ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ
– На Алтае венгры? – подозрительно уставился на меня младший лейтенант.
– Он из бывших военнопленных. А потом, после гражданской, остался у нас и вызвал к себе жену – ей разрешили.
– Где он теперь?
– Умер. В сорок первом. Перед самой войной.
– Что-то у вас все умирают. Я еще проверю.
Больше я не мог выдержать. Сквозь тонкий непрочный слой джентльменской учтивости снова прорвалась партизанщина.
– Нас здесь никто не слышит? – спросил я шепотом и оглянулся по сторонам.
– Разумеется, никто! – Он тоже понизил голос и потянулся ко мне в нетерпении. – А что?
– Не чванься, горох, перед бобами, – доверительно шепнул я.
До него дошло не сразу.
– Что вы сказали?
– Это сказал вовсе не я. Это сказал Рофамес, выдающийся философ древнего Египта.
Выдающегося философа древнего Египта я открыл до войны, еще в школе, на каком-то скучном уроке. Особых познаний для этого не требовалось. Надо было только прочитать наоборот слово «семафор».
Младший лейтенант побелел. Я смотрел на него с завистью. Вот бы мне так! А то я, когда злюсь или смущаюсь, краснею, как нашкодивший первоклашка.
– Хулиганство! Вы забыли, где находитесь! Это вам даром не пройдет!
Он резко встал и вышел, оставив меня одного в ванной. Честно говоря, я струхнул. Побежит к своему начальству, нажалуется. Кому поверят – ему или мне?
Он вернулся с торжествующим видом.
– Лейтенант Мусатов, пойдете к полковнику. – Взял со стола мое личное дело, ловко перебросил папку из правой руки в левую. – Давайте, давайте!
Я пошел за ним. Он все оглядывался, зловеще улыбаясь: погоди, будет тебе… Надо было связываться с этим дубом!
– Сюда! – младший лейтенант, открыв дверь, пропустил меня вперед.
Навстречу поднялся худой, широкий в кости полковник с желтым лицом и седой головой.
– Товарищ полковник…
– Ладно, ладно! – он махнул рукой, показал на стул. – Садитесь, лейтенант.
– Его личное дело. – Младший лейтенант, почтительно согнувшись, положил на стол папку с бумагами.
– Вы свободны, Серков.
Тот лихо повернулся через плечо, вышел. Полковник подошел к столу, небрежно полистал мое личное дело.
– Знаете, зачем вас вызвали?
Я, пока сидел один в ванной, успел перебрать в уме все возможные причины. Не зря, ох, кажется, не зря младший лейтенант так напирал на мой венгерский язык!
– Так точно!
– Вот как! Зачем же?
– Мне не следовало так разговаривать с ним… Ну, с младшим лейтенантом этим.
Он сразу понял мой ход, усмехнулся, погрозил пальцем. Но все же опросил:
– А как вы с ним разговаривали?
Я честно выложил все, как было – полковник мне понравился. Особенно глаза: живые, с юморком.
Он выслушал, поглядывая на меня с доброжелательной улыбкой, а когда я упомянул про моего философа – рассмеялся.
– Рофамес? А что, звучит вполне по-египетски. Рамзес, Рофамес… Эх, молодежь, молодежь! На губе пушок, в голове ветерок… Между прочим, он тоже только из училища, как и вы. Немножко зазнайка: смотрите все кругом, какая я ответственная личность! А так неплохой паренек. Глаз у него по части бумаг зоркий: неточности, расхождения… Ну, ладно. – Он сразу посерьезнел, взгляд стал пристальным и цепким. – Мы вас тут подзадержали в резерве. Рацию хорошо знаете?
– Так точно!
– Скорость на ключе?
– На экзамене дал двадцать две группы в минуту.
– Хорошо… У Петруши служил?
Откуда он знает? В анкете у меня написано «Петрушкевич» – так была настоящая фамилия моего партизанского командира. Петрушей его звали только в отряде.
– Так точно!
Он махнул рукой:
– Да хватит вам!.. Подрывник?
– И это было.
Полковник знал обо мне многое. Да, неспроста, неспроста их здесь заинтересовала моя особа… Я все ждал, когда же полковник задаст тот, самый главный вопрос.
– А пошел бы на ту сторону?
Вот!
– Сложно все там… – Я замялся и признался по-честному: – Страшновато.
– Что верно, то верно. Но иногда бывает нужно. Ну, просто до зарезу необходимо.
Все было ясно и понятно. Необходимо – значит, придется идти. Какой разговор, если необходимо!
Я молчал, отвернувшись к окну и покусывая губы. Полковник стоял рядом и не сводил с меня взгляда.
Так прошла, наверное, целая минута. Больше молчать нельзя было:
– Мне одному?
– В составе группы… Нет, подумайте сначала, подумайте. А то как скажете «да» – потом неудобно будет отказываться.
Полковник пошел к столу. Надел очки со стальным ободком, снова стал листать бумаги. У него была смешная привычка: время от времени тянуть свое ухо двумя пальцами, словно он хотел сам себя приподнять.
Стучали стенные часы: тик-так, тик-так… Ого! Уже половина второго. Сейчас зазвонят. И они действительно забили, негромко, мелодично.
Так не хотелось идти на ту сторону! Но что делать? Где они еще найдут радиста с венгерским языком? Чтобы и радист, и язык.
Я поднял голову и негромко кашлянул.
– Ну как? – спросил полковник, снимая очки.
– Пойду.
– Твердо? Не передумаете?
– Теперь уже нет.
– Хорошо… – Он покрутил очки в пальцах. – Поступите в распоряжение майора Горюнова. Знаете его?
Я кивнул. Горюнова мне показал однажды на улице Сенька Гусаров. Маленький, розовый, вечно улыбающийся толстячок – никогда не подумаешь, что он связан с такими делами.
– Там, у него, вам подробно расскажут.
– Ясно.
Полковник встал, я тоже, думал – все. Но он махнул: сиди! Прошелся по комнате, сложив за спиной руки и ссутулив плечи.
– Пойдете радистом, ваше дело – рация… И еще… Меня очень интересует один человек.
Он замолчал, видимо, проверяя, какое впечатление произвели его слова. Или, быть может, ожидал, что я спрошу его о чем-нибудь. Но я не спросил.
– Старший вашей группы. Его фамилия Комочин. Капитан Комочин. Кстати, он, так же как и вы, говорит по-венгерски.
– Вы ему не доверяете?
Полковник потянул себя за ухо двумя пальцами.
– Я так не сказал. Я сказал: он нас интересует.
Но мне этого было мало. Что же такое? Идти в тыл противника с человеком, про которого не знаю, друг он или враг?
– Значит, доверяете?
– Товарищ лейтенант, выслушайте меня внимательно и постарайтесь правильно понять. Я не хочу вас ориентировать ни в одну, ни в другую сторону. И знаете почему? Я боюсь тенденциозности.
– Как? – не понял я.
– У вас создастся предварительное мнение о капитане, и тогда уже вы не сможете быть объективным. А нам необходимы именно ваши свежие, непосредственные впечатления. Капитан Комочин очень нужный человек, но не полностью для меня ясен. А там, на той стороне, перед лицом опасности, он раскроется весь. От вас потребуется только внимание.
– А если пойдет радист без знания венгерского?
Полковник понял меня неправильно, усмехнулся:
– Что, задний ход?
– Нет, нет! – затряс я головой. – Просто я подумал, может, лучше не говорить ему про мой венгерский?
– Не говорить? – Полковник задумался. – А получится ли? Наверное, не так просто скрыть знание языка… И вот что еще: прошу о нашем разговоре никому не говорить. Майору Горюнову тоже. Его не касается – это личное мое поручение вам.
– Значит, нас будет двое? Я и капитан Комочин?
– Нет. Еще один…
Тонко проверещал зуммер полевого телефона, стоявшего на столе.
Полковник снял трубку.
– Тридцать первый. – Он выслушал, озабоченно сдвинул брови. – Конечно, заходи, раз ты уже здесь. – И, укладывая трубку на место, сказал мне торопливо: – Сейчас зайдет майор Горюнов, я вас представлю. Немножко неловко, что у меня в кабинете, но ничего…
Майор Горюнов не вошел – вкатился. Без головного убора он был еще меньше и круглее.
– Иван Тимофеевич, – начал он прямо с порога, – из-за тебя все дело стало…
– Погоди ругаться. Вот, познакомься лучше, – полковник положил руку мне на плечо, – я подыскал радиста для твоей группы. Лейтенант Мусатов. Отличный парень. Партизан, подрывник.
Горюнов рывком повернулся ко мне, прищурился:
– А как по радиочасти?
Я встал:
– Только что из училища.
– Двадцать две группы, – добавил «мой» полковник.
– Вот это мне нравится! – Горюнов пытливо посмотрел мне в глаза. – Значит, пойдете?..
Майор Горюнов отвел меня в дом через дорогу, чуть наискосок.
Он начал с обстановки на фронте. Подвел меня к большой карте, висевшей у него в комнате, взял указку, как школьный учитель географии, и пошел сыпать номерами и названиями противостоящих немецких и венгерских частей. Потом ткнул указкой в зеленое пятнышко километрах в сорока от линии фронта:
– Вам вот сюда.
И стал излагать задание группы, в состав которой мне предстояло войти. Говорил он точно, четко, кратко, без лишних слов. Чувствовалось, что все им продумано до мельчайших подробностей.
Прежде всего он рассказал мне о недавних событиях в венгерской столице. Правитель страны адмирал Миклош Хорти, пытаясь в последний момент выскочить сухим из воды, объявил по радио о выходе Венгрии из войны. Однако немцы, наученные «изменой» других своих союзников, не дали старой лисе себя околпачить. Опираясь на свои эсэсовские войска в Будапеште, они арестовали Хорти и вывезли в Германию, а вместо него поставили вождя венгерских фашистов-зеленорубашечников Ференца Салаши, по-собачьи преданного фюреру.
