Венедикт Ерофеев - Моя маленькая лениниана
«Что он реакционер, охотно допускаю. Но их надо иначе изобличать. Изобличи на точном факте, поступке, заявлении. Тогда посадим. Надо выработать приёмы ловли спецов и наказания их» (19 апреля 1921).
Очень мило. В. Молотову:
«Предлагаю уволить Абрамовича тотчас. Федоровскому предоставить объяснения, как он мог принять на службу Абрамовича. Федоровского за это наказать примерно» (10 июня 1921).
И шуточки:
«Тов. Цурюпа! Не захватите ли в Германию Елену Федоровну Размирович? Крыленко очень обеспокоен её болезнью. Здесь вылечиться трудно, а немцы выправят. По-моему, надо бы её арестовать и по этапу выслать в германский санаторий. Привет! Ленин» (7 апреля 1921).
И без шуток:
«Если после выхода советской книги её нет в библиотеке, надо, чтобы Вы (и мы) с абсолютной точностью знали, кого посадить» (Тов. Литкенсу, 17 мая 1921).
Тов. Горбунову:
«Ведь есть ряд постановлений СТО об ударности Гидроторфа. Явно они забыты. Это безобразие! Надо найти виновных и отдать их под суд» (10 февраля 1922).
Тов. Каменеву:
«Почему это задержалось? [имеется в виду печатание ленинских „Тезисов о внешней торговле“] Ведь я давал срока 2–3 дня! Христа ради, посадите Вы за волокиту в тюрьму кого-нибудь!..
Ваш Ленин» (11 февраля 1922).
«Наши дома загажены подло. /… / Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц и сажать в тюрьму беспощадно» (8 августа 1921).
«От Центропечати требуйте быстрой рассылки „Наказа СТО“, иначе я их посажу».
«Позвоните Беленькому и скажите, что я зол».
А Брюханову и Потяеву:
«Если ещё раз поссоритесь, обоих прогоним и посадим» (август 1921).
«Медленно оформляли заказ на водные турбины! В коих у нас страшный недостаток! Это верх безобразия и бесстыдства! Обязательно найдите виновных, чтобы мы этих мерзавцев могли сгноить в тюрьме» (13 сентября 1921).
«Если у Вас в Баку ещё есть следы (хотя бы даже малые) вредных взглядов и предрассудков (среди рабочих и интеллигентов), пишите мне тотчас. Берётесь ли Вы сами разбить эти предрассудки и добиться лояльности или нужна помощь?» (2 апреля 1921).
«Либо дурак, либо саботажник злостный мог пропустить эту книгу. Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц» (7 августа 1921).
О Прокоповиче и Кусковой:
«Газетам дадим директиву завтра же начать на сотню ладов и изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение 2-х месяцев».
Наркому почт и телеграфа:
«Обращаю Ваше серьёзное внимание на безобразие с моим телефоном из деревни Горки. Посылаемые вами лица мудрят, ставят ни к чему какие-то особенные приборы. Либо они совсем дураки, либо очень умные саботажники».
Бедняга профессор Тихвинский, управляющий петроградскими лабораториями Главного нефтяного комитета. Одной фразы Ильича было достаточно:
«Тихвинский не случайно арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга» (сентябрь 1921). Расстрелян в 1921 году.
В Главное управление угольной промышленности:
«Имеются некоторые сомнения в целесообразности применения врубовых машин. Тот производственный эффект, который ожидает от применения врубовых машин тов. Пятаков, явно преувеличен. Киркой лучше и дешевле» (август 1921).
В комиссию Киселева:
«Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно и должно делать из торфа. Надо это производство спирта из торфа развить» (11 сентября 1921 года).
Это напоминает нам деловую записку от 26 августа 1919:
«Сообщите в Научно-пищевой институт, что через три месяца они должны предоставить точные и полные данные о практических успехах выработки сахара из опилок».
Ну, это ладно. Воображаю, как вытягивалась морда у наркома просвещения Анатолия Луначарского, когда он получал от вождя такие депеши:
«Все театры советую положить в гроб» (26 августа 1921).
Или телеграммы:
«Какие вопросы Вы признаете важнейшими, а какие — ударными! Прошу краткого ответа» (8 апреля 1921).
Для Политбюро ЦК РКП(б):
«Узнал от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой Оперы и Балета» (12 января 1922).
Раздражение ещё вызывают поэт Маяковский и Народный комиссариат юстиции.
Тов. Богданову:
«Мы ещё не умеем гласно судить за поганую волокиту, за это весь Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках.
И я ещё не потерял надежды, что всех нас когда-нибудь за это поделом повесят» (23 декабря 1921).
Тов. Сокольникову:
«Не спит ли у нас НКЮст? Тут нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар. НКЮст, кажись, не понимает, что новая экономическая политика требует новых способов, новой жестокости кар.
С коммунистическим приветом. Ленин» (11 февраля 1922).
Начинается изгнание профессуры.
Каменеву и Сталину:
«Уволить из МВТУ 20–40 профессоров. Они нас дурачат». (21 февраля 1922).
Ф. Э. Дзержинскому:
«К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров. Надо это подготовить тщательнее. Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг. Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручите всё это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ.
Не все сотрудники „Новой России“ — кандидаты на высылку за границу. Другое дело питерский журнал „Экономист“. Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3 напечатан на обложке список сотрудников. Всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация её шпионов, слуг, растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих вредителей изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу.
Прошу показать это секретно, не разглашая, членам Политбюро с возвратом. Вам и мне.» (19 мая 1922).
А тов. Кржижановский, которому было поручено 10–50 человек обучить электричеству, надорвался и тоже захотел в Европу.
Тов. Сталину:
«Прошу немедленно поручить НКИнделу запросить визу для въезда в Германию Глеба Максимилиановича Кржижановского и его жены Зинаиды Павловны Кржижановской. Речь идет о лечении грыжи.
С коммунистическим приветом. Ленин» (25 апреля 1922).
А тов. Иоффе обязан лечить в Европе свой невротический недуг, который заключается вот в чём.
Тов. Иоффе:
«Во-первых, Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что ЦК — это я. Такое можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления. Зачем же так нервничать, что писать совершенно невозможную, совершенно невозможную фразу, будто ЦК — это я? Это переутомление. Отдохните серьёзно. Обдумайте, не лучше ли за границей.
Надо вылечиться вполне». (17 марта 1921).
И тут же следом — Г. М. Кржижановскому:
«Я должен тыкать носом в мою книгу, ибо иного плана серьёзного нет и быть не может». (5 апреля 1921).
А тов. Чичерин вовсе и не просил о лечении, но получилось так: тов. Чичерин представлял нашу державу на Генуэзской конференции с только недавно опубликованным напутствием Ленина:
«Ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощёчину. Действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью. (…) Нельзя упускать случая» (25 февраля 1922).
В. Молотову:
«Сейчас получил 2 письма от Чичерина. Он ставит вопрос о том, нельзя ли на Генуэзской конференции за приличную компенсацию (продовольственная помощь и пр.) согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство других партий в Советах.
Сделать это в угоду американцам. Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо лечить, немедленно отправить в санаторий» (23 января 1922).
И через день тому же Молотову:
«Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен, и сильно болен. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлём его в санаторий» (24 января 1922).
