Арнольд Цвейг - Затишье
«Пестрый» социальный фон эпопеи Арнольда Цвейга выписан в романе «Затишье» особенно густыми красками. Солдатская масса показана здесь дифференцированно, со всем разнообразием присущих ей типов, от солдат, далеких от политики и социальной проблематики, до рабочих — социалистов и революционеров, со всей глубиной их мыслей, ощущений, переживаний.
Не менее многогранно и правдиво рисует писатель других представителей немецкой армии, например лейтенанта Винфрида. Офицер, участник «спора об унтере Грише» — Винфрид все больше проникается демократическими идеями. Этому процессу содействует общение Винфрида с его невестой Берб Озан, с солдатом Бертином, с партизанкой Анной. Но, с другой стороны, Винфрид все еще находится в плену кастовых и семейных традиций. Недаром в полку его называют «лиховский птенец», ибо он любимый племянник и адъютант могущественного генерала германской армии Лихова. В романе «Затишье» читатель расстается с Винфридом, оставляя его смятенным и еще далеким от того, чтобы выйти на верный путь.
Особый интерес представляет образ унтер-офицера Гройлиха, который ведает всей информацией, получаемой командованием Восточного фронта. Однако Гройлих ведает информацией и совсем другого рода. В прошлом учитель народной школы, Гройлих — убежденный марксист. Передавая своим друзьям официальные сообщения, он комментирует их с точки зрения самой передовой и революционной идеологии. Поэтому роль Гройлиха в романе чрезвычайно велика. Он, как и военный писарь часовщик Мау, — один из тех, кто помогает широкому кругу людей, втянутых в войну, раскрыть глаза на ее истинную сущность.
Но есть в романе представители и другого, резко враждебного реакционного лагеря. Это омерзительно жестокий и тупой генерал Рихов. Это Янш, Грасник, Глинский, о которых многократно рассказывает Вернер Бертин. Они олицетворяют жестокий, грубый, захватнический дух пруссачества. Это они — конкретные виновники ограбления и бессмысленной гибели солдат. Они превращают войну в средство личной наживы. Они проводники идеологии пангерманизма, которая легла в дальнейшем в основу программы фашизма. Рисуя эти персонажи, Арнольд Цвейг показывает социальные слои, откуда черпали впоследствии свои кадры нацисты.
В романе «Затишье» не присутствуют непосредственно главные руководители первой мировой войны, которым уделено так много места в других романах Арнольда Цвейга. И тем не менее они здесь, незримые, за кулисами. Их присутствие выдает телеграмма генерала Лихова, который боится, что судьба событий на фронте решится без его участия, запросы по телефону генерала Клауса, который не хочет выпустить ни одной нити управления из своих рук и, руководя печатью, военной и тыловой, желает заранее подготовить мощный пропагандистский аппарат для борьбы с большевизмом. Об их присутствии свидетельствует далекая, но зловещая тень генерала Шиффенцана, представителя пангерманизма, идеолога тотальной войны.
Читатели 20-х и 30-х годов угадывали в этих образах знакомые им фигуры германских милитаристов: генералов Людендорфа, Клауса, Эйхгорна… Читатели 40-х и 50-х годов видят в них прообразы Шпейделя, Кейтеля, Гудериана и прочих столпов фашистской военщины, точно так же, как в промышленнике Шиллесе, мы узнаем не только Гуго Стиннеса, но и нынешних магнатов промышленности Западной Германии.
Разоблачение этих столпов империализма особенно остро звучит сегодня, когда в Западной Германии у государственного руля стоят снова те же силы, которые дважды на протяжении жизни одного поколения бросали Европу и мир в кровавую войну и привели Германию и немецкий народ к национальной катастрофе.
Вся эта бесконечная вереница людей сражается, действует, размышляет и спорит в момент, когда происходит движение огромных масс, не только в России и Германии, но и во всем мире.
Народы земного шара, подчеркивает Арнольд Цвейг, находятся в состоянии глубочайшего брожения, их сотрясают революционные бури, они охвачены все разрастающимися народно-освободительными движениями. Мир пришел к точке великого поворота. О твердую волю Ленина, говорит Арнольд Цвейг, разбиваются все происки врагов мира. Ленинский призыв к миру пронесся над человечеством. Он встречает отклик и сочувствие широчайших народных масс. Но империалистический лагерь не желает сдавать своих позиций, и в те самые дни, когда происходят переговоры о перемирии и мире, германские милитаристы, так же как и милитаристы Антанты, уже разрабатывают план кровавого вторжения в Россию, расчленения молодой Советской республики, насильственного отторжения от нее краев и областей.
Однако происки их обречены. Это символически выражено автором в самом построении романа. Роман открывается и заканчивается сценой игры в шахматы между слушателями рассказов Бертина. И мы узнаем, что «белые проигрывают».
Последовательный и пламенный защитник и пропагандист мира, Арнольд Цвейг, описывая войну, борется за мир. Вот почему сквозь все несправедливости, сквозь мрак, кровь, страдания, в его книгах звучит великая надежда — надежда на пробуждение все более широких слоев народа, призыв к доброй воле человечества, непоколебимая вера в то, что мир победит войну. Этот оптимизм, порожденный верой в разум трудящихся масс, в поступательный прогрессивный ход истории, сообщает особый характер самой манере авторского изложения. Мудрый, искушенный, глядящий в будущее рассказчик, всегда присутствует на страницах книги, и его умная ироническая усмешка заставляет и читателя правильно оценивать те заблуждения, метания, непонимание и отчаяние, которые порой овладевают героями Арнольда Цвейга.
Проза Арнольда Цвейга — трудная проза. Она лишена той литературной гладкости, которая позволяет читателю легко скользить по поверхности текста. Длинные, порой неровные, спотыкающиеся фразы, кажется, вот-вот сорвались с уст рассказчика. С талантом большого реалиста писатель насыщает свои описания огромным количеством бытовых деталей. Немецкая жизнь со всеми ее особенностями встает с этих неторопливых страниц. Арнольд Цвейг — мастер психологического анализа. Он рисует самые разнообразные типы, позволяет проникать в глубину мыслей, ощущений, интимных переживаний своих героев. Поэт-художник, он создал прекрасные картины нашей родины. Густые леса Литвы, ее быстрые реки, пушистые зимы, улочки маленьких городов, столбовые дороги, проселки, поредевшие рощи и весенние луга запечатлены в романах Арнольда Цвейга. Певец чистой и мудрой природы, он рисует также пейзажи, передающие трагизм войны: поля, изрытые воронками, зеленые кроны деревьев, снесенные снарядами, обугленные белоствольные березы и кустарник, скрывающий огневые батареи.
Создавая каждое из произведений своего цикла, всегда внутренне законченное и значительное, Арнольд Цвейг в то же время как бы возводит часть обширного ансамбля. Это относится и к роману «Затишье». В полной мере замысел Цвейга раскрывается перед читателем, когда он сопоставляет эту книгу с другими романами, в которых продолжено повествование о его героях. Так, в романе «Возведение на престол короля» мы узнаем о судьбе Винфрида, который рвет со своим империалистическим окружением и примыкает к демократическому лагерю. О дальнейшей деятельности и гибели социалиста-рабочего Паля мы узнаем в книге «Воспитание под Верденом». И нам суждено будет расстаться с Вернером Бертином в последнем романе цикла «Лед тронулся», где мы увидим Бертина, примкнувшего к революционному лагерю и к революции.
Эпос «Великая война белых людей» близится к завершению. Завершается огромный творческий труд писателя, который посвятил свою жизнь разоблачению империалистической войны, победе мира над войной.
Е. ЕлагинаЗАТИШЬЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Корнеплод
Глава первая. Эндшпиль
Солдат в редких случаях выражает свою радость шумно и многословно, разве только он неожиданно получит отпуск или пошлют его в служебную командировку. Массовая радость обычно прорывается у людей в серых шинелях во верх армиях мира приглушенным и протяжным возгласом. «Э-эх, браток!» — скажет сосед соседу, хлопнет его по плечу, и оба опрокинут несколько стаканчиков водки, если она еще водится в полковом кабачке или сохранилась в блиндаже на передовой. Но немая радость, постепенно усиливаясь, упорно растекается нынче по обе стороны Восточного фронта, от Балтийского моря до устья Дуная и еще дальше — на юг, по долинам рек и морскому побережью, а уж дойдя до Суэцкого канала, замирает в пустыне, ибо по песку двигаться трудно, и немецкие войска в Африке удерживаются только в лесных полосах.
Конец ноября 1917 года, мир затаил дыхание. Засыпанный снегом, раскинулся он вокруг местечка Мервинск, дороги и холмы здесь сливаются, перенасыщенные белизной. Силуэты ворон и сосен четко вырисовываются между слепящей поверхностью земли и безнадежно серым шатром неба, с которого непрерывно падает снег. Ручьи превращаются в ледяные тропы. Литовское местечко ютится в своей котловине, как белочка в гнезде, и над крышами его домов поднимаются пушистые дымки. Но не зимняя стужа заставила мир затаить дыхание. Двенадцать тысяч зим, подобно этой, прошли по земному шару со времени великого отступления глетчеров, заключительного парада последней ледовой эры. Что нового в том, что опали летние листья, что люди легли в свои могилы, что рухнули надежды, что сняты урожаи? Неистребимая вера в грядущую весну, в плодородное лето расцветает в душе человеческой, когда лед мостит реки и снег узкой горностаевой опушкой белеет на свежих надгробных крестах. Нет, мир затаил дыхание оттого, что война приходит к концу. Такая «война белых людей», какая неизменно бывает раз в столетие, особенно в землях по эту сторону Урала.
