Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени
Я никогда не беру чужого. Я не воровка и не убийца. Но я была на него ужасно зла и подумала, что хоть на подарок-то надо взять. Если уж с любовью не получилось.
Он тоже вышел на кухню и как-то странно на меня поглядел. Сам без штанов.
— Тебе нужны деньги? — спрашивает. — Только попроси. Пару баксов я тебе дам.
Наверное, он считал, что поступает чинно-благородно. Как же, сам деньги предложил. Но тогда мне показалось, что я в его глазах — воровка. И шлюха, которая сейчас еще торговаться будет. А я встречаюсь с парнями только ради любви. Ради того, что я называю любовью. Пусть я ошибаюсь, пусть это не то. Так тому и быть. Но денег за любовь я не требую.
Он направился ко мне, и я схватилась за его пистолет.
Наверное, он подумал, что я решила его обокрасть. Мне так показалось. И я наставила на него пистолет. Большой и тяжелый.
Все произошло очень быстро. Лицо у Леонарда было по-прежнему ласковое-ласковое. Но на нем уже появилась тревога. И страх. Будто я и взаправду в него выстрелю. А я и думать не думала. Просто щелкнула предохранителем, чтобы его припугнуть. И даже успела сказать: «Прочь с дороги».
Ну, тут он на меня бросился и схватил за руку. За ту, в которой я держала пистолет. Было очень больно. Пальцы так и сплющились о проклятую железяку. Я изо всей силы дернула руку, только бы не отдавать пистолет. Вдруг Леонард разозлится и застрелит меня.
И тут раздался грохот. Я до смерти перепугалась, только до меня не дошло, что это выстрел. Я до сих пор не понимаю, как все получилось. Наверное, случайно зацепила пальцем спусковой крючок. Не знаю. Все произошло очень быстро. Именно так, как я сказала.
Я прямо обалдела. Ведь я его застрелила. Все к тому и шло, но я-то этого не понимала. Еще я никак не могла уяснить, откуда у Леонарда дырочка между глаз. Пистолет-то смотрел ему в живот. Наверное, когда я вырывала руку, ствол как-то дернулся вверх. А может, это Леонард пытался отвести мою руку в сторону, чтобы я в него не попала. Только я бы и так не попала… Не знаю, ничего не знаю. Ведь все случилось очень быстро.
Столько всего сразу свалилось на меня. Но голова осталась ясной. Я могла нормально думать. Когда он рухнул на пол все с тем же блаженным выражением на лице, я увидела занавески и то, что на них повисло. Блин, подумала я. Все, уже не отстираешь. Надо же было такому случиться, еще подумала я. Теперь Розалита меня точно прогонит.
Я посмотрела на Леонарда. Лицо у него было счастливым. Что, если он и вправду меня любил?
И я забрала его кредитки, и деньги, и пистолет.
И отправилась искать маму. В дурное место. На самое дно.
Там я ее и обнаружила. В этом самом доме, заколоченном досками. Только я знаю, как проникнуть внутрь через черный ход. Люди здесь мерзкие, просто ужас. Но их можно не бояться. Им ни до кого нет дела, им своего хватает. Мама сидела на полу в кухне, привалившись спиной к обгаженной плите. Эту плиту словно кто облил кетчупом сверху донизу и не потрудился вытереть. Как только люди могут жить в таком свинюшнике?
— Привет, девочка, — пробормотала мама. Слова у нее наползали друг на друга и челюсть тряслась.
Прямо никуда не денешься от грязищи. Розалитину берлогу теперь уж никогда не отмоешь, что уж говорить про эту кухню. Но мне хотелось побыть вместе с мамой, зря, что ли, я ее искала? И вообще мне было очень не по себе.
Я отправилась в магазин на углу и купила рулон бумажных полотенец и какое-то чистящее средство в пластиковой бутылке, его еще разбрызгивать надо. Откуда деньги? Из кошелька полисмена Леонарда, откуда же еще. Со всем этим добром я вернулась в жуткий дом и намыла кусок пола рядом с местом, где сидела мама.
Пока я мыла, мне вроде полегчало. Я гнала от себя мысли, но что-то простенькое так и копошилось у меня в голове. Типа: завтра надо сходить к Малышу Джулиусу и толкнуть ему кредитные карты и пушку. А так голова была пустая-пустая.
Мама тем временем отрубилась. Тогда я просто взяла ее за руку и перекатила на чистое место, а сама легла рядом и попробовала заснуть. Я могу спать только на чистом. А о том, какая мерзость вокруг твоего отмытого куска, лучше не думать.
И я знала, что во мне ребенок. В этот вечер я зачала.
С того дня прошло уже немало времени, и я говорила кое с кем обо всем этом. Все называли меня чокнутой. О беременности невозможно узнать так сразу. К чему тогда женщинам все эти тесты, на которые надо пописать? Все бы и так в одночасье знали, что залетели. Только я стою на своем. Уже в тот вечер я знала, что у меня будет ребеночек, и знала, что он всегда будет меня любить. Ведь твое дитя даст тебе вечную любовь. Это тебе не случайный гость, который только и ждет, чтобы посмотреть на часы и выдать: «Блин, а ведь мне пора бежать».
Я решила про себя, что тоже буду его любить. Больше всего на свете.
Вот так все и произошло.
И ничего за душой у меня больше нет.
Я положила голову на полу маминого пальто и уснула.
МИТЧ, 25 ЛЕТ
Телефонные звонки с верхнего этажа
В то утро настроение у меня было хуже некуда. Пришлось вылезти на середину нашей паршивой улицы и размахивать руками, точно псих, — в надежде, что фургончик Федеральной экспресс-почты остановится. Эти поганцы, штатные сотрудники моей фирмы, забыли сообщить точный адрес. Не знаю, на самом деле шофер меня не заметил или притворился, но фургончик свернул за угол. Только его и видели.
Ох я и разозлился.
«Уволю всех на хрен, — подумал я. — Кого-нибудь точно с работы попру. Никому нельзя доверять. Работнички, мать их».
Ни в коем случае не нанимайте в свою фирму друзей. Толку не будет. И никогда не открывайте контору в своем собственном доме, а то у дружков наступит совсем уж полный расслабон. А бизнес — это вам не игрушки.
И тут я услышал голос, такой забавный тоненький голосишко.
— Привет, там, внизу.
Я огляделся. Даже жутковато стало. Если это одного из моих людей на шутки повело, не вижу ни хрена смешного. Не в том я настроении.
— Я наверху, — пропищал голосок.
— Кто это? — спрашиваю.
— Это я. Леонард.
— Какой еще Леонард?
— Леонард сверху.
Из окна третьего этажа соседнего дома мне махал рукой маленький мальчишка. Словно я не фургончик пытался остановить, а лично его приветствовал, и он мне отвечает.
Не было у меня сил растолковывать ему, как сильно он ошибается. И вся злость из меня испарилась, хотя мне она еще пригодилась бы.
Я сделал несколько шагов и остановился на газоне под его окном.
— Привет, верхний, — говорю.
— Привет, нижний, — отвечает.
В мальчишке было что-то азиатское. Но не только. Разные расы смешались в нем как в плавильном тигле. Он улыбался мне щербатой улыбкой. Волосы у него были черные и блестящие, как смола, и торчали в разные стороны. Казалось, кто-то когда-то пытался их пригладить, но на полпути бросил это занятие. Ну чистый репей.
Я попытался припомнить, чего это я тут стою и злюсь.
— Леонард, а дальше? — спрашиваю.
— Леонард Леонард. И больше ничего. Так меня зовут.
Тут я допетрил, что он меня разыгрывает. По-доброму. Вот сейчас вернусь в контору, и уж там-то меня разыграют по-настоящему.
— У тебя такое короткое имя? Леонард, — и больше ничего?
— Эге, — отвечает.
На носу у Леонарда очки с толстенными цилиндрическими стеклами в массивной черной оправе. Голову он наклонил так низко, что очки, казалось, сейчас свалятся с носа и упадут в траву, прямо к моим ногам.
— У тебя сейчас очки свалятся, — говорю.
— Ни за что. Посмотри. — Он развернулся, и я увидел, что очки завязаны у него на затылке широкой черной резинкой.
— Круто, — восхищаюсь я.
— Ну, — ухмыляется Леонард. — А то.
Когда я вернулся в контору, Кэхилл держал трубку телефона моей личной линии.
— Это тебя, Док, — говорит. У самого вид озадаченный.
— Сейчас угадаю кто. Мальчишка?
— Точно, Док. — На роже у Кэхилла изображается облегчение: я реагирую нормально, значит, ничего страшного.
Беру трубку и зажимаю между ухом и плечом.
— Леонард, это ты?
— Привет, Митч. Сработало!
— Ты все сделал правильно, Леонард.
Сажусь за свой компьютер и принимаюсь за текучку: продираюсь сквозь дебри HTML-кода на веб-сайте клиента-риелтора, пытаясь разобраться, почему сайт глючит. Графф твердит: с компоновкой кода все в порядке. Только мало ли что Графф твердит.
— О чем потолкуем? — спрашивает Леонард.
— Не знаю. О чем ты толкуешь, когда звонишь посторонним людям?
— Ни о чем таком. О всякой всячине.
Вся моя неловкость вдруг улетучилась.
— Ладно. Значит, всякая всячина. Давай.
И мальчишка дал. Битый час не закрывал рта. Я много чего узнал про езду по шоссе у Лос-Анджелеса наперегонки с луной и про одолженные автомобили с ключами зажигания, забытыми в замке. В гонках никто не выиграл, а ему самому, кстати, уже пять лет. И еще есть одна тетя, которую зовут Розалита (они навещали ее в тюрьме), и он думал, она ему бабушка, но оказалось, у него вообще нет бабушки. А родился он раньше срока, его маму звать Перл, и они уехали из Лос-Анджелеса, так как мама считает, что здесь безопаснее. Фамилии у него никакой нет, и он провел массу времени в больницах. У них ужасно чисто, мама любит, чтобы было чисто, и миссис Моралес, квартирной хозяйке, нравится, в каком порядке Перл содержит дом. Сейчас Перл прибирается в другом доме и попросила миссис Моралес приглядывать за ним, но миссис Моралес, как всегда, спит перед телевизором, и он совсем один. Когда он вырастет, то заведет хорошую большую собаку, совсем как та, что каждый день гуляет по нашей улице в шесть утра, неужели я ее не видел?
