Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 11 2006)
Вера Мушникова, которой тоже не спалось после вчерашнего триумфа над подругами, вдруг появилась на середине вагона.
— Посидите со мной, Верочка, — сказал я.
— Подождите, я растрепанная, — сказала Вера и быстрыми, точными движениями стала укладывать себе волосы. Появились две букольки — справа и слева. Не доделав прически, Вера присела рядом со мной и поежилась.
— Холодно, — сказала Вера.
Я накинул ей на плечи свою куртку и посторонился, чтобы дать ей сесть у огня.
Нам не о чем было разговаривать.
Я первый нарушил молчание.
— Вы сидите как на сцене, — сказал я, — свет на вас падает, а кругом темнота. Как будто там зрительный зал. А я — единственный зритель.
— Правда, — сказала Вера, — немножко похоже.
— Вы когда-нибудь играли на сцене?
— Я была в театральной студии, — сказала Вера.
— Долго были? — спросил я, не зная, что бы еще спросить.
— Недолго, — сказала Вера, — я много еще где была.
— Что вы делали до войны, Верочка? — спросил я.
— В последнее время была в бутафорской мастерской. Мы приготовляли разные вещи для спектаклей.
— А раньше?
— Раньше всего я была поваренком. И я там сделала для выставки балерину.
— Восковую?
— Нет, из масла. И шелковое платье от куклы. Моя балерина попала на выставку, и меня взяли в бутафорскую мастерскую. Только мне там не нравилось. Там как на задворках.
— Поваренком было лучше?
— Нет, и там было скучно. Знаете, повара вечно сидят где-нибудь в комнатке возле кухни, с красными носами, и пьют чай. Я там хотела придумать немыслимое блюдо, чтобы оно меня прославило.
— Вам хочется славы?
— Хочется. Что-нибудь такое сделать лучше всех, чтобы все на меня смотрели и чтобы мне подражали.
— Все равно чтo, только бы прославиться?
— Знаете, — сказала Вера, — я, когда еще маленькая бывала в цирке, потом сама могла делать разные фокусы. Например — это очень трудно: взять стакан с водой и лечь на пол и потом встать и не пролить ни капли.
Она изменилась в лице, оживилась и заинтересовалась разговором, как маленькая девочка.
— А в студии вам нравилось?
— Да, но я была там недолго, — сказала Вера. — Хотите, я кого-нибудь представлю? — При этом она встала, вытянулась и дернула головой, в точности как это делаю я. Потом она состроила бессмысленные глаза и уставилась куда-то в пространство.
Я расхохотался.
— Вам подошло бы быть актрисой. У вас прелестная манера говорить и очень точные движения, — сказал я.
— Как вы это заметили? — спросила Вера. — Я думала, что вы никогда никого из нас не видали.
— Почему?
— Потому, что вы вечно лежите у себя наверху и разговариваете только с Асламазяном и с докторшей Ниной Алексеевной. Она вам, наверное, нравится.
— Я лежу, потому что я болен, — сказал я.
— Что же с вами?
— У меня болит сердце, — сказал я и вспомнил о своих страхах.
— Это и у меня бывает, — легкомысленно сказала Вера, — поболит и проходит. А все-таки, нравится вам Нина Алексеевна?
— Вы мне нравитесь, — сказал я и обнял Веру.
«Зачем я это делаю?» — подумал я и повернул ее к себе, чтобы поцеловать. Вера повернулась. Я быстро отстранился, потом взял ее руку и осторожно поцеловал кончики пальцев. Она так изменилась в лице, что у меня сердце остановилось на секунду.
— Ай, не надо, — сказала Вера и отдернула руку.
Я смотрел в огонь.
— Я сейчас покажу вам какой‑нибудь этюд, как мы делали в студии, — скороговоркой сказала Вера и, сняв с руки невидимую перчатку, отыскала на ней невидимую дырочку и невидимой ниткой принялась ее зашивать.
Я в самом деле только тут в первый раз увидел Веру. У нее было смугловатое лицо, небольшие темные глаза, временами зеленые, непонятное сходство с Марией-Антуанеттой, извилистые губы; прелестный овал, очерченный какой-то чистой и почти отвлеченной линией. Во взгляде были стремительность и лукавство: лицо из картины Ватто.
VII
Утром у меня снова было удушье, но я так долго носился со своим страхом смерти, что он у меня прошел. Эшелон стоял на запасных путях без паровоза. Я вынул «Вертера» из своей полевой сумки и пошел побродить. Вернувшись, я попал в самую середину ссоры. Левит топтался на бревнах у печки и ревел: «Я не допущу, чтобы какая-нибудь проститутка...» Все это относилось к Вере. Девчонки кругом молчали. Докторши варили суп. Маленькая Лариска ползала у всех в ногах. Вера всхлипнула, отвернулась и горько расплакалась.
— Как вы смеете так говорить! Замолчите сию же минуту! — закричал я.
Левит ужасно удивился, потому что меньше всего ждал отпора с моей стороны.
— Да ведь она... — начал он объяснять.
— Я не желаю слушать никаких объяснений, — сказал я, — это недостойно — говорить такие вещи.
Я решительно сел у печки, показывая этим, что готов к дальнейшей борьбе. Все притихло в вагоне в ожидании неслыханной ссоры. Я чувствовал, что способен убить Левита. Вера тихонько всхлипывала, повернувшись ко всем спиной.
Левит заворчал и полез на нары. Вера поплакала и собралась уходить. Я встал, все еще взволнованный, и очень серьезно, почтительно подал ей пальто.
— Что вы делаете с Верой? Она обмерла. Я думаю, никто в мире никогда не подавал ей пальто, — сказала мне Нина Алексеевна. — Вообще Вера довольно противная девчонка, но я все-таки рада, что вы за нее заступились. Нельзя же так обижать, как этот Левит.
Вера вернулась только к вечеру. Все уже было забыто. Она пришла веселая, живая, порозовевшая от холода.
— Я сфотографировалась, — сообщила она.
Девушки собирались в это время на какую-то танцульку тут же на станции. Вера сию же минуту заторопилась идти вместе с ними.
— Да ты хоть поешь, ведь голодная, весь день ходила неведомо где, — говорили ей.
— Некогда, некогда, — торопилась Вера и нечаянно выплеснула свой обед под печку.
Мы с Ниной Алексеевной засмеялись.
— Верочка, вы просто прелесть, — сказал я.
VIII
С вечера я не стал дожидаться припадка и вышел к печке, как только утихло в вагоне. Вера появилась и села рядом со мной.
Ей было немножко неловко за давешнюю сцену с Левитом. Она сидела серьезная, с нахмуренными бровями и смотрела в огонь. Но я видел, что ей ничуть не грустно, а просто интересно посмотреть, что будет дальше.
— Вы только не думайте обо мне плохо, — сказала Вера.
— Все это вздор, Верочка, и нечего вспоминать, — сказал я и тихонько взял ее за руку. — Почему вы вечно куда-то пропадаете? В вагоне так пусто, когда вас нет.
«Ох, не надо этого говорить», — подумал я и отнял руку.
Вера по-прежнему сидела нахмуренная.
— Почему же вы никогда со мной не разговариваете? — спросила Вера.
— По-моему, теперь уж мы подружились, — ответил я.
— Что у вас за книга? — спросила Вера.
Я протянул ей «Вертера».
— Что-то не по-русски, — сказала Вера, — вы, наверное, такой ученый, умный, все время читаете. Я хочу вас попросить: помогите мне написать письмо.
— Кому?
— Моему мужу.
— Разве вы замужем, Верочка? — спросил я.
— Да, уже второй раз. Мой муж на фронте, — сказала Вера, — мы поженились, когда я была в запасной бригаде. Мне там было хорошо. Я тоже хотела пойти с ними на фронт. Но, когда им пришлось идти, меня перевели в этот госпиталь.
— Вы были огорчены, наверное.
— Нет, я сама просила. У меня там тоже всякое было, — сказала Вера.
— Ну, давайте писать письмо, — сказал я.
«Дорогой Алешенька, — писала Вера, — я еду в вагоне. Кругом снега».
— Что бы дальше написать? — спросила она.
— Так очень трудно, — сказал я, — что же мы напишем человеку, про которого я ничего не знаю? Расскажите мне про него сначала.
— Он еще младше меня, — сказала Вера, — ему девятнадцать лет. Он очень хорошо танцует, поет. Его все так любили в этой бригаде. И девушкам он нравился. Спросите у наших девушек. Они его знают. Они все в него влюблены.
