурные рукопожатия, обмен стандартными формулами прощания, и, наконец, я отчаливаю, напоследок изобразив руками помпезный жест, призванный, вероятно, символизировать все величие и мощь мирового зла. Дверь за моей спиной недоуменно скрипит, и я думаю, что нормовские сотрудники за ней испытывают сейчас приблизительно те же эмоции. Дикие люди, дети гор, ну что еще здесь можно сказать?
После ворлдтековского кондиционера жара на улице кажется еще невыносимее, что мгновенно порождает желание дальнейшего пива, каковое и приобретается в соседнем ларьке. До запланированной на вечер поездки остается еще больше шести часов, и передо мной автоматически возникает проблема их рационального использования.
Конечно, с точки зрения логики мне стоило бы сейчас отправиться домой, чтобы отоспаться, хотя бы частично сбросив с себя многодневную усталость, усугубленную к тому же двумя литрами
“Таллера”. К сожалению (а летом это проявляется особенно), логика не слишком-то любит вступать со мной в альянс, и поэтому я начинаю движение в сторону, прямо противоположную местонахождению моего дома. Там, на городской площади есть уютные скамейки в тени деревьев, и ларьки с недорогим пивом, и даже (да простят мне дамы и пуритане) относительно пристойные общественные туалеты. Ну а самое привлекательное в этом месте заключается в том, что где-то рядом живет Лайт, и у любого сидящего в тени какого-нибудь платана, коих так много в районе нашей любимой площади, есть реальный шанс повстречаться с этим чудом природы. Мне, правда, еще ни разу не выпадало такого счастья, однако почему-то именно сегодня я уверен, что обязательно с ней столкнусь (в чем есть изрядная вина выпитого за день пива). Может быть, даже она будет одна, и нам предоставится потрясающая возможность забыть на какое-то время о необходимости корректировать свое поведение, подстраиваясь под окружающих. Мы поговорим о литературе и о музыке, о себе и о других, периодически я стану ерничать, а она смеяться – так может продолжаться до бесконечности. Но вот вопрос: хочу ли я чего-то большего, чем эти долгие разговоры с легким намеком на флирт? Ответить однозначно сложно, и все же я скорее склоняюсь к отрицательному варианту.
Одиночество, конечно, штука несладкая, да и мысли о будущем без семьи и близких в последнее время все чаще и чаще бродят в моей голове. И тем не менее, несмотря на все эти душевные порывы, мне проще всего жить так, как это происходит на сегодняшний день.
Практика показывает, что интеллектуальные беседы рано или поздно превращаются в рутину, и хорошо, если это будет просто топкое болото, в котором увязаешь так быстро, что не успеваешь даже крикнуть. В худшем же случае начинаются скандалы, при одной мысли о которых меня всего передергивает. По-моему, с течением времени я потерял веру в существование на земле этого самого “своего человека”, который так всем нам необходим…
