Виктор Караваев - ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА
– Положи, – спокойно сказал он и, повернув лицо, поглядел широкоплечему в глаза.
Тот выронил пачку и отшатнулся от стола.
– Вон как, – сказал он сорвавшимся голосом. – Вон как, значит…
Извините. Не хотел я…
– Исчезни, – Шура уже не смотрел на него. – с днем рождения.
Молчание затянулось. Караваев вздохнул и закурил сигарету.
Затянулся несколько раз, потом стряхнул пепел и вдруг склонил голову, пытаясь поймать зрачками взгляд нового приятеля…
– В детстве я, конечно, мечтал стать милиционером, равно как и моряком, космонавтом и разведчиком, – сделав добрый глоток, вступил в разговор Валера.
Он был среднего роста, подтянут и по возрасту старше всех в компании. Говорил неспешно, взвешивая каждое слово:
– Со временем приходило понимание, что мечтам этим вряд ли суждено сбыться, хотя взрослые коварно использовали мою детскую наивность в своих целях. Убеждением, что для полетов в космос необходимо быть сильным, а значит, хорошо кушать, меня вынуждали съедать каждое утро тарелку манной каши. Рассказав, что капитану дальнего плавания жизненно необходимо отличное знание математики, меня заманили в специальную физико-математическую школу. К концу десятого класса иллюзии развеялись окончательно, и я поступил в технический вуз на факультет, связанный с робототехникой. Видимо, повлиял Азимов со своей фантастикой…
Учился я так себе – без хвостов, но и на "красный диплом" не тянул. В свободное от учебы и личной жизни время подрабатывал техником-лаборантом в КБ при нашем же вузе. Должен сказать, что наше КБ спроектировало и сделало некое устройство для КГБ, а именно для внешней разведки. В чем там суть, рассказывать не буду, скажу только, что за все годы службы я ни разу с этим прибором не столкнулся.
А зачем на этом заводе были военпреды и что по ночам вывозили с территории на железнодорожных платформах под брезентом и вооруженной охраной, честных советских граждан не интересовало. Вот на этом гиганте отечественной индустрии я и намеревался внедрять промышленных роботов и иные передовые технологии… На удивление, начальник отдела кадров принял меня без особого восторга. Повертел в руках мое направление и грустно вздохнул: "Знаешь, парень, погорячились мы… Заказали двенадцать инженеров по твоей специальности. А у нас-то, если честно, и троим работы нет… Так что, дадим тебе открепление, и гуляй…"
И вот иду я голову повесив, думаю тяжкую думу: куда на работу устроиться, чтоб семью кормить. Ибо была уже к тому моменту семья – жена и маленький ребенок. Вдруг откуда ни возьмись – знакомый из параллельной группы: "Ты чего такой кислый?
" Объясняю, что так мол и так, остался без работы. "Вот здорово, – говорит. – А я как раз компанию ищу. Меня тут зовут в налоговую полицию работать, в вычислительный центр, там еще есть места. Пойдешь?" – "Ну, ты даешь! Какая полиция?!" – "Да ты не думай, ты только будешь называться полицейским, а на самом деле будешь работать инженером. Белый халат, осциллограф, паяльник…
Зато будешь получать "за звездочки", паек, бесплатный проезд, льготы всякие…" Попробовал. Удивительно, но на работу в милицию меня взяли.
А потом выяснилось, что меня "развели". Какой белый халат…
Какой осциллограф с паяльником… Прошел стажировку, и понеслось… Через день – на ремень, дежурства, отработки, проверки, захваты и перехваты…
– Кем, говоришь, в армии был? Начмедом? – спросил Александр, он же Шурик.
Взъерошив светлые волосы, он продолжал:
– Знавал я одного начмеда. Слушайте, братцы… Была у нас в Тимирязевской академии кафедра с длинным названием – "Кафедра радиологии и защиты от оружия массового поражения".
Так вот был на этой кафедре Начмед. Фигурой он был вальяжной.
Против него никто никаких действий предпринять не мог, несмотря на то что Начмед был крайне ленив. Он единственный, кто мог без стеснения спать на людях. Начмед был неприкосновенным при любых обстоятельствах, так как был любимчиком самого проректора академии. А с такой протекцией делай что хочешь – никто ни полслова не скажет, ни против шерсти в жизнь погладить не рискнет. Да, лапа у него, что называется, лохматая была! Весь коллектив кафедры перед ним пресмыкался. Ну там, чтобы к студентам выйти, это было выше его достоинства. Даже аспиранты видели его крайне редко, он в основном в верхних лабораториях ошивался.
Несмотря на то что с кафедрй Начмед был прекрасно знаком, можно сказать с пеленок, да и торчал там безвылазно, ничем полезным он не занимался – только жрал да пил, ну и иногда себя демонстрировал. Из прямых обязанностей ему вменялось только одно – открыто людям не гадить. Но это всех вполне устраивало, потому что Начмед не был офицером медицинской службы.
Гражданским он был, а по характеру и складу ума – чистое животное. Но, несмотря на эти нелицеприятные характеристики, слава о Начмеде по всей академии ползла. Потому что кот он был. Но кот необыкновенный!
Вообще все эти профессора и доценты с кафедры природу любили. Целый зоопарк развели. Был здоровенный террариум с длиннющими змеюками, которых они кормили живыми мышами к всеобщему удовольствию. Забавное было зрелище. Еще был солидный аквариум с пузатыми тетраодонами – ну, такими рыбками, у которых самая ядовитая в мире печень. То ли они там втихую японской кулинарией баловались – суши из рыбки фугу готовили, то ли тетродотоксин из своих опытов извлекали – этого я не знаю. Но все равно среди всей этой экзотики Начмед особняком стоял. Вот действительно был кот Бегемот, в реале, а не в булгаковских сказках! Огромный был кошара. Ну тигр какой-то. Точнее не тигр, а свинья, покрытая кошачьей шерстью.
Об истинной истории Начмеда случайно проболтался один препод. Оказывается, что его судьба была неразрывно связана с другой гордостью кафедры – радиопротектором. Весь коллектив работал над его созданием, и назывался их шедевр "радиопротектор длительного действия".
Ты, Витек, должен знать, с чем это едят, само за себя название говорит – таблетка от радиации. Было это снадобье основано на каком-то чумовом веществе, напоминающем гормон стероидной группы, не встречающийся в природе и поэтому с жутко секретной формулой. И по фармакологическому действию эта дрянь являлась стероидом с суперсильным эффектом. Вот проректор это заметил и приказал вырастить себе гигантского котика…
Первый рабочий день Караваеву запомнился не столько знакомством с коллективом, сколько… разгрузкой кровельного железа, необходимого райотделу для латания крыши. Если поворошить память, помести по сусекам, то из ее закоулков выметутся такие факты, проанализировав которые можно сказать: это звенья одной цепочки. Хотя человеку со стороны эти факты покажутся не имеющими между собой ничего общего.
А общее есть.
Все (или почти все) торжества, отмечаемые на службе, как правило, не обходились без каких-либо авральных работ. Например, разодетые и уже слегка принявшие на грудь опера перед самым началом застолья были вынуждены откликнуться на клич начальника переносить большую партию стульев, неожиданно прибывших со склада. Ну чем не новогодний подарок?
Итак, первый рабочий день Витька был праздником, не омраченным даже неожиданно свалившейся работой. Он обсиживал свое новое рабочее место, скрывая легкое беспокойство по пово ду своих способностей, ведь опером, по утверждению одного из коллег, надо родиться.
Валерик и Шура, наблюдая его состояние гедонизма, корректно заметили, что в отделе есть много рутинной работы, которую кому-то нужно выполнять. Возможно, они намекали, что именно Витьку пора спуститься на землю и заняться ею, но он намека не понял и простодушно заявил: "Зачем нужна работа, на которую идешь как на каторгу?" Опера нахмурились, но промолчали. А такой работы иногда было вагон и маленькая тележка. К примеру, его приводил в недоумение факт существования оперативных нормированных планов.
Неужели в прокрустово ложе казенного документа можно посекундно уложить всю работу налогового полицейского?
А как в таком плане отразить времена творческого застоя, когда душа противится суровому слову "надо"? Но гордыню приходилось смирять, забывать, что ты не свободный художник, а государственный служащий, и покорно приступать к написанию плана, справки, отчета либо какого-то очередного документа, запрашиваемого свыше.
***
Начальник райотдела налоговой полиции Григорий Желдак, называемый недоброжелателями за глаза Елдаком, пошевелил ноздрями, словно вышедший на охоту древний человек, сверкнул маленькими, глубоко спрятанными под мощными надбровными дугами серо-стальными глазками, хлюпнул носом, поскреб пятерней трехдневную щетину, должную означать невероятную загруженность делами на протяжении последних суматошных суток и отсутствие в пределах досягаемости бритвенного станка, и на цыпочках прокрался по коридору до лестничной площадки, где стоял экспроприированный с Зеленого проспекта огромный, выкрашенный серебряной краской бетонный вазон, служивший пепельницей.
