Роман Волков - Клеймо Чернобога
— Опять нажрался, алкаш! Алкоголик! Ух, как же я тебя ненавижу!
А отец, что раньше вместе с дочерью прыгал с забора в сугробы и кидался в мальчишек снежками, сейчас отвечал жене:
— Помолчи, штоль, Катя! Надоели все! Мне уж шестой десяток, а все учат!
Ныне Семен достиг той удивительной стадии, когда уже не нужен ни телевизор, ни радио. Можно просто сидеть и смотреть на настенные фотографии. Вот ты в школе — на катке. Вот ты на выпускном, в новеньком, первый раз одеванном костюме, с большим воздушным шаром, у которого нарисованы глаза и хитрая улыбка. Вот — армия, на присяге перед красным флагом, в голубом берете, с автоматом. Вот ты на первом курсе, в колхозе на картошке — в стеганой фуфайке, с юношескими гордыми усами. Вот ты на выпускном, фотография всего курса. Вот ты в Первомайском РОВД. Вот ты в детской комнате милиции — старший инспектор, старлей. Вот Академия МВД. Вот ты в РУБОПе. Вот Железнодорожный угрозыск. Вот городской угрозыск, капитан. Вот ты с женой в роддоме — Влада маленькая, как красная куколка. Вот областной угрозыск. Владка в первый класс пошла. Майор, замначальника. Проводы. Проходная завода. А теперь можно сначала. Или с середины, вспоминая каждый миг и деталь каждого этапа.
Влада брякнулась на кровать. Денег, разумеется, таких семья не найдет, да и не стоит овчинка выделки. Ну а что дальше? Так же кончится другая школа. Только в приемной комиссии института заявят сумму раз в сто больше, которую смогут найти дети даже не всех богатых родителей. Ну и? На завод? Или по барам-по мальчикам?
Мальчикам.… Во Владиной небольшой жизни было только двое парней: Егор по прозвищу Мякина, длинноволосый брюнет с козлиной бородкой и Всеволод Гвидон, сероглазый блондин, постриженный наголо, с мускулистыми татуированными руками…
Вдруг дверь растворилась, прервав мысли девушки, в комнату вошел отец. Он четко проступал к дочкиной кровати, и неопытный глаз и не заподозрил бы, что он хоть чуточку нетрезв. Однако Влада сразу догадалась об обратном, мелкие штрихи сразу бросались в глаза. Впридачу, Семен все же не сдержался и резко шатнулся, да так, что чуть не грохнулся, пришлось быстро схватиться за стол и сесть на краешек кровати. Он еще не дошел до такой кондиции, когда вместо слов изо рта у него вылетали перепутанные буквы, и нужно было объясняться жестами. Говорил пока он внятно, только с небольшими запинками, замедлениями и убыстрениями, словно пластинка, которую ушлый диджей то притормозит жирным пальцем, то завинтит, ускоряя обеими руками.
— Ну, чего скуксилась? В школе что ли чего? А?
— В школе, в школе!
— В десятый-то берут что ли? Или не берут? А? Да чего молчишь-то?
— Берут! Только тридцать тысяч нужно платить! А у меня на моей книжке только десять накопилось!
Отец даже глазом не моргнул. На книжке этих денег не было уже пару недель. Семен снял их, пытаясь хоть немного подправить финансовое положение семьи, и стал участником первой ступени финансовой пирамиды ООО ”Золотой Хеопс”, с офисом в ДК Дзержинского, весьма солидной организации, ибо туда шушеру и на порог не пустят. Возвратить деньги можно было лишь через год, но увеличенные в три раза.
— Не хватит! — ответил он, будучи уверен, что даже если бы деньги были, их все равно не хватило бы.
— Да я знаю. Что делать-то? — Владе в голову поперли мысли: она стоит в халате, беретке с пупочкой и в слесарных очках, как одноклассники на уроках труда, в волоса вплелись спиральные алюминиевые стружки. Завод! Ее отчитывает мастер: пять деталей запортачено! Или: колхоз, она идет в ватнике и резиновых сапогах, с ведром, полным отрубей и щупом для взятия проб, от нее пахнет головневым зерном, и будущий муж, прежде чем лечь в постель, облагораживает комнату освежителем воздуха. Ей стало вдруг так горько и противно, что она съежилась и захныкала, дрыгая плечами.
— Куда я теперь пойду? На завод? Лаборанткой? В рогачку?
Отец неуклюже перевернул ее на спину.
— А как же Сашок?
— Какой еще Сашок?
— Сашок? Товстыко. Со шрамом вот таким, — он чувствительно царапнул ее через все лицо нестриженным ногтем.
— Что еще за Сашок?
Она, впрочем, припоминала дядю Сашу Товстыко. Тот работал с отцом в угрозыске, и катал Владу на маленьком ослике. Потом он куда-то исчез.
— Он сейчас под Лугой живет. А работает в технаре начальником охраны. Так он тебя туда безо всякого устроит.
— Что еще за Луга?
— А под Питером. Далековато, правда, ну так…
— Пап, а это вообще реально?
Отец выплыл в соседнюю комнату, где-то лазил в шкафу, потом помахал красненьким блокнотом «Участнику комсомольской конференции»:
— Смотри! — Он закрыл поплотнее дверь, и начал звонить по телефону.
Несмотря на то, что дверь была закрыта очень крепко, его черные матюги вскоре услышал, наверное, весь дом.
— Сашок! Здорово, бродяга! — Нематные слова слышны были очень плохо. Вскоре отец опять вошел с невыразительной улыбкой.
— Готовь аттестат, четыре фотографии три на четыре, и справку, что здорова. Он тебя ждет в августе. Все сделает.
— Пап, что, правда, что ли?!
— Сукой буду.
— А с чего это он решил помочь?
— Да должок за ним небольшой.
— А что за техникум?
— Сельскохозяйственный. На бухгалтера три года учишься, а потом — хочешь на производство, хочешь в институт Питерский на второй курс. Без вступительных экзаменов.
— Пап, но я не хочу в сельхоз! Какой из меня сельхозник? Тем более бухгалтер!
— А куда ж ты хочешь?
— Ну, не знаю, на журналиста или на рекламщика, чтоб хоть интересно было.
Расслабившись от неожиданной удачи, Влада решила, что отец сейчас вспомнит еще кого-нибудь и вынет из шкафа другой блокнот. Но этого не произошло. Сашок Товстыко был единственным другом отца, который, уйдя из органов, мог ей хоть чем-нибудь помочь. Только в сельхоз.
Когда мать узнала про Товстыко, она сперва раскричалась, что тот — алкоголик еще хлеще отца, что ничего у него не получится. Даже позвонила в Лугу. Невидимый спаситель каким-то образом смог уговорить ее, и все вскоре было решено. Немаловажную роль сыграло то, что Товстыко бросил пить и работал директором охранного предприятия. По истечении недели Влада свыклась с тем, что ей придется стать бухгалтером в сельском хозяйстве. Тем более что это на самом деле очень высокооплачиваемая должность. После питерского университета ты ведь не будешь работать в колхозе, по колено в говне, это не Пенза. Можно работать на комбинатах, крупных торговых корпорациях и в экспортных концернах.
Влада подала заявление и забрала документы из своей школы. Заняло это всего несколько дней. Все было решено и кончено. Ничто не могло уже остановить ее от стремления все изменить. Дом, родители, школа? Если что разве Сева? Всеволод?
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. Утро
— Как бы потактичней сказать, чтобы она сваливала, — спящая девушка и не думала просыпаться, — эгоистка! Я ж ее предупреждал! Разозлился. — Эй, детка, вставай. Мне к экзаменам надо готовиться.
Девушка подняла сонное удивленное лицо, три секунды смотрела на него, потом снова рухнула на кровать и повернулась на бок.
— Эу, ты вставать будешь?
— Костя, милый, какие экзамены? Ты же сын декана. — Парень положил руки за голову и вытянулся с шипением и удовольствием, расслабился. Это правда. Отец — декан, и Костя будет учиться, даже если на вступительном экзамене перепутает Куликовскую и Сталинградскую битву.
— Все равно пора вставать, слышишь, эй, Вера! — В ответ девушка выгнулась и прижалась голыми ягодицами к Косте. Он снова начал возбуждаться и хотел было обнять Веру, но тут зазвонил мобильник. Одной рукой он прижал трубку к уху, а другой разминал у Веры тугие грудки, на которые он клюнул вчера ночью на клубной вечеринке.
— Костя, я знаю, что ты не один. Как-нибудь реши эту проблему! Отец тебя хочет видеть.
— Хорошо, мам, — вырубил телефон. — Эй, Вера, все, быстрей собирайся и уходи, сейчас отец завалится!
— Ну и что? — лукаво протянула Вера и приподнялась на локтях и откинула одеяло.
— Короче, все, давай, быстрей, уходи!
— А мне еще надо душ принять!..
— Дома примешь! Понимаешь, у меня проблемы будут, если тебя отец увидит!
Вера недовольно вздохнула и начала оглядываться в поисках своей одежды. Костя нащупал под кроватью тряпочный ком, зацепил его, и передал Вере. Она пыталась высвободить из него белье, запуталась в колготках.
— Слушай, ну быстрей, что ты копаешься! — Вера, одеваясь, мрачно сопела. Костя натянул джинсы, вывел подругу в коридор, открыл входную дверь, вышел вслед за ней в подъезд, там придержал ее, чмокнул в щеку, пробурчал:
— Ты была самой лучшей, — Вера вырвалась, и убежала вниз по лестнице, не оглянувшись. Костя почувствовал облегчение и неприятный осадок от выпроваживания Веры почти одновременно.
