Алексей Рубан - Три дня и три ночи
Эдлунда*, окутанного густым сигаретным дымом. Когда же, некоторое время спустя, я случайно услышал, как моя родительница объясняет
Коле-Пете-Жене, что компьютер трогать нельзя, и взамен предлагает какую-то из моих старых игрушек, мне захотелось выпить залпом стакан водки и в кровь разбить себе кулаками лицо.
* Й о х а н Э д л у н д – музыкант и духовный лидер одной из лучших групп шведского андеграунда “Tiamat”.
Сегодня на вопрос: “Чего ты больше всего боишься на свете?” я бы, не колеблясь, ответил: “Себя”. Я сам выбрал эту тоску, эти бессонные ночи и дни, полные постоянного напряжения, ослабить которое может разве что алкоголь. Я сам своими собственными руками разрушил то, о чем мечтал, и жалею об этом, но все же не настолько, чтобы хоть что-то изменить. Мне жутко думать, что я не могу жить иначе, что для меня нет иного пути, что*я такой, каким мне суждено быть навсегда*.
Но выхода нет, и еще долго я сижу на полу в узком проходе, соединяющем прихожую с кухней, уперев ноги в противоположную стенку, размазывая влагу по лицу. Когда же я, наконец, поднимаюсь и, швырнув на комод согретый теплом ладони глазик, беру курс на свою комнату, за окном моего дома стоит непроницаемая, кромешная тьма…
Той душной летней ночью мне, разметавшемуся на нерастеленной кровати, привиделся странный сон из тех, которые совершенно не фиксируются впоследствии сознанием, а лишь оставляют поутру ощущение какой-то смутной потери, которую невозможно сформулировать словами.
Нечто похожее, как мне кажется, испытывал герой майринковской
“Королевы Брегена”, с его видением унылого и мрачного болота. В этом сне я стремительно падал, приближаясь к какой-то белой пористой поверхности, чем-то напоминающей парафин. Не знаю, способен ли человеческий язык передать то, что я чувствовал при этом. Наверное, ближе всего к описанию подобного состояния ощущение, рождающееся, когда проводишь пальцами с только что остриженными ногтями по ворсистой обивке дивана, однако и такая аналогия является весьма и весьма приблизительной. Это было похоже на некий внутренний зуд, а самое ужасное заключалось в том, что я все никак не мог упасть окончательно. Создавалось впечатление, что парафиновая твердь все время отдалялась от меня со скоростью, приблизительно равной скорости моего падения. При этом я был абсолютно уверен в том, что расстояние до белой поверхности с каждой секундой сокращалось, однако, вопреки всем законам физики, я продолжал свой гротескный полет в волокнистой атмосфере. Тут мне в голову пришла мысль, что так может продолжаться бесконечно, и от нее я внутренне содрогнулся.
“Ад – это повторение”, – вспомнил я фразу, вычитанную, кажется, у
Кинга, и ощутил безумное желание заорать во весь голос. И вот в тот самый момент навалившегося на меня безудержного страха перед неизбежным я услышал голос.
Как и положено по всем канонам, он шел отовсюду, но при этом в нем напрочь отсутствовали пресловутые грозные и обличительные интонации, свойственные третьесортным голливудским ужастикам. Напротив, голос этот звучал абсолютно нейтрально. Я отнюдь не хочу сказать, что в нем было что-то механическое, то, что в сайенс-фикшн используют как штамп, чтобы показать некую чужеродную и бесконечно далекую от человека субстанцию. Нет, голос в моем сне был именно бесцветным, лишенным не только интонационной окраски, но даже тембра, и невозможно было сказать, кому он принадлежит – мужчине или женщине.
Объяснение это никуда не годится, оно и близко не передает сути услышанного мной, однако я сомневаюсь в том, чтобы кто-нибудь другой смог бы выразиться точнее, ведь описать то, чему нет аналогов в реальной жизни, невозможно. Впрочем, так, наверное, мог бы звучать глас Божий.
При первом же звуке, наполнившем собой окружающее пространство, со мною произошли резкие метаморфозы. Падение прекратилось, и я, вновь опрокидывая один из основных постулатов старушки физики, завис приблизительно в нескольких метрах от парафиновой равнины. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, я чувствовал себя словно бы завернутым какими-то гигантскими инопланетными пауками в плотный кокон. Все попытки что-либо изменить оставались бесплодными, ведь тело мое просто-напросто перестало слушаться команд, подаваемых мозгом. Невероятным напряжением всех сил организма я еще раз попытался сдвинуться с места, и тут до меня начал доходить смысл того, что говорил голос. Впечатление от услышанного было настолько сильным, что я мгновенно позабыл о своих трепыханиях и полностью сконцентрировался на смысле слов, рождавшихся неизвестно где, сразу же взрывавшемся в моей голове мириадами блестящих осколков.
“Цена счастья проста. (Еще один парадокс. Несмотря на то что прислушиваться к произносимому голосом я стал явно не с начала, у меня совершенно не возникло ощущения чего-то пропущенного.) Ты получишь то, о чем мечтаешь, если хотя бы раз за следующие три дня и три ночи послушаешься своего сердца. Сделай то, что должен сделать, и освободишься. Помни, цена счастья проста”.
Дальнейшие события разворачивались с невероятной скоростью. Осколки последнего слова еще не успели впиться изнутри в кости моего черепа, как до меня дошел смысл сказанного, отчего все тело от желудка до горла словно бы пронзило раскаленным прутом. Миллисекунду спустя я сорвался вниз, одновременно обретая способность двигаться. Только на этот раз белая твердь никуда не отдалялась. Я инстинктивно вытянул вперед руки в тщетной надежде хоть как-то смягчить удар, зажмурил глаза… и одним рывком вырвался из цепких объятий сна. Еще какое-то время мое покрытое испариной сознание удерживало в себе только что явившуюся мне картину, а затем меня снова взяло забытье, и на этот раз сон мой был глубок и никакие видения не тревожили его мерного хода. Проснувшись утром, я чувствовал себя вполне отдохнувшим и совершенно не помнил увиденного за ночь, только странное чувство чего-то очень важного, но забытого, некоторое время не давало мне покоя. Лежа в кровати, я несколько минут апеллировал к своей памяти, пытаясь восстановить то самое, так необходимое мне, однако все мои усилия оставались втуне. Наконец, я окончательно плюнул на свои безуспешные потуги и поплелся в ванную, предварительно врубив на кассетнике что-то из ранней Кататонии*, – идеальное средство для очистки мозгов от ненужных мыслей. Отвернув кран горячей воды, я внезапно подумал о том, что рано или поздно вспомню о приснившемся в эту ночь. Почему-то от осознания этого факта по спине моей пробежала неприятная дрожь.
День первый. Облака
Чувствую, это лето меня точно доконает. Парит неимоверно, солнце просто исходит жаром, и если постоянно не заливаться пивом, то уже через несколько минут глотка становится сухой и шершавой. Солнечные очки, конечно же, до известной степени спасают от бьющего сверху света, но даже в них я периодически останавливаюсь посреди улицы, чтобы как следует прочихаться, – это дает о себе знать моя многократно клятая аллергия. Дождя не было уже недели четыре, и очень хочется верить, что сегодняшняя дикая духота является предвестником хорошей вечерней грозы с громом, молнией, а может быть, даже и с градом. Да и облака, разрозненными хлопьями ваты плывущие по небу, внушают некоторую надежду. Впрочем, практика показывает, что на все на это нельзя слишком уж рассчитывать, хотя дождь сейчас не помешал бы никому. Осатаневшему от жары городу он бы принес прохладу и пусть временное, но все же облегчение, мне же – какое-то подобие душевного комфорта. Для поклонников всяческих там
Оффспрингов целый месяц сплошного солнца это, конечно же, рай на земле, ну а мне явно не хватает немного негатива в природе. Я хочу, чтобы с неба беспрерывно лило, хочу пристроиться под какой-нибудь аркой, слушать Radiohead и наблюдать, как тугие водяные струи станут хлестать по земле, распугивая горожан и курортников. На худой конец можно будет просто посидеть на своем крытом балконе с Ремарком в одной руке и сигаретой в другой. Кстати, по вечерам после дождя небо над моей крышей приобретает загадочный красноватый оттенок, на фоне которого полуразрушенный дом напротив вместе с парой высоченных деревьев выглядят почище, чем обложка любого “думового”** альбома. В последнее время моя склонность к созерцанию находится на весьма низком уровне, но очарование этого вида столь велико, что иногда я могу часами стоять, упершись руками в балконную решетку, и смотреть вдаль, позволяя мыслям течь в самых прихотливых направлениях.
* “K a t a t o n i a ” – тяжелый коллектив из Уэльса. ** D o o m – m e t a l – великое явление в музыкальной культуре конца двадцатого столетия. Общая концепция может быть выражена в словах “Бога нет” и “Она меня покинула”.
Но все это мечты, а в реальности я толкаю двери компьютерного магазина “WorldTech”, пряча бутылку пива в задний карман джинсов, дабы не смущать умы администрации и клиентов. Подобная техника у меня наработана годами практики, и за несколько секунд поллитровка уютно пристраивается в районе моей левой ягодицы, прикрытая сверху помятой футболкой с угрожающей надписью “Samael”. Вхожу внутрь.
