Андрей Филатов - Sugar Mama
Листы копировальной бумаги я протер ватой, чтобы убрать слишком свежий слой краски. Пока машинистка печатала, я побывал на сайте библиотеки Кеннеди, в которой хранятся подлинные рукописи книги «Старик и море». Их оказалось две. В одной – ровно сто страниц, в другой – на шестнадцать больше. Когда мы закончили печатать, у нас вышло ровно сто страниц. «Значит, – решил я, – у нас вышла копия первой рукописи». Рассматривая фотографии на сайте, я обнаружил, что во времена Хемингуэя издательства платили авторам за количество слов.
– И сколько же Хемингуэю платили за слово? – поинтересовалась Мишель.
– Понятия не имею.
– Так как же ты догадался?
– На каждом листе рукописи, в правом нижнем углу, были проставлены карандашом подсчитанные слова. «Зачем же еще Хему нужно было подсчитывать слова?» – решил я.
– И в копии ты сделал то же самое, – поцокала языком Мишель.
Тичер сдержанно улыбнулся, разводя руками.
– Потом целый день я подбирал его почерк, пробуя написать от руки название книги. Чтобы «The Old Man and The Sea» выглядело натурально, пришлось открыть учебник химии и вспомнить, как состарить чернила. Наконец, осталось только скрепить рукопись. И тут я чуть было не ошибся. В рукописи Хемингуэя сорок первая и сорок вторая страницы вложены отдельно. Думаю, он переписывал их уже после того, как рукопись была скреплена. Беседуя с русским, я понял, что он тоже может об этом знать. Русский на память называл суммы, за которые были проданы прижизненные издания Хемингуэя, названия издательств, которые их печатали, годы издания и многое другое. Я видел перед собой человека, который поставил себе цель найти в Гаване прижизненную книжку Хемингуэя. Что ж, его можно понять… В городе, где стойка каждого бара пропитана любимыми коктейлями папы Хема, его книги приобретают особую ценность. Но русский не знал, что в Гаване этих книг давно уже нет. И я тянул время, обещая достать ему «Старик и море»… Дальше, моя маленькая Мишель, ты отлично сделала свою часть работы. Теперь в спектакле наступает последнее действие. Жаль, что нас никто не пригласит на поклоны и не наградит аплодисментами. Но, может быть, это и к лучшему… Молодым актрисам вредно внимание публики. Оно им льстит и вызывает тщеславие. Я полагаю, талант актера заключается в том, чтобы уйти со сцены после первого поклона. Это поможет уберечь от зависти стоящих рядом партнеров, которым его успех – как сахарный тростник в заднице. А режиссеру, на мой взгляд, вообще не следует появляться на сцене. Ему не нужна вся эта шумиха, ажиотаж, выкрики «браво», цветы и признания красоток. Режиссер – это творец, вершащий судьбы зрителей игрой актеров. Он – бог, а богу положено скрывать свой облик.
– Тичер, ей-богу, сегодня твой самый лучший урок! – не удержалась от похвалы Мишель. – Если бы с самого начала я знала, сколько сил ты отдал этому делу…
– Вот видишь, – улыбнулся негр. – Стоит все-таки иметь дело с таким партнером, как я?! Не волнуйся, девочка, осталось совсем немного, и жизнь улыбнется тебе. Главное, не давай волю чувствам. Русский доставил тебе удовольствие, пусть завтра тебе доставят удовольствие его деньги. А вот и наши мальчики! – неожиданно воскликнул негр, махнув кому-то рукой в сторону набережной.
– Ты еще кого-то взял в дело? – спросила Мишель.
– У режиссера должна быть труппа, – заметил Тичер. – Видишь вон ту парочку?
– Мулат и белый?
– Точно. Белого парня зовут Тони – король улицы и твой брат, между прочим. Второго зовут Мигель – ходит у твоего братца в шестерках. Страшный бабник, держись от него подальше.
Мишель совсем не удивилась новоиспеченному родственнику.
– Начинается последнее действие? – поправила она заколку в волосах.
– Начинается, девочка, – подтвердил негр, – начинается.
Скоро к их столику действительно подошли двое мужчин и, заказав пиво, присоединились к разговору. В основном беседовали Тичер и Тони, Мигель все больше разглядывал Мишель и изредка кивал головой. Креолка внимательно слушала, не обращая на мулата внимания.
– Вот что, Тони, – сказал Тичер. – Если хочешь получить свою долю, ты должен достать десять тысяч долларов до завтрашнего утра.
– Это нереально, – покачал головой Тони. – Ты тянул до последнего момента, а теперь хочешь, чтобы я за один день нашел такие деньги? При всем уважении к тебе, Тичер, должен сказать, что ты спятил.
– Я не знал, сколько у русского денег. Мишель удалось выяснить это только вчера. Их могло оказаться меньше или больше, какая разница? Я предлагаю тебе десять процентов. Это две тысячи долларов за час работы. И ты говоришь мне, что я спятил? Если кто-то из нас двоих спятил, то точно не я. Кто еще предложит тебе такие деньги?
– Согласен, это отличные деньги за такую несложную работу. Но достать десять тысяч долларов до завтра я не смогу. Может быть, ты хочешь, чтобы я обратился в банк? Они скажут: «Мы так рады тебе, дорогой Антонио! Команданте Фидель просил передать десять тысяч долларов, чтобы ты обул русского loco. Вот, возьми деньги, Антонио! Может быть, тебе нужна машина, чтобы отвезти их домой?»
– Перестань! Сколько ты принес?
– Пять тысяч.
– Уменьшаю вашу долю до пяти процентов.
– Пошел ты к черту! – неожиданно вмешался Мигель. – Тони, чего ты тратишь время на этого старого идиота! Тичер пропах своими книгами, как школьная библиотека. Так ведь, Тичер?! С тебя можно писать инструкцию по жадности!
– Мигель прав, – заметил Тони. – Или десять процентов, как договаривались, или adios.
– Ладно, не кипятитесь, – неожиданно быстро сдался Тичер. – Вы правы, в таком деле не стоит недооценивать своих друзей. Все будет, как мы условились. Не стоит сердиться, Мигель, – повторил он, обращаясь к мулату. – Я знаю, ты хороший парень и не станешь злиться на старика. Когда в дело вложены общие деньги, каждому из нас дышится спокойнее, но когда деньги вложил лишь один, именно он и рискует получить астму, разве не так?
– Хорошо, – ответил Тони за приятеля. – Похоже, Мигель не сердится на тебя. Знаешь, если Мигель сердится, ничего хорошего не выйдет, но если молчит – считай, дело сделано. У Мигеля только два состояния: либо сердится, либо молчит.
– Даже когда трахается? – съязвила Мишель.
– Господь поторопился, когда дал язык женщине, – заметил Тичер. – Если кубинка шутит, лучше сразу вызвать роту пожарных.
– Зачем же роту? – усмехнулась Мишель. – Можно и одного, лишь бы его огнетушитель был в полном порядке.
Скривив губы, негр заметил:
– Похоже, у русского огнетушитель именно той модели, что тебе нравится?
– Ладно тебе, Тичер, – рассмеялась Мишель, – больше не буду. Просто кое-кому хорошо бы подумать о деле, а не пялить на меня глаза.
– Я все вижу. Ты ведь пришел сюда говорить о делах, Мигель? – спросил Тичер мулата.
Мигель промолчал.
– Будем считать, что именно так, – объяснил его молчание негр. – Вернемся к делу. Деньги с тобой? – спросил он у Тони.
Тони кивнул на пакет, лежавший у него на коленях.
– Хорошо, – сказал негр. – Вчера я заложил свою библиотеку за пятнадцать тысяч долларов. Да, да, – подтвердил он, когда три пары глаз одновременно уставились на него. – Что делать, друзья, что делать… Половину своей жизни я собирал книги… Не знаю, может быть, я и пропах ими, как школьная библиотека, но думаю, теперь ни у кого нет сомнений относительно серьезности наших планов?
Все согласно кивнули.
– Тогда, предлагаю выпить. Brindis рог salud, amor у dinero![9]
– За здоровье, любовь и деньги! – подняли свое пиво Мигель, Тони и Мишель.
– Сейчас заедем ко мне, сложим все деньги, и Мигель отвезет тебя к русскому, – сказал негр, обращаясь к Мишель. – Когда привезешь ее на место, – кивнул он Мигелю, – немного покрутишься, чтобы русский тебя запомнил, и быстро уедешь.
Тичер говорил тихо и уверенно. Всем стало понятно, что каждая деталь была им тщательно продумана и, что бы ни случилось, старый негр все предусмотрел наперед. Через полчаса компания покинула кафе на машине Мигеля.
– Если ты не против, я подожду Мигеля где-нибудь недалеко от туннеля, – обратилась Мишель к негру, когда машина немного проехала вдоль Малекона в сторону поворота на Ведадо. – Русский просил купить ром. Будет плохо, если вернусь к нему с пустыми руками.
– Ты права, – согласился негр. – Пусть русский выпьет как следует. И не надо, чтобы лишний раз мои соседи видели нас вместе. Где ты будешь ждать?
– У памятника Максимо Гомешу.
– Хорошо. До Репарто-Плайя мы доедем за двадцать минут, значит, через час Мигель подберет тебя у памятника.
Выйдя из машины, Мишель перешла Малекон и, пройдя несколько улиц, зашла в кафе El Torro. Заказав мальту, она спросила у бармена телефон. Спустя четверть часа в кафе зашел мужчина и присел за ее столик. Разговаривали они тихо, и все, что удалось услышать бармену, который принес мужчине банку пива, было лишь название порта Bahia de Matanzas. Мужчина о чем-то спрашивал Мишель, и она или утвердительно кивала, или, прикрыв глаза, отрицательно качала головой. Скоро она встала и вышла из кафе, показав бармену, что мужчина расплатится за мальту. По дороге обратно, к Малеко-ну, Мишель купила бутылку трехлетнего рома Havana Club и направилась к памятнику Максимо Гомешу, за которым почти сразу же начинается знаменитый гаванский туннель.
