Кэтрин Райан Хайд - Любовь в настоящем времени
Только он отдергивает руку и уходит прочь. Шагает себе, а я смотрю ему вслед. Такой человек чувствует чужое горе. Когда столкнется с ним нос к носу. Вот что говорю я себе, глядя ему вслед.
Тут из бара вываливается какой-то белый глист с зачесанными назад волосами и заявляет, что, может, он и есть Лоботряс. А может, и нет. Смотря кто его спрашивает. Я спрашиваю, говорю. Ну, белый и отвечает, что в таком случае он Лоботряс.
Спрашиваю, не видел ли он мою маму. У нее такой шрам на лице, ее легко запомнить.
— Вроде была такая покупательница, — говорит. — Только сейчас, наверное, она уже дома. Употребляет покупочку.
Сказал он все это и глазами меня ест. А я говорю ему, мистер Лоботряс, так ведь дома-то у нас нет. А вы что думали? Когда-то у нас была своя квартира, только давным-давно.
Он только головой покачал — и назад в бар.
Я еще минутку постояла под эстакадой. Бум-бум. Бум-бум.
Потом пошла на остановку. Три доллара — лучше, чем ничего.
Как из-под земли передо мной вырастает парень и к стене прижимает. Мальчишка, не старше меня. Но здоровее. Вокруг никого. А он наваливается на меня всем своим вонючим телом.
— Что тут у тебя припрятано для меня? — спрашивает. — Денежка?
Прикидываю, стоит ли драться из-за трех долларов. Вообще-то всыпать по заднице я могу. Не в первый раз. Но устраивать махач ради трех баксов в собственный день рождения как-то не катит.
Где ты, белый мужик с блестящим золотым кольцом? Ты бы мне ох как пригодился сейчас.
— У меня только три доллара, — отвечаю.
— Блин, это не деньги, — говорит.
— Ну так оставь их мне.
Как же, жди. Мало того, что все из кармана шортов выгреб, так еще и сильнее к стене притиснул. Что хочу, мол, то и получу. Я чуть в рожу ему не плюнула.
Но тут он говорит:
— Да на хрена ты мне сдалась.
И выпустил меня. Ну плюнуть-то я все равно в него плюнула. А он мне дал пинка и смылся.
Что тут делать? Сижу на автобусной остановке. На маршруте есть один водитель, который меня возит бесплатно. Прижмет палец к губам и скажет тихонько: «Нам по пути». Очень милый дяденька. Но вот автобус подъезжает, а за рулем — дама. Автобус останавливается, дверь со старческим кряхтением открывается. Я сижу. Шоферша смотрит на меня, я — на нее.
— Садишься? — спрашивает. — Или будешь весь день тут торчать?
— Денег нет, — говорю.
А она закрывает дверь и укатывает.
Темнеет. А я все сижу и сижу на остановке.
Я вообще-то знаю, где можно разыскать маму, но это далеко, да и место-то уж больно дурное. Самое дно.
Неужели она там?
Тут рядом останавливается полицейская машина.
Вылезает коп и подходит ко мне. Ничего особенного. Я же не знала, что из всего этого выйдет. Ни одна живая душа не знала. И копа этого я в первый раз видела. Только кто бы он ни был, Леонард, или отец Леонарда, или кто-то еще, он уже был смертник. Так уж сложилось, хоть я об этом и не подозревала.
Этот коп, он даже присел на корточки у скамейки на остановке.
— Долго сидишь здесь, — говорит. — Уж столько автобусов пропустила. Далеко живешь?
Я посмотрела на его значок с именем. Леонард Ди Митри. Я глянула на его напарника, который сидел в машине. У него усы были и губа какая-то странная. Будто ее рассекли надвое. Наверное, он и усы-то отрастил, чтобы губу прикрыть. Только рубец все равно торчал.
Вид у напарника был недовольный. Ему явно здесь не нравилось. Может, конечно, это из-за губы он таким недовольным выглядел. Потом я опять посмотрела в глаза полисмену Леонарду и улыбнулась. У Леонарда был вкус, это я тотчас поняла. Вообще сразу стало ясно, что он хороший мужик. Теперь я могла спокойно вернуться на квартиру к Розалите. День-то уже был на исходе.
Я села с ними в машину, и Леонард спросил, как меня зовут. Я назвала и фамилию, и имя. В присутствии криворотого. Сама не знаю почему. Мне почему-то стало хорошо, и я забыла об осторожности. Глупо. Я это тотчас поняла.
А вот насколько глупо, показало время.
— Однако. Ну и чистюля же твоя мама! — сказал Леонард, когда мы прибыли к Розалите.
Я не стала говорить, что Розалита мне не мама. Я промолчала, что чистота в доме — моих рук дело. Для меня очень важно, чтобы все блестело. Там, где я живу, можно есть прямо с пола. Или с сиденья стула. Или из раковины, сверкающей сталью. Ни микробушка не прицепится. Только не мешайте мне. Где я, там чистота. Оказывается, это полезный дар. Если вы несете с собой чистоту, всегда найдется местечко, где вам рады.
Я задумалась, что говорить полисмену Леонарду и чего в разговоре касаться не стоит.
Своего напарника с разрезанной губой Леонард высадил у участка, потом отогнал патрульную машину. К Розалите мы ехали уже на его собственном автомобиле, на «корвете» с раскладной крышей и разными наворотами. Вот это была поездочка! Она одна стоила целого дня рождения. Когда мы отъезжали, криворотый как-то странно посмотрел на Леонарда. И еще закричал что-то нам вслед. Но мой друг Леонард, мой мужчина-подарок только отмахнулся. Без тебя, мол, знаю, что почем.
— Вверх по лестнице, — сказала я, когда он привез меня к моему жилищу. Да хоть домом его назови, лучше не станет.
Он не задавал вопросов, ничего такого. По лестнице мы поднялись тихо-тихо. Только когда уже были в квартире, Леонард сказал насчет чистюли.
Я взяла его за руку и отвела в ванную. Тут он опять заговорил:
— Ты точно этого хочешь?
Такие слова мужчина говорит, когда ему трудно разобраться в своих чувствах, так много их наваливается сразу. Мужик, который гнет свое, никогда не спросит ни о чем таком. Хочешь, не хочешь, ему плевать. Но я все равно удивилась. Ведь между нами все было ясно уже на автобусной остановке. К чему лишние слова? Хотя приятно, конечно.
Леонард был высоченный здоровяк. Наверное, итальянец. Просто красавчик с темными волнистыми волосами. Обручального кольца нет, но иногда ведь женятся и без него. Вот интересно, женат ли он. Может, у него ребенок моих лет. Если даже так, вдруг он меня полюбит. Тогда все изменится, прямо с завтрашнего дня. Даже если он женат. У Розалиты был когда-то женатик, который ее любил. Он оплачивал ей квартиру, и приезжал три раза в неделю, и привозил цветы и вино. Мне даже почудилось, что Леонард — мой подарок на день рождения. Он будет меня любить и платить за квартиру.
Я так и не ответила на его вопрос. Мы вообще как в рот воды набрали. И молчали долго-долго.
Прошла, наверное, куча времени, прежде чем он опять открыл рот. Я засмеялась. Ведь он сказал:
— Ничего подобного в жизни не испытывал.
И голос у него был нежный, и шел он из самой глубины груди. У Леонарда была такая волосатая грудь. Слова его прозвучали мягко-мягко. Как тут не поверить, что он и вправду влюбился в меня?
— Что? — говорю. — Ты никогда раньше не занимался сексом? Вот уж не верю! Только не ври мне. Ведь все так здорово.
— Да нет, я не про то, — говорит. — Я не это имел в виду. Секс, а как же. Все было. Только не с девчонкой твоего возраста.
Может, он врал мне? Я часто думала об этом. Ложь это была или правда? Могло ли такое быть, чтобы ему все эти годы хотелось молоденькую, но никак не складывалось? Или все это были только слова? За свою жизнь я наслушалась брехни. А вдруг он все-таки говорил правду? Ужасно, что я убила его именно в этот момент. Теперь уж не узнать.
Тут он что-то расшалился, как маленький мальчишка. Даже щекотать меня стал. Ну дети детьми. Только голые, и в кровати Розалиты. А здесь малышам не место.
Потом он посерьезнел, сдвинул волосы у меня с лица и посмотрел прямо в глаза.
«Я так рад, что повстречал тебя» — вот что он сказал. Прямо мне в лицо. А я подумала, вот и любовь. Уж точно любовь. Подарок мне на день рождения.
А он смотрит на часы у меня за спиной.
— Блин, — говорит. — Идти надо. Пора домой. Блин.
И все это чувство, всю эту треклятую любовь как корова языком. Раз — и нету. Ты ее ждешь, ждешь, а любовь хвостиком вильнула, и поминай как звали. Почему так?
Я встала с кровати и прошла на кухню. На до блеска вылизанную Розалитину кухню. Мне было очень плохо. Я ведь так обманулась насчет любви. Он уже одевался, ему было пора домой. Прощайте цветы и вино, больше он не придет. Поразвлекся, и будет. Если это любовь, мне ее, такую, не надо.
Я злая была, дальше некуда.
Его форменный китель висел на кухонном стуле. Пояс с кобурой лежал тут же. В руках у меня были его брюки, я подняла их с пола в спальне. Собиралась их аккуратненько сложить и повесить. Рядом с кителем. Ни воровать, ни убивать я не собиралась. Я не такая. Просто я терпеть не могу, когда вещи валяются на полу. А может быть, мне хотелось, чтобы он побыл со мной еще немножко. Но тут мне под руку подвернулся его бумажник. В кармане лежал. Увесистый такой.
Я никогда не беру чужого. Я не воровка и не убийца. Но я была на него ужасно зла и подумала, что хоть на подарок-то надо взять. Если уж с любовью не получилось.
